Человек и его окрестности - читать онлайн книгу. Автор: Фазиль Искандер cтр.№ 21

* * *

И тут, читатель дорогой, случилось самое неожиданное, я уснул. По-видимому, я почувство-вал, что, пока жив Юра, мир в надежных руках. Можно отключиться. Под голос Юры, под говор ресторана, под не слишком музыкальные крики нахальных, но все-таки пока еще не клюющих детей чаек я уснул.

Интересно, что человек может засыпать под звуки человеческой речи по совершенно противоположным причинам. Он может засыпать в знак согласия с этими звуками. Так, дети хорошо засыпают под мирные голоса родителей в другой комнате. Но человек так же склонен засыпать под собственно бессмысленные звуки человеческой речи. Видимо, тут наша психика проявляет защитные свойства, отключает нас от бессмыслицы.

Итак, человек в обоих противоположных случаях склонен засыпать. Но в первом случае сон здоров, а во втором случае болезнен. Мы как бы ощущаем незаконность нашего сна под звуки человеческой речи, отчасти направленной и на нас.

Насколько я помню себя, на всех собраниях, где я бывал, во мне происходила героическая, но почти всегда обреченная борьба со сном. Зная это, я всегда садился куда-нибудь подальше в уголок. Сон, как это ни странно звучит, любит борьбу, сопротивление. И мы сами, поборотые сном в неположенном месте, испытываем ужас и запретную сладость одновременно.

За многие годы писательской жизни я не ходил на собрания и подзабыл всё это. А тут вдруг меня выбрали в парламент, и борьба со сном приняла кошмарный характер.

С одной стороны, вроде удобней, чем на обычных собраниях: тысяча людей, можно затеряться среди них. Но с другой стороны, бродят, шныряют между рядами телевизионщики с камерой. А шагов не слышно.

Однажды один из них слегка прихватил меня. Может, даже неумышленно, может, даже отчасти жалея. Я потом видел в программе «Время». В сущности, всё было достаточно прилич-но. Я сильно клюнул носом, что при некоторой доброжелательности можно было понять так: голова упала на грудь, подкошенная удручающей торопливостью ораторской мысли.

Но где взять эту доброжелательность!

Не успел я досмотреть программу, как посыпались звонки друзей и знакомых, неожиданно горячо заинтересовавшихся моей парламентской деятельностью.

— Ни в одном глазу! — кричал я в трубку, на всякий случай каждый раз рассчитывая на два уха.

А потом ночью перед новым заседанием лежишь в постели и долго не можешь заснуть в тревожном предчувствии, что завтра заснешь на заседании. В голове возникают фантастические надежды на внезапную отмену сессии: война, землетрясение, заговор. Правда, заговор случился, но ни к селу ни к городу, во время парламентских каникул. Даже в этом была видна обречен-ность этих бездарностей. И вот назавтра идешь на заседание, и всё повторяется. И главное — в эти короткие промежутки сна каждый раз вступаешь в нуднейший спор с провокатором, с подле-цом разоблачителем твоего сна, и ты с какой-то невероятно упорной лживостью доказываешь ему во сне, что ты не спишь.

Как гениальна Ахматова! Ни разу не заседая в Кремлевском Дворце, она всё угадала. В стихах «В Кремле не надо жить, преображенец прав», она пишет, что там воздух заражен микробами злобы, коварства, измен, начиная со времен Ивана Грозного и, конечно, кончая нашими днями.

А ведь народная мудрость давно это постигла. В наших деревнях, по крайней мере в мое время, если в доме случалось какое-нибудь особое несчастье, скажем, умер ребенок или кто-то из домочадцев покончил с собой, оставшаяся семья такой дом сжигала и переезжала жить в другое место. Они знали, что житья в этом доме не будет. Мудрость народа в бесконечной про-тяженности его опыта. Талант поэта в молниеносном, озаренном видении этой бесконечности.

Так вот, в Кремле не только не надо жить, но нельзя и заседать. Хотя Дворец съездов и сравнительно молодое здание, но там уже полным-полно микробов.

И вот так сижу однажды на одном заседании, переходя от сумрачной сладости сна к снови-денческой яви, и чувствую, как в воздухе прокатываются волны предательства. Несет как из погреба. А от многих депутатов так и отлетают зловонные струйки самолюбия. Не говоря о тех, что дожидаются своей очереди у микрофонов. У этих зловонные струйки самолюбия прямо бьют друг друга в затылок: пуф! пуф! пуф!

А волны предательства так и прокатываются над головой. Когда прокатилась особенно крупная волна, я, пережидая ее, чуть не задохнулся. И тут я братски тронул за руку соседа. На вид вполне приличного человека. Он не шевелясь следил за оратором.

— Товарищ, — спросил я, ища утешение в солидарности страдания, — вы чувствуете волны предательства?

— Нет, — ответил он, взглянув на меня очень ясными глазами, и добавил: — Это кондицио-неры.

И снова не шевелясь уставился на оратора своим профилем-волнорезом. Кондиционеры! Да тут все психи, подумал я, куда я попал? Оратор говорит, волнорез замер, разрезая неизвестно что. Только не волны предательства.

…И был грех зависти. И возжаждал я их безумия как здоровья…

В Кремле и в самом деле не надо жить и не надо заседать. Надо всё это превратить в музей. Смотрителям дополнительные деньги за вредность, а посетителям выдавать не тапочки, а противогазы. Глядишь, лет через сто всё выветрится.

Итак, на «Амре», сидя под тентом, овеваемый легким бризом, я безмятежно уснул под голос Юры. Конечно, сказалось и то, что я этой ночью мало спал.

Обычно на ночь я пью снотворное. Так как это длится довольно долго, ритуал совершается машинально. Сунул в рот таблетку, запил водой, поставил стакан на тумбочку и ложишься.

Но иногда уже в постели вспоминаешь и никак не можешь вспомнить: а выпил я таблетку или только приготовился пить? И ты совершенно в непонятном, дурацком положении. Попробовать заснуть? Но если не выпил снотворное, придется ждать, ждать и, наконец, убедившись, что в самом деле не выпил, выпить ее под утро и встать с тяжелой головой.

В таких случаях непонятно, отчего не засыпаешь, оттого что не выпил таблетку или оттого что беспокоишься, что не выпил ее? Душа охвачена мусорным гамлетизмом.

Конечно, можно выпить второй раз и уже точно знать, что как минимум один раз ты ее выпил. Но, во-первых, жалко таблетку, достать снотворное в наших условиях необычайно трудно. А во-вторых, голову тоже жалко.

После двух таблеток просыпаешься с такой головой, как будто тот самый Морфей тем самым пинцетом через скважины ушей всю ночь втюковывал тебе в голову вату, удивляясь сомнительному достоинству ее карстовой вместительности и радуясь поэтому случаю, что прихватил вату, что была подешевле.

Зачем же, думаешь, я потерял столько времени на сон, когда он не вернул мне свежести? Лучше бы лежать и думать о чем-нибудь приятном. На в том-то и дело, что если бы ты мог на ночь думать о чем-нибудь приятном, то и бессонницы не было бы.

Это трудный вопрос: пил я на ночь снотворное или не пил? Если облатка была новая и ты вышелушил из нее первую таблетку, можно понять, что пил.