Путь длиной в сто шагов - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Ч. Мораис cтр.№ 4

По другую сторону от нашего дома уже шла совершенно другая Индия. По мере того как взрослел я, росла и моя страна. Возвышавшийся над нами Малабарский холм быстро заполнился строительными кранами, и между старыми огороженными виллами выросли белые высотные дома под названиями «Мирамар» и «Палм-Бич». Откуда ни возьмись, словно боги, как будто из-под земли появились люди состоятельные. Везде только и разговору было что о только что появившихся программистах, скупщиках металлолома, дельцах, экспортировавших пашмину, производителях зонтиков и еще уж не знаю о ком. Появились миллионеры, сначала сотнями, потом тысячами.

Раз в месяц папа отправлялся на Малабарский холм. Он надевал чистую выстиранную курту и вел меня за руку вверх по холму, чтобы «засвидетельствовать свое почтение» влиятельным политикам. Мы робко пробирались к задним дверям вилл, окрашенных в цвет ванильного мороженого, и дворецкий в белых перчатках безмолвно указывал нам на терракотовый горшок, стоявший сразу за дверьми. Папа бросал свой пакет из оберточной бумаги к уже лежавшим в нем другим пакетам, дворецкий бесцеремонно захлопывал дверь перед самым нашим носом, и мы шли со своими пакетами, набитыми рупиями, к очередному представителю какого-нибудь комитета Бомбейского регионального конгресса. Существовали определенные правила. Подходить к парадной двери было нельзя. Только с черного хода.

А потом, когда дела были окончены, папа, мурлыча себе под нос газеллу, как в тот раз, о котором я вспоминаю, купил сока манго и поджаренной на решетке кукурузы. Мы сели на скамейку в Висячих садах – общественном парке Малабарского холма. С нашего места под пальмами и бугенвиллеями нам было видно, кто входит и выходит из «Бродвея», только что выкрашенного многоквартирного дома, который был отделен от нас выжженным солнцем газоном: бизнесмены, вылезающие из своих «мерседесов», их дети в школьной форме, их жены, выходившие выпить чаю или на занятия теннисом. Неиссякаемый поток богатых джайнов тек мимо нас к Джайн-Мандир, храму, в котором они покрывали своих идолов пастой из сандалового дерева.

Папа вгрызся в початок и принялся яростно его обгладывать, двигаясь вдоль; отдельные зернышки застревали у него в усах, волосах и приставали к щекам.

– Много денег, – сказал он, причмокивая губами и указывая через улицу истерзанным початком. – Богачи.

Из дома вышла девочка с гувернанткой. Они шли к кому-то на день рождения и поймали такси.

– Она из моей школы. Видел ее на площадке.

Папа швырнул объеденный початок в кусты и вытер лицо носовым платком.

– Да? – переспросил он. – Хорошая девочка?

– Нет. Зазнайка. Думает, что она самый лакомый кусочек.

В этот момент к дверям дома подъехал микроавтобус. Это был пресловутый ресторатор Удай Джоши и новое направление его бизнеса – еда с доставкой, чтобы люди не оставались без обеда в те тяжелые дни, когда у их слуг был выходной. С обращенного к нам борта микроавтобуса на нас пялилась громадная фотография подмигивавшего Джоши. К его рту было пририсовано облако со словами: «НИ ЗАБОТ, НИ ХЛОПОТ! ВСЕ СДЕЛАЕМ МЫ».

Швейцар придержал дверь, и официант в белом пулей вылетел из задней двери микроавтобуса с жестяными подносами, закрытыми крышками и обтянутыми фольгой. Я хорошо помню глубокий рокот папиного голоса:

– Что Джоши еще задумал?

Отец уже давно распрощался со старой американской армейской палаткой, заменив ее кирпичным зданием с пластмассовыми столиками. Незатейливый и очень шумный зал этого ресторанчика походил на пещеру. Когда мне было двенадцать, отец решил занять на рынке более высокое положение, поближе к «Хайдарабаду» Джоши, и превратил наше старое заведение в ресторан «Болливудские ночи» на 365 мест.

Под потолком обеденного зала, в середине, папа подвесил сверкающий шар, обклеенный кусочками зеркал, который вращался над крошечным танцполом. Он приказал выкрасить стены в золотой цвет, а потом завесил их фотографиями болливудских звезд с автографами – совсем как в голливудских ресторанах, которые он видел только на картинке. Потом он стал подкупать молодых актрисок и их мужей, чтобы они заходили в ресторан пару раз в месяц, и чудесным образом в ресторане именно в эти моменты оказывался фоторепортер из глянцевого журнала «Хелло, Бомбей!». По выходным папа нанимал певцов, которые были как две капли воды похожи на безумно популярных Алку Ягник и Удита Нараяна.

Его предприятие имело такой успех, что через несколько лет после открытия «Болливудских ночей» папа открыл в нашем комплексе еще и китайский ресторан, а также настоящую дискотеку с дымовыми машинами, которыми, к моей досаде, разрешалось управлять только моему старшему брату Умару. Мы теперь занимали все четыре акра. Общее число мест в нашем китайском ресторане и «Болливудских ночах» составляло 568. Мы кормили в Бомбее тех, кто стремился к лучшей жизни, и дела шли бойко.

В этих ресторанах гремели смех и музыка, а воздух, влажный и густой от пролитого пива «Кинг-фишер», благоухал чили и жареной рыбой. Папа – все звали его Большой Аббас – был просто рожден для этого дела, и он целый день ходил враскачку по залу, как какой-нибудь болливудский продюсер, выкрикивая приказы, раздавая подзатыльники небрежно выполнявшим свои обязанности помощникам официантов, приветствуя посетителей. Он никогда не убирал ногу с педали газа. «Давай, давай! – все время кричал он. – Что тащишься, как старуха?»

Моя мать, в противоположность ему, выступала в роли столь необходимого тормоза и всегда готова была вернуть отца к действительности с помощью легкой оплеухи здравого смысла. Помню, как она спокойно сидела в кабинке сразу над главным входом в «Болливудские ночи», словно на высокой жердочке, делая карандашом пометки в счетах.

А еще выше, над нашими головами, кружили стервятники, кормившиеся трупами с зоро-астрийской «башни безмолвия», расположенной на Малабарском холме.

Я помню и этих стервятников.

Как они постоянно кружили, кружили и кружили над нами.

Сосредоточусь на светлых воспоминаниях. Закрывая глаза, я представляю себе теперь нашу старую кухню, запах гвоздики и лаврового листа, слышу, как плюется масло в кадае. Газовые горелки и сковороды, находившиеся в ведении Баппу, стояли слева от входа, и часто можно было видеть, как он сидит там, попивая чай с молоком, а под его бдительным оком на огне булькают четыре главные масалы индийской кухни. На его голове возвышается поварской колпак, которым Баппу очень гордится. Шустрые усатые тараканы носятся по подносам с сырыми моллюсками и морскими карасями, стоящим у его локтя, а прямо перед ним – мисочки с необходимыми ему ингредиентами: чесночной водой, зеленым горошком, растертыми в маслянистую кашицу кокосовым орехом и кешью, чили и имбирем.

Увидев меня у двери, Баппу призывно машет мне рукой, чтобы я подошел посмотреть, как сползает в кадай целое блюдо мозгов ягненка – как оказывается эта розовая масса среди шкворчащего лука и яростно плюющегося лемонграсса. Рядом с Баппу стояли пятидесятигаллоновые стальные чаны с творогом и пажитником. Два мальчика равномерно помешивают белый суп деревянными лопатками, подальше справа толпятся наши повара из Уттар-Прадеша. Только они, северяне, как считала моя бабушка, умеют чувствовать тандуры, глубокие нагревавшиеся углем горшки, из которых появлялись на свет подрумяненные шашлычки из маринованных баклажанов и курицы или зеленых сладких перцев и креветок. Наверху, под желтой цветочной гирляндой, в дыму благовоний, трудятся подмастерья чуть старше меня.