Сандро из Чегема. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Фазиль Искандер cтр.№ 65

…Когда он подходил к дому Тендела, оттуда уже доносился нестройный гул голосов, из которого время от времени вырывался пронзительный голос самого хозяина Кязым открыл ворота и пересек двор, удивляясь и настораживаясь от того, что собака не дает о себе знать. У самого дома она вырвалась из-под лестницы, соединяющей кухонную веранду с горницей, и почти молча, яростно взрыкнув, кинулась на него. Выбросив ей навстречу правую ногу, он вдвинул носок сапога в ее распахнутую пасть Собака, завыв от боли, отскочила. И уже издали обрушила на него истерический лай. К этому времени с криками выскочили из дому Тендел и его внук.

– Да что она, взбесилась, что ли?! – заорал Тендел и швырнул в собаку дровину, подхваченную на кухонной веранде. Швырок оказался точным, и собака, завыв, скрылась в темноте.

– Неужели укусила? – спросил Тендел, подходя к Кязыму.

Кязым приподнял ногу и в полосе света, льющегося из распахнутой двери дома, рассмотрел сапог. Он был цел.

– Нет, – сказал Кязым, – меня не так-то просто укусить.

– Очумела, своих не узнает! – крикнул Тендел, сверкнув глазами в темноту, куда убежала собака.

– Старается, – усмехнулся Кязым, – чтобы после пирушки ей перепало побольше.

Когда они вошли в большую комнату, где происходило праздничное пиршество, гости радостно повскакали, приветствуя его и раздвигаясь, чтобы уступить ему место. Кязым сел напротив Тимура, злобно и подозрительно поглядывавшего на него. Жена его вместе с хозяйкой и невесткой Тендела обслуживала сдвинутые столы. Потом она уселась в конце стола, где сидели еще две женщины. Все шло как надо.

– Мир перевернулся, – крикнул Бахут с того конца стола, где он сидел рядом с Тенделом, – Кязым на выпивку опоздал!

Бахут был мингрельцем и произносил его имя на свой лад. Они любили друг друга, хотя, конечно, никогда в жизни не говорили об этом, а, наоборот, бесконечно подтрунивали друг над другом.

– Опоздал, – сказал Кязым, поудобней усаживаясь, – потому что домой к Теймыру заходил, а он, оказывается, уже здесь.

– Чего это ты ко мне заходил? – спросил Тимур, исподлобья поглядывая на него глазами затравленного кабана.

Хозяйка поставила перед Кязымом тарелку с мамалыгой и мазанула на нее шматок аджики.

– Да жена моя говорила, что ты заходил ко мне несколько раз, – сказал Кязым миролюбиво и, взяв из большой тарелки кусок мяса, притронулся им к аджике, надкусив как всегда без аппетита, стал жевать. Лениво жуя, он смотрел на Тимура, и в глубине его маленьких синих глаз таилась насмешка.

В свежевымытом чесучовом кителе Тимур сидел перед ним, все еще крепкий, бритоголовый, с тем волевым выражением власти, которую он уже утратил, но все еще хранил на лице. По этому выражению Кязым мог узнать начальника в любой толпе, и было непонятно, их выбирают по этому выражению или оно вырабатывается от власти над людьми. Но в глубине темных глаз Тимура не было власти, Кязым это ясно видел, а была смертная тоска по власти, и страх, и неуверенность.

– Так ты же все прячешься от меня? – сдерживая себя, тихо клокотнул Тимур.

Хозяйка поставила Кязыму чайный стакан и налила в него вино. От вояки, которая якобы сечет птицу на лету, он отказался. Кязым не света приподнял стакан и, пожелав благодати дому, выпил и снова взялся за мясо. Тимур, наклонив вперед бритую голову, ждал.

– Чего это мне прятаться от тебя, – сказал Кязым и надкусил мясо, – я ничего не украл, чтобы прятаться…

Вяло жуя, он смотрел на Тимура, и в глубине его маленьких синих глаз таилась насмешка.

– Какого дьявола ты приходил ко мне за деньгами, – сказал Тимур, сдержанно клокоча, – откуда у меня такие деньги?

В общем шуме их разговор пока еще не привлекал внимания застольцев.

– Нет так нет, – сказал Кязым, смеясь одними глазами; выпив вино, твердо поставил стакан на стол, – я же не насильво их у тебя беру…

– Ты ведь сказал моей жене, чтобы я поделился, – клокотнул Тимур, и Кязым заметил, что даже его бритая голова побагровела. – Это как понять?

– Так и понимай, – ответил Кязым, продолжая смеяться глазами.

Оказывается, все же остроухий старый охотник уловил внешний смысл их разговора.

– Нашел у кого деньги просить! – с того конца стола закричал Тендел, сверкая своими ястребиными глазами – Да Теймыр – как та синица, которой сказали, что ее помет – лекарство. Так после этого она все норовила над морем какнуть!

– Поделиться, – мрачно усмехнулся Тимур, не обращая внимания на крики Тендела, – откуда у меня такие деньги!

– Вот ты удивляешься, что я у тебя просил деньги, – сказал Кязым, – а надо бы удивляться, что ты два дня меня ищешь, чтобы сказать: у тебя денег нет.

– Ну и что? – спросил Тимур, замирая с мослаком в руке и стараясь не дать себя перехитрить.

– Да разве человек, – сказал Кязым, продолжая посмеиваться одними глазами, – которому нечего дать» ищет человека» который у него просил деньги? Ведь если человек, у которого просили деньги, ищет человека, который просил деньги, значит, они у него есть и он хочет поделиться.

– Я тебя искал, кулацкое отродье, – изо всех сил сдерживаясь, тихо клокотнул Теймыр, – чтобы сказать, до чего я жалею, что не упек вас в тридцатом в Сибирь!

Тут Тимур сгоряча преувеличил своя возможности. Во время коллективизации в Абхазии мало кого тронули, а из Чегема и вовсе ни одного человека не выслали. Истинный народный оратор, председатель Совнаркома Абхазии Нестор Лакоба тогда на многочисленных сходках уговорил народ, тонкими иносказаниями он дал ему понять, что разделяет его тревогу, но надо смириться, чтобы сохранить себя. И народ, поварчивая, смирился.

– Да, – сказал Кязым, теперь состругивая ножом кусочки мяса с кости и отправляя их в рот, – тут ты промахнулся. Потому как ключ тогда у тебя был в руках, а теперь у меня.

– Какой ключ?! – спросил Тимур, и страх застыл в его глазах, С приоткрытым ртом он, не шевелясь, смотрел на Кязыма.

– Ключ от власти, – приспустил поводья Кязым, продолжая посмеиваться своими синими глазами, – так что теперь он у меня в руках.

– Власть? Подумаешь, бригадир, – презрительно сказал Тимур, вглядываясь в Кязыма, и стараясь поверить, что он именно это имел в виду, и в то же время чувствуя ужас бессилия перед двойственностью его намеков. И эта двойственность намеков, этот просвет, позволяющий уйти от прямого ответа, был хуже, чем если бы Кязым его прямо обвинил в том, на что он ему как бы подмигивал своими невыносимо смеющимися глазами.

А между тем кое-кто из окружающих уже посматривал на них, хотя никто не понимал того, что стоит за их разговором.

– Оставь ты этого вырыгу, Кязым! – крикнул с того конца стола Тендел, опять сверкнув в их сторону ястребиными глазами.

Все рассмеялись. Тендел иногда употреблял слова, которые никто не понимал. И сложность их понимания была в том, что иногда в обычной речи у него выскакивали слова из особого охотничьего языка, понятного только посвященным А иногда он сам бессознательно так выворачивал обычные слова, что они звучали необычно. Именно это и случилось сейчас.