«Мы разговорились. Парнишка оказался симпатичный. Сказал, что его зовут Алекс. Голодный он был как волк. Очень-очень-очень голодный. Но жизнью был реально доволен. Сказал, что кормится съедобными растениями, определяя их по своей книжке. И, судя по всему, сильно этим гордился. Сказал, что шляется по стране, что это у него такое великое приключение. Рассказал, как бросил машину и сжег все свои деньги. «Это еще зачем?» – спросила я. А он заявил, что деньги ему ни к чему. У меня сын приблизительно его возраста, и мы с ним вот уже несколько лет совсем не общаемся. Я тогда сказала Бобу: «Чувак, надо взять его с собой. Ты его поучишь уму-разуму». Алекс доехал с нами до Орик-Бич, где мы тогда стояли лагерем, и он недельку прожил с нами. Очень хороший был парень. Мы в нем души не чаяли. Потом он уехал, и мы думали, что с концами, но он сам держался на связи. Следующую пару лет раз в месяц или два от него приходили открытки».
Из Орика Маккэндлесс отправился дальше на север по побережью. Он проехал через Пистол-Ривер, Кус-Бэй, Сил-Рок, Манзаниту, Асторию, через Хокайам, Хамтулипс, Куитс, через Форкс, Порт-Анджелес, Порт-Таунсэнд, Сиэтл. «Он был один, – как писал Джеймс Джойс о Стивене Дедалусе, своем «художнике в юности». – Отрешенный, счастливый, коснувшийся пьянящего средоточия жизни. Один – юный, дерзновенный, неистовый, один среди пустыни пьянящего воздуха, соленых волн, выброшенных морем раковин и водорослей и дымчато-серого солнечного света».
Десятого августа, незадолго до знакомства с Джен Баррес и Бобом, Маккэндлесса оштрафовали за бродяжничество неподалеку от Уиллоу-Крик, расположенного в золотоносных районах к востоку от Эврики. И тут он допустил весьма нехарактерный для себя ляп. Когда арестовавший его офицер полиции потребовал указать постоянное место жительства, Крис дал ему адрес родительского дома в Аннандейле. В конце августа Уолт с Билли обнаружили в своем почтовом ящике неоплаченную штрафную квитанцию.
К тому моменту родители Криса, до невозможности перепуганные его исчезновением, уже обратились в полицию Аннандейла, но там им ничем помочь не смогли. Получив эту штрафную квитанцию из Калифорнии, они и подавно потеряли покой. Среди их соседей был армейский генерал, директор Разведывательного управления Министерства обороны США, и Уолт отправился к нему за советом. Генерал вывел его на частного детектива по имени Питер Калитка, который уже не раз работал по контрактам и на военную разведку, и на ЦРУ. Он лучший из лучших, заверил генерал Уолта, и если Крис еще жив, Калитка его непременно отыщет.
Оттолкнувшись от выписанного в Уиллоу-Крик штрафа, Калитка развернул тщательнейшую поисковую операцию, отрабатывая даже потенциальные следы, ведущие далеко за границу, к примеру, в Европу и Южную Африку. Тем не менее, никакого результата все эти поиски не давали… вплоть до декабря, когда он, проверив налоговую документацию, обнаружил, что Крис пожертвовал весь остаток своего образовательного фонда Оксфордскому комитету помощи голодающим.
«Узнав об этом, мы всерьез напугались, – говорит Уолт. – В этот момент у нас не было ни малейшего представления, что у Криса может быть на уме. В штрафе за ловлю попуток не было никакой логики. Он был без ума от этого своего «Датсуна», и у нас просто в голове не укладывалось, что он мог бы бросить его и отправиться путешествовать пешим ходом. Хотя теперь задним умом я понимаю, что удивляться мне, наверно, не стоило. Крис всегда считал, что ничего, кроме того, что можно с легкостью унести на собственном горбу, человеку в этой жизни не нужно».
Когда Калитка взялся вынюхивать след Криса в Калифорнии, Маккэндлесс был уже далеко. В этот момент он уже ехал на перекладных через Каскадные горы, поросшие полынью нагорья и лавовые поля бассейна реки Колумбия, через Айдахо в Монтану. Там, неподалеку от Кат-Банка, он познакомился с Уэйном Уэстербергом и к концу сентября начал работать на его элеваторе в Картаге. Потом Уэстерберга посадили, элеватор встал, впереди замаячила зима, и Крис отправился туда, где потеплее.
Двадцать восьмого октября он поймал дальнобойную фуру и доехал на ней до калифорнийского городка Нидлс. «Как же я счастлив, что добрался до реки Колорадо», – написал Маккэндлесс в своем дневнике. Тут он свернул с автострады и пошел пешком по берегу реки на юг через пустыню. Прошагав километров двадцать, он оказался в Аризоне, в пыльном придорожном городке Топок, стоящем на федеральной трассе номер 40 там, где она пересекает границу Калифорнии. Бродя по городу, он увидел на распродаже подержанное алюминиевое каноэ и, повинуясь внезапному импульсу, решил купить его, сплавиться почти на шестьсот пятьдесят километров вниз по течению Колорадо и, преодолев мексиканскую границу, добраться до Калифорнийского залива.
В низовьях, то есть на участке от плотины Гувера до залива, река Колорадо мало чем напоминает неукротимый водный поток, с бешеной скоростью проносящийся через Большой каньон в четырех сотнях километров вверх по течению от Топока. Здесь, на юге, обессиленная многочисленными дамбами и обводными каналами, река неторопливо перетекает из одного водохранилища в другое, неся свои воды через самые жаркие и бесплодные земли континента. Маккэндлесс был глубоко тронут суровой красотой местных солончаковых ландшафтов. Пустыня обострила сладкую боль его желаний, усилила ее, придала ей форму своей засушливой геологией и косыми лучами прозрачного света.
От Топока Маккэндлесс спустился на юг по озеру Хавасу, раскинувшемуся под гигантским, пустым и почти бесцветным куполом неба. Он совершил небольшую экскурсию вверх по притоку Колорадо, реке Билл-Уильямс, а потом продолжил путь вниз по течению через индейскую резервацию Колорадо-Ривер, Национальный заказник Сибола, Национальный заказник Империал. Он плыл мимо зарослей кактусов сагуаро и солончаковых равнин, разбивал лагерь под нагромождениями голых докембрийских валунов. Вдалеке, в призрачных озерах миражей, плавали горы шоколадно-коричневого цвета. На сутки оставив реку, чтобы понаблюдать за табуном диких лошадей, Крис наткнулся на табличку, предупреждающую о том, что он нарушает границы строго охраняемой территории военного испытательного полигона Юма. На Маккэндлесса эта надпись не произвела ровным счетом никакого впечатления, и он продолжил путь.
В конце ноября, проплывая через реку Юма, он сделал небольшую остановку, чтобы пополнить запасы провизии и отправить открытку Уэстербергу, отбывавшему срок в расположенной в Сиу-Фоллс исправительно-трудовой колонии, прозванной в народе «Домом славы».
«Привет, Уэйн! – написал он. – Как там у тебя дела? Надеюсь, с момента нашего последнего разговора ситуация улучшилась. Я вот уже почти месяц бродяжничаю по Аризоне. Отличный штат, скажу я тебе! Виды тут просто фантастические, да и климат чудесный. Но пишу я тебе не столько для того, чтобы просто передать привет, сколько для того, чтобы еще раз поблагодарить за гостеприимство. Сейчас люди твоей доброты и щедрости – это большая редкость. Тем не менее, иногда я думаю, что лучше мне было бы тебя не встречать. Имея деньги, скитаться по свету слишком уж легко. Мне было гораздо интереснее путешествовать, когда у меня не было ни гроша и когда мне приходилось постоянно думать, как добыть себе пропитание. Однако сейчас я без денег долго бы не протянул, потому что в это время года здесь почти никаких сельскохозяйственных культур не растет.