Путь длиной в сто шагов - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Ч. Мораис cтр.№ 16

– Menu complete trifolato, – заказал отец.

– Чего? – спросила тетя.

– Цыц!

– Что значит «цыц»? Не смей мне говорить «цыц»! Почему меня вечно затыкают? Я хочу знать, что ты заказал.

– Вечно тебе все надо знать, – набросился отец на сестру. – Это грибы. Местные грибы.

Да, это они и были. Тарелка за тарелкой – pasta ai porcini (паста с белыми грибами), scaloppine ai porcini (эскалопы с белыми грибами), contorno di porcini (гарнир из белых грибов). Одно блюдо с белыми грибами за другим плыло к нам из палатки на другой стороне парка, где местные женщины в передниках, обсыпанных мукой, готовили грибы, подозрительно похожие на куски сырой печени. А рядом с палаткой стояла гигантская посудина с шипящим маслом размером с калифорнийское джакузи, в форме гигантской сковороды, ручка которой служила дымоходом и отводила от жаровни дым. Вокруг нее стояли трое толстых мужчин в больших поварских колпаках; они опускали припудренные мукой грибы в шипящее масло и попивали красное вино из бумажных стаканчиков.

Три дня впитывали мы жар Тосканы и купались в нем, собираясь каждый вечер на закате к ужину на крыше нашего пансиона.

– Cane, – сообщал папа официанту. – Cane rosto.

– Папа, ты только что заказал жареную собаку.

– Нет-нет, он все понял.

– Ты хотел сказать «carne». Carne.

– Ох, точно. Да. Carne rosto. И un piatto di Mussolini.

Когда мы объяснили, что папа хотел блюдо мидий, а не диктатора на блюде, растерянный официант наконец удалился. Вскоре стол уже был уставлен тосканской едой. Целая батарея терракотовых горшочков окутывала нас ароматом лаванды, шалфея и цитрусовых. Мы ели дикую спаржу с фасолью, толстые куски говядины, доведенные до совершенства над дровяным очагом, бискотти с грецкими орехами, пропитанные домашним вином от нашего хозяина – «Вин Санто». И мы смеялись, снова смеялись, как когда-то.

Рай земной, правда?

Спустя десять недель после начала нашего путешествия по Европе мы погрузились в прежнюю тоску. Мы все до смерти устали от этой бесконечной езды, папиного стремления в никуда и его пометок в потрепанном экземпляре ресторанного справочника «Ле Боттин гурман». Ресторанная еда каждый день в течение недель опротивела. Мы готовы были на что угодно ради собственной кухни и простой поджарки из картофеля и цветной капусты. Но впереди нас ждал лишь еще один день сидения в машине за запотевшими стеклами, локоть к локтю, плотно, как приснопамятные дедушкины коробки с обедами.

В тот день, когда кончились наши странствия, в октябре, в горах Франции, настроение у всех было особенно паршивое. Бабушка тихо плакала на заднем сиденье, все остальные препирались друг с другом, а отец орал, чтобы все мы замолчали. После череды тошнотворных поворотов на серпантине мы выехали к перевалу, заваленному покрытыми изморозью булыжниками. Затянутое холодным туманом, это место выглядело странно и зловеще. Подъемник для горнолыжников не работал, как и кафе, расположенное в бетонном здании с закрытыми ставнями, и мы молча проследовали дальше.

За перевалом, однако, туман внезапно рассеялся; мы увидели голубое небо и вдруг очутились среди прозрачных ручьев, пересекавших лес и подныривавших под дорогу, и освещенных солнцем сосен.

Через двадцать минут мы выехали из леса на холмистое пастбище, в шелковой траве тут и там виднелись белые и голубые полевые цветы. Дорога сделала крутой поворот, и мы увидели внизу долину, а в долине – деревню. Стекавшие рядом с ледника ручьи, в которых явно должна была водиться форель, искрились на солнце, сиявшем в тот безоблачный осенний день над департаментом Юра.

Наши автомобили, словно одурманенные этой красотой, заносило на поворотах спускавшегося в долину серпантина – так пошатывает на ходу пьяных. Над вспаханными полями разносился звук церковных колоколов, в небе мелькнул вальдшнеп и исчез в рыжих и золотых листьях березовой рощицы. На пологих склонах люди с корзинами на спинах снимали с лоз последние грозди винограда, а за ними высились четко очерченные белые вершины гранитных гор.

А воздух… О, этот воздух! Чистый и свежий. Даже бабушка перестала причитать. Наши машины плыли мимо деревянных ферм с оленьими рогами, приколоченными над дверью сарая, коровьих стад, бренчащих своими колокольчиками, желтого почтового грузовичка, катившего через поля. Спустившись в долину, мы переехали деревянный мост и оказались в каменном городке.

Наш «мерседес» трясся по узким улочкам, проложенным еще в XVIII веке, мимо мощенных плитняком переулков, мимо обувного магазина, мимо магазинчиков с часами. На переходе две молодые мамочки, болтая, толкали перед собой коляски, направляясь в кондитерскую через дорогу; дородный бизнесмен поднимался по ступеням в банк на углу. В этом городке ощущалось что-то благородное и добротное, он мог похвалиться славной историей – старинные цеховые дома, окна со свинцовыми переплетами, старые церковные шпили, зеленые ставни и каменный мемориал героям Первой мировой.

Наконец мы развернулись на центральной площади с фонтаном, окруженным вазонами с желтыми гвоздиками, изо рта каменной рыбы била вода, и направились к выезду на шоссе Н-7 через стекавшую с Альп реку. Я сохранил отчетливое воспоминание о том, что увидел, выглянув из окна: человека на берегу, забрасывавшего в бурлящий поток удочку с насаженным на крючок кузнечиком; весь берег за его спиной представлял собой сплошной ковер из колокольчиков.

– Папа, может, остановимся здесь? – спросила Мехтаб.

– Нет. Я хочу добраться до Оксонна и пообедать там. В путеводителе сказано, что там подают очень хороший язык. Под соусом из мадеры.

Но тут – не в первый раз в моей жизни – внешний мир, похоже, пошел навстречу моим тайным желаниям.

– Это еще что такое?

Машина рыгнула черным дымом и содрогнулась. Папа в досаде хлопнул по рулю. «Мерседес» не подавал признаков жизни. Отец вывел нас на обочину. Малышня завизжала от восторга, когда вылезла на свежий деревенский воздух.

Наша машина сломалась на зеленой улице, застроенной зажиточными домами из известняка, с декоративными дымниками, украшавшими печные трубы, с пышной геранью в цветочных ящиках под окнами. За домами вверх по склонам поднимались фруктовые сады, а за ними, в свою очередь, едва виднелись верхушки памятников местного кладбища рядом с церковью.

Мои младшие братья и сестры принялись играть на улице в пятнашки. Из-за старой каменной стены на них тявкал какой-то терьер, а из соседнего дома до нас доносился запах дровяного дыма и горячего хлеба.

Отец выругался и стукнул кулаком по капоту. Дядя вылез из второй машины, с удовольствием потянулся и уже только потом пошел к папе возиться с заглохшим мотором. Тетя и бабушка подобрали подолы сари и отправились искать туалет. Мой старший брат, сидевший один в последней машине, загруженной нашими чемоданами и узлами, угрюмо закурил.

Папа вытер замасленные руки тряпкой и поднял голову. Я видел, что он безумно устал; неисчерпаемые, казалось, запасы его энергии подошли к концу. Он глубоко вздохнул, потер глаза, и вдруг порыв свежего ветра растрепал его волосы. Должно быть, он почувствовал этот освежающий порыв, потому что именно в эту минуту он, казалось, впервые заметил чистейшую красоту окружавшего его альпийского пейзажа. Впервые за чуть ли не два года вздохнув свободно, он осматривался вокруг, опираясь на ворота. Рядом с ним на ветру покачивалась дощечка с объявлением.