И все-таки это судьба - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Райт cтр.№ 25

– Наверное, надо было одеться солиднее для визита к директору института, но уж в чем с утра из дома вышел…

– Отлично вышли. Пойдемте?

– Да-да, конечно. – И тут Шура впервые увидела, как он улыбается – очень тепло и по-детски беззащитно. Владимир напомнил ей Валерку, когда тот был совсем маленьким. Он забирался к Шуре на колени, засовывал голову куда-то ей под мышку и замирал. А когда поднимал глаза, то всегда улыбался именно так: мягко, вопросительно, с какой-то затаенной надеждой, будто спрашивал: ты ведь меня в обиду не дашь, правда? В Валерке эта жажда защищенности осталась до сих пор, хотя уже не за горами то время, когда ему самому придется становиться материнской опорой. Но пока он все еще выглядел, да и вел себя, как беспомощный теленок.

У Владимира же только на мгновение промелькнула на лице тень какой-то растерянности. Уже в следующую секунду он был собран, уверен в себе и решителен. В этой же решительной, деловой манере он и построил разговор с директором института. За каких-то пятнадцать минут, сдобренных крепким кофе, мужчины договорились об условиях сотрудничества, ударили по рукам и разошлись, весьма довольные друг другом.

Шура отправилась провожать гостя. Она была разочарована. Столько планов, столько приготовлений, а зачем, если он говорит только о том, что «читать лекции каждый третий четверг месяца в течение года – весьма и весьма достойное предложение». И что же теперь делать? Сейчас карп уплывет в пучину и будет появляться из нее лишь для того, чтобы обсудить с Шурой здоровье ее матушки.

– Спасибо вам. Отличное, отличное предложение!

Шура сама не поняла, как только язык осмелился повернуться:

– Может, отметим?

Что это? Он смутился? А почему? Потому что она ему нравится? Он что-то такое чувствует, но старается не дать волю чувствам? Докторская этика не вступать в отношения с пациентами, а теперь еще и практически с коллегами? Ну да, конечно! Поэтому он и был так сдержан и сух, чтобы не сорваться, не позволить себе. Да расслабься, расслабься! Можно позволить, можно! Ну, что же ты мнешься? Решайся! Не можешь? Ах да, думаешь о жене. Дело в ней, а не во мне, потому и смущаешься. Как бы так извернуться, чтобы не обидеть наивную дурочку? Куда ей до моей декольтированной женушки! Да ладно уж, не тяни, руби правду-матку!

– А почему бы и нет? Давайте поужинаем. Есть тут какой-нибудь приличный ресторанчик?

Ух ты! Шуру захлестнула радость, тут же сменившаяся паникой. Ну и куда ты попрешься в таком виде? Верх, конечно, впечатляющ, но все, что ниже шеи… Ну не в халате же идти. А если отказаться, перенести ужин? Нет, надо брать быка за рога. Второго шанса может и не быть. Ну не ждать же, в самом деле, какого-то там третьего четверга. А в больнице ему не до флирта будет. Да и ей там не до того, маму надо поднимать, бульоном отпаивать да разговорами оптимистичными занимать. Роман с врачом, кстати, маме понравится. Надо уж постараться, чтобы было чем больную порадовать. Значит, в ресторан. Что ж, придется идти как есть и надеяться на полумрак.

В лаборатории одолжила у студентки тяжелые яркие бусы, выгодно оттенившие блеклую водолазку и удачно скрывшие безобразие под ней, достала из шкафа туфли на шпильках, что хранила на работе для редких публичных выступлений. Сегодня, пусть публика совсем не многочисленная, очень важное выступление, еще поважнее всяких научных конференций. Глянула на себя в зеркало – а вроде и ничего. Сойдет. Ноги стали длиннее, грудь больше, еще добавим призыва во взгляд – и вперед.

Ужин сначала мало напоминал свидание. Беседа на общие темы, не переходящая на личности. Поговорили о погоде – какая-то быстрая осень, мрачная и холодная. Потом о политике – довольно странная тема для симпатизирующих друг другу и оставшихся наедине мужчины и женщины. Затем, конечно, о биологии. Ну, тут уж грех не затронуть персоналии.

– А какова тема ваших научных изысканий? – И что его больше интересует: ответ на вопрос или помидоры черри в салате, которые он так старательно выискивает и разжевывает со смаком?

– Влияние различных импульсов на нервные клетки.

– Издеваетесь над мышами?

– Приходится.

– Вы – молодец! Все болезни от нервов.

– И рак?

– А он тем более. Знаете, от чего заводится в организме всякая гадость?

– От чего же?

– От грустных и пакостных мыслей. А когда человек спокоен, у него и думы ясные, и помыслы чистые.

Шуре и задумываться не надо – у матушки было достаточно поводов для волнений, чтобы угодить в сети страшной болезни.

– Бывает, что рак – расплата. Не всегда, конечно, но случается.

– Расплата? – Тут у Шуры недоумение. Маме-то за что расплачиваться? Всю жизнь лямку тянула, только о близких и думала. Конечно, позволила себе прожить несколько счастливых лет, так разве это грешно?

– Да. Если не за свои грехи, то за грехи близких. – Владимир просто философствует, он не замечает реакции собеседницы. Все, как она хотела: свечи, полумрак. Не видно ни одежды, ни лиц, ни настроения.

А к Шуриному лицу приливает кровь. За грехи близких, значит. Что ж, этого добра у Шуры хватает. Вот и Аленка за нее расплатилась, и Дашка этой жуткой жизнью у черта на куличках. Правда, сама сестричка вроде бы и довольна, только какое тут довольство, когда детишкам еды не всегда хватает. И как тут маме не нервничать, как не переживать? А Шурина жизнь? Много она маме радости добавила? Валерка, конечно, радость, но сквозь слезы. Ведь не устроена жизнь, не сложена. Вот и последнее замужество – просто насмешка судьбы. Счастья хотела? Надкуси, но не поперхнись. Тебе не положено. Ты не принять стремилась, а урвать, захапать, украсть. Вот и результат. Одна сестра в могиле, другая на краю земли, мама в больнице. Сынок здоров, слава богу, но уже видно, что каким-то мямлей растет. Ни рыба ни мясо. Сказалось женское воспитание. Мама на мальчике душу отводит: «Валерочка, лапочка, заинька», а у Шуры времени почти нет. А когда есть, так и она нежности расточает. И рыбонькой назовет, и приласкает, и приголубит, и пожалеет.

– Поставь сумочки, сына, я сама справлюсь.

– Ой, не трогай стол, надорвешься!

– Шапочку надень, простудишься. А шарфик, шарфик, Валерочка? Давай я тебе носик вытру, моя радость.

Это все, конечно, замечательно, когда ребенку три года, но сы́ночке уже тринадцать, и есть все шансы на то, что носик мама не перестанет ему вытирать и в тридцать три. Нет, пусть другие будут слабыми, добрыми, амебными. Будут сидеть сложа руки и ждать у моря погоды. Да что Шура такого сделала? Она ведь и не ради себя старалась. Для семьи все, для сестренок родненьких. А за роман с женатиком расплатилась уже. Валеркой. И хорошая цена, между прочим. Ребенку нужен папа. Нужно мужское слово, нужна мужская рука. Да и Шура устала тянуть на себе всех и вся, хочется опереться на кого-то сильного и надежного. Что? Опять отнимает чужое? Жизнь покажет какое. Чужое к ней в сети не попадет, а свое не отстанет.