– Точнее – Имперского Совета, в котором наверняка есть
пособники агента, – мрачно добавил Моррисон.
– В эту дискуссию я вступать не имею права. И советую вам
воздержаться от двусмысленных высказываний в адрес правительства Империи! –
жестко сказал Холмс.
– Холмс, а что будет с телом Поля Лурье? – спросила Ким.
– Настоящий Поль Лурье, вероятно, покоится в почве Ртутного
Донца, – ответил Холмс. – Или лежит, обколотый наркотиками, в самом
низкопробном кабаке. Ты имеешь в виду тело агента?
– Да.
– Оно будет продано какой-нибудь клинике Зодиака. Возможно,
ему найдут применение… испытание новых лекарств, обучение студентов сложным
операциям.
– Я могу выкупить это тело?
Холмс удивленно посмотрел на Ким.
– У меня есть деньги! – торопливо сказала девочка. – Нам
ведь положено значительное выходное пособие, так? Или его не хватит?
– Вряд ли тело узкоспециализированной боевой особи,
полностью лишенное памяти, будет стоить серьезных денег, – задумчиво сказал
Холмс. – Но скажи мне, дитя, ради всего святого, зачем оно тебе?
– Может быть, я сентиментальна, – сказала Ким. Улыбнулась. –
И хочу ухаживать за беспомощной человеческой оболочкой, чья личность уничтожена
с моей помощью. А быть может, я гнусная садистка, желающая поизмываться над
бездушным куском органики? Или… нет, лучше пусть я буду сумасшедшей
нимфоманкой, решившей завести безропотного любовника?
– Боюсь, что истинная причина не названа, – ответил Холмс. –
Но в любом случае я не вижу никаких препятствий к этому.
Алекс поймал торжествующий взгляд Ким и слегка кивнул.
Эдуард Гарлицкий получил тело. Сильное, сложно организованное… Господи… да
ведь…
Он отвел глаза.
Случайно ли то жутковатое ощущение единства, общности этих
двух агентов-спец, мимолетно обжегшее его в момент схватки? Гарлицкий создал
для себя телохранительницу, помощницу, любовницу… но кто сказал, что он
давным-давно не начал выращивать и собственные тела? Когда Эбен еще входил в
Империю – он обязан был консультировать их генетиков. И Эдем, готовый вносить
бесконечные спецификации в человеческие тела, мог служить для него самым
лучшим, самым безотказным полигоном!
– Теперь, господа, – почти весело сказал Холмс, – прошу всех
разойтись по каютам и заняться составлением отчетов.
Алекс молча встал.
– А вас, Романов, – жестко сказал Холмс, – я попрошу
остаться!
* * *
Самой удивленной казалась доктор Уотсон. Когда Холмс
вторично попросил ее уйти, она сдалась, но все-таки обиженно покачала головой.
Алекс требованию задержаться не удивился. Куда более странно
было то, что следователь предпочел говорить с ним один на один.
Прежде чем заговорить, Холмс достал из кармана маленький
черный диск. Коснулся управляющих сенсоров, положил на пол. Слегка заложило
уши, а вокруг словно бы потемнело.
– Теперь мы изолированы от устройств внутреннего контроля
вашего корабля, – сообщил Холмс. Алекс смотрел на него все с большим
удивлением.
– Я хотел бы получить от вас несколько неофициальных… пока
неофициальных, – подчеркнул Холмс, – ответов.
– Только идиот врет следователю-спец, – устало сказал Алекс.
– Да, конечно. Умный – умалчивает. Алекс Романов, что
произошло с вами и вашим экипажем?
– О чем вы, Холмс?
– О странном поведении спецов, от которых потребовалось
принести себя в жертву ради человечества. Вы, кажется, сами заявляли, что
нормальный спец должен с готовностью погибнуть во благо Империи?
– Возможно, стресс? – предположил Алекс. – Мы оказались в
столь тревожной и неоднозначной ситуации… к тому же наша общая гибель все равно
не устраивала Сей-Со…
– Эту версию я изложу в официальном рапорте, – сказал Холмс.
– Возможно – изложу. А сейчас я хотел бы услышать правду.
Под пристальным взглядом следователя Алекс опустил руку в
карман и достал маленькую пробирку.
– Некоторое время тому назад, – кладя пробирку рядом с
диском, сказал он, – мне в руки попал некий редкий препарат.
– Так, – подбодрил его Холмс.
– Его действие на организм спеца… любого спеца… приводит к
блокированию всех эмоциональных изменений.
– Только эмоциональных?
– Да. Память, профессиональные качества, модификации тела
препарат не затрагивает.
Холмс аккуратно взял пробирку, потряс. Задумчиво сказал:
– И вы накормили свой экипаж этим препаратом…
– Да. Результат вы видели.
– Я в затруднении, – признал Холмс. – Этот препарат получен
вами честным путем?
– Разумеется. Формулу мне назвал его создатель. Как я понимаю,
он работал над средством долгие годы. Синтез осуществили в обычной
автоматической лаборатории, я честно расплатился… никакого криминала.
– За исключением того, что спецы начинают вести себя как
натуралы.
– Это средство не навязывает никаких посторонних эмоций,
Холмс. Это не наркотик. Это даже психотропным препаратом можно назвать с
натяжкой… Он лишь временно блокирует искаженные спецификацией эмоции.
– Вы говорите так, Алекс, будто спецификация – зло.
– Нет, конечно. Но… разве законы запрещают спецам устранять
изменения своей морали?
– К чему запрещать то, что невозможно? – вопросом ответил
Холмс. – Еще не существовало прецедента.
– Может быть, им послужит то, что законы Империи разрешают
спецу при желании убрать физиологические последствия специализации?
Холмс кивнул. Откинулся в кресле, все еще не выпуская из рук
пробирки.
– Вы можете проверить этот препарат, Холмс, – предложил
Алекс. – Хватает нескольких капель. Передозировка не страшна. Действует… хм.
Несколько суток.
– Это, случайно, не предложение взятки? – живо
заинтересовался Холмс.
– Нет, это согласие на следственный эксперимент. Вы можете
оценить последствия применения препарата и, если сочтете их опасными –
подвергнуть меня любому наказанию.
– А вы рисковый человек, Алекс Романов… – Холмс нахмурился.
– Вы так уверены в моем решении?
– Не уверен, – честно признал Алекс. – Но надеюсь, что вы
согласитесь с моим мнением.
– Алекс, дорогой вы мой. – Холмс улыбнулся. – Ну скажите
мне, чего будет стоить следователь-спец, способный влюбиться? Пугающийся
направленного на него лучемета? Проявляющий сентиментальность?