Наследники страны Ямато - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Крючкова cтр.№ 20

– Да, господин, – смиренно ответила повитуха.

– Так помоги моему ребёнку!

Пожилая женщина прекрасно поняла, что имел в виду господин Тория – это означало приговор для Мико и спасение для не родившегося младенца.

Последнее, что услышал Тория – плач ребёнка…Он не выдержал, взял кинжал, откинул рукав кимоно и уверенным движением рассёк себе левую руку от кисти и до локтя… Кровь хлынула на светлое татами. Тория не чувствовал физической боли, с наслаждением наблюдая, как татами приобретает красный цвет.

Неожиданно фусуме распахнулась. Не успела госпожа Манами войти, дабы сообщить, что родился мальчик, причём, весьма крупный, видимо, поэтому несчастная и не смогла разродиться, как из её груди вырвался крик ужаса. Перед ней стоял Тория, его кимоно, татами, лежавшие на полу, заливала кровь.

* * *

Госпожа Аояги склонилась над умирающим Фусю. Он тяжело дышал, из груди вырывались хрипы.

– Госпожа… – едва слышно произнёс он, – я счастлив вас видеть в тот момент, когда мне предстоит покинуть этот мир. Что ожидает меня там – никому не известно…

– Вас ожидает Чистая земля Будды, – Аояги взяла советника за руку, глаза её затуманились от слёз.

– Возможно, – похрипел Фусю и смутным взором оглядел присутствующих, но, увы, так и не увидел среди них сына, ведь тот верно служил сёгуну. – Личная императорская гвардия – оплот юного императора… Но китайцам надо платить за преданность. Сохраните её, и Гендзи будет в безопасности. Тоётоми постарается захватить власть, император слишком молод, дабы противостоять…

Фусю начал задыхаться. Госпожа Аояги не выдержала и, закрыв лицо широким рукавами кимоно, удалилась в глубь спальни.

Свидетелями последнего вздоха советника стали лишь лекари.

– Госпожа… – услышала Аояги, утирая слёзы. Она обернулась. Секретарь советника протягивал ей свиток, увенчанный личной печатью Фусю.

– Что это?

– Завещание господина Фусю. Он диктовал его мне, я же – записывал…

– Я исполню любую его волю, – пообещала Яшмовая госпожа.

– Господин Фусю завещал всё состояние и два дома императорской казне, – пояснил секретарь.

– Он и на одре смерти думал о Гендзи, – Аояги снова разрыдалась.

Секретарь пребывал в растерянности, не ожидая, что Яшмовая госпожа будет так расстроена. Аояги плакала не только, сожалея о преданном советнике, покинувшем этот мир, а более страшась грядущей неизвестности…

* * *

Моронобу пребывал в некотором замешательстве, прочитав послание Хитоми. Безусловно, девушка не могла оставить его равнодушным, он давно на неё заглядывался… Но, как ей ответить? – увы, он не владел искусством стихосложения. Да и потом полюбить дочь своего господина – неслыханная дерзость! Нобунага наказывал самураев и за меньшие провинности. Мало того, что провинившийся совершал харакири [77] , как и все взрослые мужчины его рода, умерщвлялись, даже мальчики, ещё не способные держать оружие. Женщины же носили траур до конца своих дней…

Моронобу опасался вызвать недовольство даймё и очернить свой род недостойным поступком, прекрасно понимая, что он не подходящая пара для Хитоми. Безусловно, до него дошли слухи, что помолвка Хитоми и даймё Хадано расстроена, и свадьба не состоится. Он чувствовал себя оскорблённым, ибо была задета честь рода Оды, как впрочем, и всего клана. Фактически, своим поведением Хадано оскорбил вассалов Оды Нобунаги (и даже их байсинов).

Моронобу решил объясниться с Хитоми при первом же удобном случае, пока даймё не прибыл в Адзути.

Улучив момент, когда Хитоми направилась в святилище, дабы прикрепить над входом новый гокей, он последовал за ней. Оглядевшись по сторонам, Моронобу убедился, что они одни, и обратился к девушке:

– Госпожа Хитоми…

Она вздрогнула и обернулась. Нарезанные бумажные полоски выпали у неё из рук.

– Вы напугали меня Моронобу… – укорила она самурая.

Тот же наклонился, подобрал с земли бумажные полоски и протянул девушке. Хитоми снова попыталась прикрепить их на прежнее место.

– Позвольте, я помогу вам…

Моронобу был достаточно высок ростом, и закрепить гокей на специальном крюке, расположенном при входе в святилище, не составило для него труда.

– Благодарю вас, – Хитоми улыбнулась.

Молодой самурай почувствовал страстное желание обнять девушку и прильнуть губами к её щеке или виску…

Он понимал, что необходимо сказать о письме, ведь Хитоми ждёт от него именно этого.

– Я прочитал ваше послание. Ваш стиль безупречен. Увы, но я не способен к стихосложению…

– Неужели?! – удивлённо воскликнула она. – Ведь это так просто писать стихи.

Хитоми развешивала бумажные полоски, испещрённые молитвами, напротив алтаря, дабы занять себя, скрыть свою неловкость и охватившее волнение.

– Сегодня холодный ветер… – сказал Моронобу, по-прежнему не касаясь деликатной темы.

– Да, в замке прохладно. Жаровни едва спасают, приходиться одевать несколько шерстяных кимоно.

Хитоми, наконец, нашла место для последней бумажной полоски, и пристально воззрилась на Моронобу. Он выдержал её взгляд, правда, это было отнюдь нелегко…

– Позвольте сопровождать вас до замка? – робко попросил он.

Девушка рассмеялась.

– Конечно, хотя здесь всего-то не более ста жэней [78] … Если хотите, я попытаюсь научить вас принципам стихосложения, это не сложно.

– Почту за честь…

Хитоми и Моронобу, минуя пруд и изогнутый мостик, направились к Западному крылу Адзути.

Достигнув замка, они увидели, как ворота распахнулись: появился Нобунага в сопровождении своего отряда.

* * *

Известие о смерти Главного советника Фусю тотчас облетело Киото и достигло замка Исияма, резиденции сёгуна Тоётоми. Прочитав послание от своего доверенного человека, он испытал двойственное чувство. Безусловно, хитроумный Фусю был его врагом: да, но каким! Несмотря ни на что, Тоётоми уважал советника, считая, что тот в совершенстве овладел ведением закулисных политических игр и запутанных, на первый взгляд не поддающихся пониманию, интриг.

В своё время Тоётоми приложил немало усилий, дабы из врага Фусю превратился в его союзника, но, увы… Теперь же сёгун получил известие о его смерти, и как ни странно, не испытывал ни радости, ни чувства удовлетворения. Неожиданно ему даже стало жаль старика, впрочем, ненадолго.