Мои мужчины - читать онлайн книгу. Автор: Виктория Токарева cтр.№ 3

Сергей Владимирович пришел в школу. Он очень удивился, увидев меня.

– Уч-чительница! – воскликнул он.

Я действительно мало походила на учительницу. Слишком молодая и модная. Зарабатываю на хлеб честным красивым трудом, хотя могла бы зарабатывать гораздо легче.

Сергей Владимирович начал выступать перед детьми, и в это время какая-то девочка в задних рядах потеряла сознание и с грохотом свалилась со стула. Произошла легкая паника.

Сергей Владимирович спросил:

– Что там такое?

– Тут одна девочка упала! – крикнула я.

– Так что, я буду говорить, а они по очереди будут падать?

Сергей Владимирович был ровесником моей мамы. Он был старше меня на двадцать четыре года. Сегодня эта разница считается нормой, почти все пятидесятилетние мужчины бросают своих жен-ровесниц и женятся на двадцатипятилетних. Можно понять. А тогда, в мое время, разница в двадцать четыре года казалась мне несовместимой с жизнью. Я восприняла Сергея Владимировича как папу. И впоследствии стала обращаться к нему с просьбами, типа: «Я хочу сниматься в кино».

Тогда все молодые девушки хотели сниматься в кино. Казалось, что кино – это путь наверх. При этом путь короткий, кратчайший, а наверху – совсем другая жизнь. Там – изысканные наряды, знаменитые мужчины, черная икра каждый день, личный шофер. Но главное – другое. Главное – интересная работа, без Собакина, и интересное общение. Глубокие беседы, другое видение себя. Общение – это та же еда, только духовная. Та же черная икра каждый день.

Я страстно хотела сняться в кино. Сергей Владимирович познакомил меня с режиссером по фамилии Рошаль. Он позвонил ему и сказал:

– К тебе придет очень любопытный молодой кадр, ты посмотри на нее внимательно, может быть, можно как-то использовать.

Григорий Львович Рошаль был тогда уже глубоко пожилым человеком, поэтому использовать меня он мог только творчески. Мы что-то сочиняли, я приходила к нему домой. Его жена, Вера Строева, – в прошлом звезда немого кино, ослепительная красавица, – была к тому времени не молода и не стройна. О ней можно было сказать «пышное природы увяданье». Однако лицо оставалось красивым и милым. Красота и милота – разное. Красота – от Бога, а милота – это характер.

Вера Строева ходила по дому в ночной рубахе и переругивалась с мужем, обращаясь к нему исключительно на «вы».

– Григорий Львович, вы – говно! – выкрикивала она из своей комнаты.

Он не реагировал. Видимо, привык. Потом она выносила мне тарелку с клубникой. В доме – маленький внук. Оставила бы внуку. Нет, отдала мне, незнакомой девушке, которая приперлась неизвестно откуда и неизвестно для чего.

Григорий Львович мыслил скучно, пресно, академически. Мое воображение не могло зацепиться за его воображение, так что наши литературные эксперименты завяли, не успев расцвесть.

Григорий Львович пригласил меня сниматься в свой фильм «Суд сумасшедших», где я получила эпизод. Я должна была изображать журналистку из народа, которая ездила на мотоцикле и боролась с капитализмом. Моя журналистка проповедовала свободу, равенство, братство. Дура, короче, поскольку равенства нет и быть не может. Его нет и в природе. Какое может быть равенство между львом и зайцем?

Фильм вышел в конце концов. Премьера состоялась в кинотеатре «Россия».

Я поняла: настал мой звездный час, – и пригласила на премьеру всю школу, включая Собакина. Пусть увидят, чего я стою. Пусть поймут: кто я и кто они. Я пригласила всю свою семью, муж пригласил друзей с работы, свекровь позвала всех старых большевиков и соседей по лестничной площадке. Половина зала в кинотеатре была заполнена моими людьми.

Началось кино. Я мелко дрожала от перевозбуждения. Но прошло двадцать минут – журналистки нет. Еще двадцать минут – нет и в помине. Собакин сидел со мной в одном ряду. Он нагнулся и повернул свою рыжую голову в мою сторону. Это был безмолвный вопрос: «Ну когда?»

Я ничего не могла понять.

Позже выяснилось, что отснятый материал составил 2700 метров вместо положенных 2100, и нужно было выкинуть 600 метров.

Можно было сокращать по кусочкам, но Григорий Львович решил, что для фильма полезнее убрать одну целую линию. Он взял ножницы и вырезал из монтажной ленты все кадры, где я трудилась и создавала образ. От меня остался только кусок ноги и колесо мотоцикла.

Фильм кончился. Зал встал. Половина зала – мои люди. Они повернулись и молча смотрели на меня. У меня было чувство, будто я стою перед толпой голая. Меня сжигало чувство стыда и недоумения. Как? Что? Почему? «Нет, так жить невозможно, нужно застрелиться».

Стреляться я, конечно, не стала. Более того, я получила урок и сделала вывод: никогда ни от кого не зависеть. Надо быть хозяйкой положения, иначе любая сволочь может взять ножницы и выбросить тебя из праздника на позор.

Григорий Львович – далеко не сволочь, это был добрый, глубоко порядочный, теплый человек. Просто кино никого не щадит. Кто я такая, чтобы со мной считаться? Так же поступали с профессиональными актерами. Выкидывали при монтаже, и не предупреждали, и не извинялись. Лес рубят – щепки летят. Значит, не надо быть щепкой. Надо быть лесорубом.

Я решила поступить во ВГИК на сценарный факультет. Быть автором сценария, самой себе написать роль, самой сыграть. Быть единовластной хозяйкой. Тогда все будут от меня зависеть и передо мной заискивать.

О! Как я ошиблась… Автор сценария – никто, на уровне осветителя.

Но это позже. А сейчас я устремилась во ВГИК.

Стояло лето. Я сдавала экзамены, недобрала балл, и меня, естественно, не приняли. Я, естественно, зарыдала. И позвонила Михалкову.

– Так ты же учишься во ВГИКе, – удивился Михалков. – Ты мне сказала, что ты на сценарном.

– Я наврала, – созналась я.

Он помолчал и сказал:

– А врать нехорошо. Это твоя ошибка.

– Мало ли у меня ошибок? Пусть будет еще одна.

Сергей Владимирович подумал и решил:

– Ну что ж, это позиция.

Михалков позвонил ректору ВГИКа. Ректор проверил возможности и выяснил, что одно место свободно. Кто-то не приехал или передумал. Это место отдали мне. Я стала студенткой.

Что изменилось в моей жизни? Все. Я бросила школу. Меня тут же заменили на другую учительницу. Отряд не заметил потери бойца. Я стала каждый день склоняться над листком бумаги и ставить слово после слова.

Творчество – мощный наркотик. Я не люблю слово «творчество», но не знаю, чем его можно заменить.

Я сидела, склонив голову над листком, и создавала свой мир. Как Бог. Только что не было ничего, чистый лист, – и вдруг целый обитаемый мир: люди, страсти, заблуждения, любовь.

Я слышала отдаленный грохот своего поезда. Я выйду из зала ожидания, сяду в этот поезд и поеду в свою судьбу.