Карин помирилась с родителями вскоре после исчезновения Криса и теперь, в возрасте двадцати двух лет, считает свои отношения с ними «просто чудесными». Она гораздо общительнее брата и даже представить себе не может, чтобы ей захотелось в полном одиночестве уйти в какую-нибудь глушь (или в практически любое другое место, где мало людей). Полностью разделяя возмущение Криса несправедливостью в расовых вопросах, она не видела ни моральных, ни каких-либо других изъянов в богатстве и материальном достатке. Недавно купив новый дорогой дом, она продолжает по четырнадцать часов вкалывать в принадлежащей ей и ее мужу Крису Фишу авторемонтной фирме «C. A. R. Services, Incorporated», надеясь еще в молодости заработать свой первый миллион.
«Я все время наезжала на родителей за то, что они без конца работали и их никогда не было рядом, – с самоиронией вспоминает она, – а теперь посмотрите-ка на меня: я делаю точно то же самое». Крис, признается она, часто подтрунивал над ее капиталистическим запалом, обзывая ее герцогиней Йоркской, Иваной Трамп-Маккэндлесс и «вероятной преемницей Леоны Хелмсли». Тем не менее, его критические замечания всегда оставались всего лишь добродушными подколками. Брат с сестрой были необычайно близки. Однажды Крис написал ей в письме, рассказывающем о конфликтах с Уолтом и Билли, следующие слова: «Так или иначе, я люблю разговаривать с тобой на эти темы, потому что ты единственный человек в мире, способный понять, о чем я говорю».
С момента смерти Криса прошло уже десять месяцев, а Карин все еще скорбит о своем брате. «Не проходит и дня, чтобы я не поплакала, – говорит она с некоторым удивлением. – Труднее всего почему-то приходится, когда я одна в машине. От дома до мастерской всего двадцать минут езды, и я ни разу еще не смогла добраться до работы, не вспомнив о Крисе и не ударившись в слезы. Потом, конечно, все проходит, но в эти моменты мне очень тяжело».
Вечером 17 сентября 1992 года Карин, купавшая во дворе своего ротвейлера, увидела, что к дому подруливает Крис Фиш. Она была удивлена, потому что Фиш, как правило, допоздна работал в «C. A. R. Services» и так рано домой никогда не возвращался.
«Он очень странно себя вел, – вспоминает Карин. – Вид у него был какой-то жуткий. Он сначала ушел в дом, потом опять вышел на улицу и взялся помогать мне мыть Макса. Тут-то я и поняла, что что-то произошло, потому что раньше он никогда этого не делал».
«Мне нужно с тобой поговорить», – сказал Фиш. Они вернулись в дом, Карин ополоснула под кухонным краном ошейники Макса и прошла в гостиную. «Фиш, повесив голову, сидел в темноте на диване. Было похоже, что ему очень-очень плохо. Я попыталась развеселить его, чтобы вывести из этого состояния, и сказала: «Да что с тобой такое?» Я подумала, что его, должно быть, достали своими шутками ребята на работе, что они сказали ему, что видели меня с другим мужиком или чего-нибудь еще. Я рассмеялась и спросила: «Что, нелегко тебе с ними приходится?» Но он даже не улыбнулся. А потом он посмотрел на меня, и я увидела, что глаза у него красные от слез».
«Твой брат, – сказал Фиш. – Они нашли его. Он умер». Сэм, старший сын Уолта, позвонил ему на работу, чтобы сообщить эту информацию.
У Карин потемнело в глазах, и она непроизвольно начала трясти головой. «Нет, – возразила она ему, – он не умер». А потом закричала. Она издала такой громкий и долгий вопль, что Фиш даже забеспокоился, как бы соседи не вызвали полицию, заподозрив его в издевательствах над женой.
Карин свернулась калачиком на диване и рыдала без остановки. Когда Фиш сделал попытку ее утешить, она оттолкнула его и крикнула, чтобы он оставил ее в покое. Истерика продолжалась больше пяти часов, но к одиннадцати Карин немного успокоилась, собрала кое-какие вещи и попросила Фиша отвезти ее к Уолту с Билли в Чесапик-Бич, что в четырех часах к северу.
На выезде из Виргиния-Бич Карин попросила Фиша остановить машину у местной церкви. «Я вошла в церковь и где-то около часа просидела у алтаря, а Фиш дожидался меня в машине снаружи, – вспоминает она. – Я ждала от Бога ответов. Но он так ничего мне и не сказал».
Ранее в тот же вечер Сэм подтвердил, что на фотографии неизвестного бродяги, присланной факсом с Аляски, изображен именно Крис, но коронер Фэрбенкса сказала, что для завершения процедуры опознания ей нужны стоматологические карты и снимки. На изучение полученных от дантиста рентгенограмм и документов ушли почти сутки. Билли отказывалась смотреть на полученную факсом фотографию до тех пор, пока проведенная экспертиза не подтвердила на сто процентов, что умерший от голода молодой человек, найденный в автобусе около реки Сушаны, является ее сыном.
На следующий день Карин с Сэмом вылетели на Аляску за останками Криса. В офисе коронера им передали немногочисленные вещи, обнаруженные рядом с телом: ружье Криса, бинокль, подарки Роналда Франца и Джен Баррес – удочку и швейцарский армейский нож, справочник по растениям, на страницах которого он вел свой дневник, фотоаппарат «Минолта», пять кассет фотопленки и еще несколько мелочей. Коронер протянула Сэму несколько официальных документов, тот подписал их и вернул обратно.
Меньше чем через сутки после прибытия в Фэрбенкс Карин с Сэмом сели на рейс до Анкориджа, где после вскрытия, выполненного в криминалистической лаборатории, было кремировано тело Криса. Работник морга доставил пластмассовую коробку с пеплом Криса прямо в отель, где они остановились. «Я удивилась, когда увидела, какую большую коробку он принес, – говорит Карин. – А имя брата на ней было указано неправильно. На наклейке было написано «КРИСТОФЕР Р. МАККЭНДЛЕСС», но в действительности там должно было быть не «Р», а «Дж». Меня эта ошибка просто взбесила. Я очень разозлилась, а потом подумала: "Крису было бы на это ровным счетом наплевать. Может, он даже посмеялся бы над этим ляпом"».
На следующее утро они вылетели в Мэриленд. Коробку с прахом своего брата Карин везла в рюкзаке.
В самолете Карин не оставила ни крошки от принесенного стюардессой обеда. «Пусть это и была обычная жуткая самолетная еда, – говорит она, – но я просто и в мыслях себе не могла позволить выбрасывать пищу, помня о том, что Крис умер от голода». Тем не менее, в ближайшие недели она внезапно потеряла аппетит и похудела на четыре с лишним килограмма, заставив своих подруг изрядно поволноваться, не становится ли она анорексичкой.
Спустя месяц Билли сидит за обеденным столом и листает фотографический дневник последних дней Криса. Она с огромным трудом заставляет себя рассматривать мутные фотокарточки. Время от времени, по мере изучения снимков, она теряет самообладание и начинает тихо лить слезы, как может лить слезы только мать, пережившая своего ребенка, и выдает этим плачем чувство невосполнимой потери таких масштабов, что само сознание отказывается понимать его границы. Наблюдая вблизи такую скорбь, понимаешь, насколько глупо и бессмысленно звучат даже самые красноречивые аргументы апологетов экстремальных приключений.
«Я совершенно не понимаю, зачем ему нужно было так рисковать, – причитает она сквозь слезы. – Совершенно не понимаю».