Сандро из Чегема. Книга 3 - читать онлайн книгу. Автор: Фазиль Искандер cтр.№ 43

– Не всегда же тебе, невестушка, быть депутаткой, – перебил ее Раиф, – надо, чтобы и другие побыли.

– Почему другие?! – возмутилась она. – Пока я собираю чай лучше всех, я должна быть депутаткой!

– Доченька, – мягко заметила Тата, – когда разговариваешь с мужчиной, не надо полыхать ему в глаза.

– Куда же мне смотреть, мама? – полыхнула на нее невестка.

– Бери немножко левее, – сказала Тата и добавила, показывая, что деликатность в своем роде тоже необъятна, – можно и правее взять. А в глаза мужчине полыхать – некрасиво.

– Тебя бы, мама, обидели так, – сказала невестка, разливая вино из кувшина в стаканы, – ты бы еще и не так располыхалась.

– Хватит, невестушка, – важно промолвил Раиф, подымая стакан как бразды правления, – не все так просто, как ты думаешь. Везде своя политика…

Раиф сейчас, конечно, пенсионер, но он много лет был членом правления колхоза. После первых стаканов он стал мне рассказывать длинную сагу о том, как он боролся с жителями одного выселка Анхары, которые хотели отделиться, чтобы жить своим колхозом, а он, поддерживаемый односельчанами, их всячески не отпускал.

Жители этого выселка выходцы из Эндурского района. В основном они живут там, но, размножаясь со скоростью, несколько опережающей наше терпение, расселились и по остальным районам Абхазии. Их смешной выговор с точки зрения общеабхазского языка (наши видят в этом смехотворную, но упорную попытку порчи его) и их действительная жизненная напористость, доходящая до неприличия (с точки зрения нашей склонности к раздумчивости в тени деревьев) – предмет бесконечных шуток, пересудов, анекдотов.

Я никак не мог понять, почему он, собственно, должен держаться за них. Кстати, у меня было смутное чувство, что я эту историю когда-то слышал или даже она приснилась мне, и тогда же во сне было непонятно, почему их не отпускают жить отдельным колхозом.

Но не спросил у него с самого начала об этом, а теперь, когда он описал столько подводных рифов, которые ему удалось мягко обогнуть, я боялся, что мой вопрос прозвучит как сомнение в разумности его грандиозного предприятия.

Уточняя те или иные этапы своей борьбы, он кивал быстроногой невестке и говорил:

– Вынь у меня там из сундучка бумажку… Ту, что розоватенькая…

Невестка бежала, мелькая стройными ногами по зеленой траве, вбегала в дом и приносила розоватенькую справку.

– Ага, – говорил Раиф и, слегка погладив справку, как гладят щенка, передавая его в чужие руки, добавлял: – Прочитай, что там написано.

Я читал, и справка подтверждала именно то, что он говорил. Рассказ, подтвержденный розоватенькой справкой, двигался дальше, пока не упирался в необходимость нотариального подтверждения голубоватенькой справкой или той, что вроде рецепта, или той, на которой в середке печать, как пупок.

– Что ты задергал мою невесточку! – наконец не выдержала Тата. И обратилась к ней: – Да вывали ты их разом!

– Нет, нет, – с комической важностью возразил Раиф, – пусть приносит те, что мне нужны.

При этом он с любовной снисходительностью посматривал на жену, давая знать: не всякую справку можно вываливать как бабское лоскутье, иная справка лишнего глаза не терпит, простушка ты моя.

Взгляд его бесшумно токовал, и она, мгновенно улавливая это токование, выпрямляла свой стройный стан и, опуская глаза в позе сдержанного индианского кокетства, говорила:

– Если бы я хоть знала, чего ты убивался с этим выселком.

Он опять со снисходительной улыбкой направлял на нее токующий взгляд, под которым она еще больше выпрямлялась, после чего он, не удостоив ее ответом, продолжал рассказ.

И теперь, когда его собственная жена несколько раз выразила недоумение по поводу его многолетней борьбы, спросить его об этом было особенно неудобно. Я боялся, что он тут же намекнет на генетическую родственность нашей сообразительности. Но при этом я, в отличие от его жены, не мог рассчитывать на любовную снисходительность и тем более токующий взгляд.

Забавно было слышать, как жена его каждый раз, когда он пытался пригубить стакан, ворчливо замечала:

– Твое вино теперь компот. А ты что пьешь?

Он снисходительно выслушивал ее, переводил задумчивый взгляд на кастрюлю, как бы из любви к жене почти готовый приняться за компот, однако не принимался и выпивал свой стакан.

Каждый раз, когда Тата напоминала про компот, все начинали смеяться. Дело в том, что компот вообще не принадлежность абхазской кухни. Абхазцы переняли его у русских. Ее слова как бы означали, что она теперь переводит своего мужа в разряд русских мужчин, которые, по ее разумению, только и делают, что пьют компот. А так как все остальные застольцы прекрасно знали, что русские мужчины далеко не всегда ограничиваются компотом и даже никогда не ограничиваются компотом, они начинали веселиться. Превосходство знания – теплый источник юмора.

Раиф в свое время был неплохим тамадой, то есть человеком, весьма стойким к питью. Стойким не в смысле устоять перед выпивкой, а в смысле устоять на ногах после хорошей выпивки. Но здоровье в последние годы слегка пошатнулось, и жена, жалея его, говорит перед каждым стаканом:

– Твое вино теперь компот. А ты что пьешь?

Возможно, он ей иногда уступал, но я этого не видел. Кстати, после того как он выпивал вино, она иногда говорила с запоздалой надеждой:

– Пусти хотя бы вслед…

Раиф бросал задумчивый взгляд на кастрюлю и, словно решив: нет, и там не стоит портить вино! – отворачивался.

Заур, по-видимому решив уравновесить компотные намеки на одряхление отца, наклонился ко мне и шепнул с библейской простотой:

– А мой отец еще иногда восходит к маме. В это время его все еще восходящий отец поднял стакан за всех наших мальчиков, которые служат в армии, поднес его ко рту и вдруг с дурашливым удивлением отвел его от губ, как бы пораженный, что нравоучения не воспоследовало. Все рассмеялись.

– Оставь, ради бега, – досадливо махнула рукой Тата.

Раиф опять дурашливо посмотрел на жену, потом удивленно на остальных застольцев, словно спрашивая: «О чем она? Я же ничего не говорил».

Насладившись слабым ходом жены, он опять направил на нее свой токующий взгляд. Тата опустила глаза и снова замерла в позе статичного индианского кокетства.

– Когда она мне приглянулась, – кивнул он головой на жену, как бы торопя обратить наше внимание на четкость форм ее индианского кокетства, пока они не размякли, – и я стал бывать в Большом Доме, вот что случилось. Однажды я уезжал… Молодой был, влюбленный… Не то, что сейчас, правда?

Он многозначительно замолк и взглянул на жену.

– Не в наши годы об этом говорить, – тихо вымолвила Тата и, замирая, опустила глаза.

Раиф кивнул в сторону жены, на этот раз обращая внимание на мгновенную силу своего гипноза. Потом продолжил: