Богатые девушки - читать онлайн книгу. Автор: Зильке Шойерман cтр.№ 22

На его вопросы о том, чем она занимается, Натали отвечала сдержанно, ее жизнь и работа ассистентом фотографа пусты и бессодержательны, при этом ей-то ясно, что это не совсем правда. Я проявляю жизни других людей, пытается объяснить она, смотришь на них и думаешь, что они не могут все сказать о человеке, но вдруг понимаешь, что они и так уже достаточно тебе сказали. Она вспомнила одного клиента, худого молодого человека с дружелюбной улыбкой, который приходил две недели назад, в четверг, наверное, потому, что по четвергам в ателье скидки. Он порылся в рюкзаке, куда запропастился пакет с пленками, бормотал он, а Натали, улыбаясь, приготовила круглые пластиковые бачки, выписала квитанцию, а потом, позже рассматривала готовые фотографии. Выяснилось, что на всех трех пленках снимки одной-единственной женщины, очевидно подруги молодого человека, на фотографиях она была изображена на морском пляже во время купания. Что-то мешало ей спокойно смотреть снимки, сначала она подумала, что помеха — сходство женщины с ее сестрой, такая же натурально веселая ненатуральная блондинка, но дело было не в этом, а в том, что фотографий было много, ужасно много, словно молодой человек усиленно что-то искал на обнаженном теле купающейся женщины. Она принялась размышлять, и ей пришло в голову, что она просто завидует. Что таилось в этой женщине такого, что друг снова и снова снимал его с очень близкого расстояния, с непристойно близкого.

Они со Штефаном перешли мост, оставив за спиной спокойную реку, и направились в старый город, шпили высоких домов были ярко освещены, как будто они что-то искали в небе; Натали показалось, что позади них крикнула какая-то птица, одинокий приглушенный крик, но полной уверенности не было.

— Ты замечталась? — спросил Штефан. Он ждал ответа, но она молчала, и он заговорил снова. Говоря, он выглядел удовлетворенным, удовлетворенным собой и сегодняшним вечером. Помимо разговоров о своей работе Натали ненавидела разговоры о происхождении, семье и деревне, да-да, малышка, ты просто этого не замечаешь, и он принялся рассказывать о своем детстве на вилле где-то в Висбадене. Мы, Цимеры, говорит он иронично, так как «мы Цимеры» были старинным семейством фабрикантов, а словом были Штефан Цимер хотел подчеркнуть, что он не желает наследовать фирму, он влюблен в биохимию, хочу остаться в университете, говорит он, но отец, естественно, разочарован, Натали кивает, да, о таких случаях слышишь часто. Она тоже часто бывала раньше в Висбадене, ревностно подхватывает она, для нее это тема, я работала там, говорит она, между Земельным музеем и Промышленной и Торговой палатой, знаешь, где это? Большое серое здание, там редакция ежедневной газеты, там я проходила практику в отделе фотографий. Фотография меня всегда интересовала, эти застывшие, увековеченные моменты, причем не только хорошие снимки, но и совсем неудачные, я вижу это по снимкам клиентов ателье, они порой бывают очень содержательными. И наша память работает точно так же — во всяком случае, у меня, в моих воспоминаниях запечатлеваются образы людей и ситуаций, то, что люди говорят, я забываю тотчас, но никогда не забываю цвет неба или стиль стульев в кафе. Штефан смеется, Натали по-настоящему заговорила впервые за весь вечер. А что вспоминаешь ты, когда думаешь о каком-то прошлом событии, спрашивает она: фразы, диалоги? Ты правда помнишь, кто, когда, где и что говорил? Я все забываю, остается мешанина, я путаю все на свете, это просто горе какое-то, с людьми и фразами, и иногда мне самой бывает неприятно и больно, нет, я помню образы, только образы. Штефан кивает и сжимает ее ладонь, словно говоря, что он все понял. Так они шли сквозь ночь, а потом, само собой понятно, надо было довести вечер до логического конца, что они и сделали после такой расточительной траты слов.

Давай выпьем еще по стаканчику, не надо нести, пойдем на кухню. Но сначала она хочет в ванную. Она голая проходит в ванную, выложенную льдисто-голубым кафелем; агрессивные, бесконечно повторяющие друг друга квадраты. Аквариум. Это ей не нравится. Натали садится на край ванны, надо принять душ, но она до смерти устала, надо немного посидеть, ей хочется спать или уйти домой, голова и глаза нестерпимо болят, она оглядывает себя в отраженном свете люминесцентных ламп; кожа приобрела синеватый оттенок, как у какого-то фантастического зверя. Почему-то он не выбрал красный кафель, клубнично-красный, алый, кроваво-красный, вообще что-то живое, это было бы куда красивее. Натали включает тепловатую воду, вспоминает другие ванные, вспоминает другого парня, такого же привлекательного, как Штефан, Матиаса, Матта. Они не мылись вместе в душе, нет, такое было только один раз, когда она пошла в душ с Йохеном, он был такой же красивый, да, к тому же еще дружелюбный и очень умный. Собственно, жалеть ей было не о чем, вот только продолжительность ее любовных романов, до того как она их портила, отличалась краткостью, впрочем, она и не рассчитывала на большее. Натали сначала облилась горячей, потом холодной водой. Ей стало холодно, при этом она думала об одном парне, потом еще об одном; раньше она задерживалась надолго, позволяла себе подробно осмотреться, но сегодня надо уходить. Надо уходить, как только руки и слова перестают быть неуверенными и нащупывающими, становясь требовательными, как только партнер начинает вести себя так, словно давно тебя знает; только из-за того, что эти жесты и рисунок ласк, из-за того, что те или иные слова были, по видимости, хорошо восприняты, ими начинают пользоваться снова и снова, строят из них накатанную дорожку жестов и слов и едут по ней, не обращая внимания на все остальные, прячущиеся на краю красоты, едут упрямо, тупо и ограниченно. После Матта с Райнером, неразговорчивым парнем из Северной Германии, дорожка была другая, но она все равно была. После него был Анджело — этот вообще заставил ее забыть чуть ли не все правила. Истории Анджело были самыми лучшими, слушая рассказы Анджело, она представляла себе светлые южные образы. Очень часто истории, которые он рассказывал, были историями о родственниках. Натали не помнит точно его слов, но всегда отчетливо представляла себе бабушку Анджело, продававшую видовые открытки, а в задней комнате — отца, старательно изучавшего французский и английский, чтобы сделать карьеру. Анджело не захотел стать внештатным консулом, хотя, как никем, восхищался своим отцом; он немного занимался дилерством, имел очень много денег и к тому же объехал полмира, все остальное время он сидел на диване и жирел от выпивки, Натали понимала проблему. У Анджело было очень много женщин, и, если бы Натали не оставила его первая, если бы она не ушла первой, Анджело пресытился бы ею, высосал бы ее до дна, и она не могла на него за это обижаться, она и сама была такой же. Ее залило волной неудержимой паники, она чувствовала панику языком, у нее был какой-то металлический привкус; вода, ей нужна вода, она направляет струю себе в рот, глотает, с силой проталкивая воду в глотку. Воды много, она не помещается во рту и течет вниз по подбородку. Штефан кричит:

— Ты закончила?

Она испуганно закрывает кран. Но ей же нечего бояться. Это всего лишь его внимательность, к коей она должна с удовольствием привыкнуть; чего только нет в этой чистой и аккуратной ванной? Его банный халат висит на двери: большой халат, много материи. Она оказалась в хороших руках.

Штефан вовсю хлопотал на кухне, сноровисто разливая вино и раскладывая крекеры. Она с удовольствием спросила бы у него: ты позвонишь завтра? или: нечего болтать, ты думаешь, что я хороша, что я смогла тебе показать, насколько я хороша, кому ты расскажешь об этом завтра утром, у тебя есть приятель, которому ты позвонишь, как только я покину твой дом, или подождешь, чтобы узнать, как будут развиваться события? Она взяла крекер и, вливая в себя вино, почувствовала, что в ней усиливается жажда, нетерпение, алчность — она хочет спрашивать, она хочет получить от него как можно больше — признаний в любви или поцелуев, он весь тут как на ладони, жует набитым ртом, смотреть здесь особенно не на что. Натали едва не захлебывается, она хочет все сохранить в памяти, пока она не ушла домой, не вернулась в свою комнату, в свою скучную жизнь, нет, думает Натали и улыбается Штефану Цимеру, мне нечего больше тебе дарить, я все оставлю себе. Но пока Натали раздумывала, надо ли ей начать постепенно собираться и уходить, или он не ожидает, что она уйдет, он вдруг встал: надо завести музыку, а то здесь слишком тихо. В соседней комнате под его ногами громко скрипнул паркет, потом она услышала, как заиграл саксофон. Она видит на столе сигареты и закуривает, делает одну, вторую, третью затяжку, как будто ей не хватает того орехового вкуса, какой приобретают сигареты, когда куришь их после долгого перерыва.