– Не протянут и года.
Через год на свет появился сын. Волосы густые, как у мамы, и кудрявые, как у папы.
– Димочка, – называла она ребенка и гладила по голове.
– Митяй, – объявлял он, щелкая сына по носу.
Она боялась сквозняков и укладывала младенца спать в шапочке. Он крутил сына за руки и за ноги, называя это акробатикой, и обливал прохладной водой, ратуя за закаливание. Она мечтала учить мальчика играть на флейте. Он грезил о совместном покорении Эвереста.
Она стала кандидатом наук и устроилась работать на кафедру. Он получил диплом и объявил себя свободным художником. Она работала строго по часам, он – когда посещало вдохновение. Она копила деньги на стиральную машину, он мечтал об электрогитаре. Бабушка всем сообщала, что надеется умереть раньше того дня, когда в доме появится «это чудовищное изобретение». Появилось, и он объявил о создании собственной группы. Репетировать уезжали в гараж к его папе, чем, безусловно, продлили жизнь бабушке, которая смилостивилась и объявила, что, «пожалуй, дотянут до кризиса трех лет, но исключительно потому, что каждый занят своим делом. Он – группой, она – кафедрой, а я (бабушка) – Димочкой».
Еще через два года она приступила к написанию докторской. Объявила родным, что в ее возрасте докторами наук, конечно, не становятся, а потому процесс подготовки займет не меньше десяти лет. А он… Уехал в первое турне по российской глубинке.
– Ну, наконец-то, – объявила бабушка. – Конец близок.
Веревочка, однако, продолжала виться.
Она была занята студентами, докладами, статьями и сбором научного материала. Его интересовали сборы клубов, площадок, а потом и стадионов. Он вплотную подобрался к успеху. Гастроли продолжались, появились фанаты и, естественно, фанатки. Они обрывали телефон и нервно дышали в трубку. Она телефон отключала, забывала о назойливых девицах и помнила о нем. А он о ней. Тащил из поездок чемоданы подарков ей, сыну и, конечно, бабушке. Та поджимала губы и говорила:
– Грехи замаливает.
Внучка примеряла обновки, выбирала самую удачную (ту, что поскромнее) и шла в театр. С подругой. Он к театру относился с уважением, но предпочитал ему просмотр боевиков.
– В одиночестве на диване под звуки стрельбы я восстанавливаюсь лучше, чем под пьесы Шиллера, – объяснял нежелание появляться на публике.
Она согласно кивала. Шиллером не разгрузишь нервное напряжение.
– Неуч! – выказывала недовольство бабушка. – Испортит ребенка своей киношкой и музыкой.
Неуч продолжал собирать стадионы и в один прекрасный день семью от бабушки увез. Та не расстроилась. Напротив. Довольно потирала руки и говорила:
– Без меня точно разойдутся. За дитем смотреть некому, а тут еще и проблемные семь лет приближаются.
Через девять месяцев после переезда родилась дочь. Она ушла в творческий отпуск и между кормлениями и уборками учила Димочку читать. Разбирали по слогам, правда, не детские книги, а научные статьи. Через пару месяцев таких занятий Димочка, услышав плач сестренки, говорил, что «ее влияние на окружающих основано на сиюминутных желаниях, не подкрепленных никакой доказательной базой». Она смеялась и говорила, что пришла пора Димочке превратиться на время в Митяя.
Он забрал Митяя в поездку. Вернулись длинноволосыми, дурно пахнущими и счастливыми. Сын везде, где можно и нельзя, рисовал значки пацифиста, говорил, что «Битлы» – это круто, а жизнь ваще ништяк».
Она отмыла обоих. Мужу выдала тарелку борща и сверток с ребенком. Сына стригла и просила рисовать только в альбомах. А сама уехала в библиотеку. Отпуск же был творческим, а не декретным.
Иногда с инспекцией любила нагрянуть бабушка. Приезжала, конечно, тогда, когда его не было дома. Хлопотала по хозяйству, но и об основной миссии визита не забывала, призывая внучку к здравому смыслу:
– Все одна да одна. Погрязнешь в кастрюлях, никому не нужной станешь. Ему, конечно, удобно. Накувыркается в далеком далеке и является. А ты его тут ублажаешь, как домработница.
Она улыбалась, раздумывая над очередной главой диссертации, и отвечала:
– Почему «как»?
Через десять лет после свадьбы она объявила, что докторская готова, а он сказал, что собирается открыть звукозаписывающую студию. Дети ходили в школу и в детский сад, осуществлять родителям далеко идущие планы не мешали. Бабушка приезжать перестала – возраст, – но позиций сдавать не желала:
– Доктор наук и рокер! Когда же это закончится?!
Закончилось в это время много историй. Друзья расходились, распиливая имущество и детские души. Женщины жаловались на измены и невнимание мужей, не забывая подсластить горькую пилюлю вздохом:
– Твой тоже хорош. Все они…
Она с готовностью поддерживала вздох и думала, что сегодня забыла положить ему с собой на работу лоточек с супом. За годы гастролей он наездил язву, а она добилась успехов в постоянной борьбе с этой болячкой.
Мужики жаловались ему на непонимание и постоянные придирки жен, потом махали руками и говорили:
– Ладно, чего уж тут. У тебя наверняка своих проблем хватает.
Проблем хватало. Для развития студии нужны были большие вливания. Денег не хватало. Они никогда не шиковали, но за годы хорошей жизни привыкли ни в чем себе не отказывать.
– Сейчас начнется, – шептались в окружении.
Мужчина, провалившийся в мечту, и женщина, думающая о повседневных заботах: чем кормить, во что одеть и как воспитывать.
Бабушка уже ничего не предполагала. Она умерла. Внучка продала ее квартиру и отдала мужу деньги на раскрутку студии.
Шли годы. Он дневал и ночевал на работе, обкатывая аппаратуру, подписывая контракты и записывая альбомы (свои и чужие). Она защитила диссертацию и получила должность профессора в университете. Ее приглашали на конференции и симпозиумы, заказывали научные статьи. У нее мечтали учиться и умоляли учить. Димочка учил языки, как мама. Митяй играл на гитаре и занимался альпинизмом, как папа. Летом отец и сын брали снаряжение и отправлялись покорять очередную вершину. Дочь – уже не маленькая Светланка (по-маминому) и Ветка (по-папиному) – обнаружила талант в живописи и пропадала на этюдах. Уезжала с группой художников и забывала докладывать о передвижениях.
Доктор наук оставалась в гордом одиночестве и вполуха слушала «всевидящих» подруг:
– Так дальше пойдет – навсегда одна останешься.
– Если уже не нужна, потом и подавно никто не вспомнит.
– Разве заслужила такое отношение?
Она прикидывала, какой материал станет обсуждать со студентами на следующем семинаре, а подругам отвечала:
– Девочки, а не сходить ли нам в театр?
Ходили. И по выставкам, и по музеям, и по галереям. Ей было комфортно в компании давних приятельниц. Она любила разговаривать о классической музыке, поэзии вагантов и роли Гумбольдта в становлении языкознания. Муж любил ее слушать, но рассказывал о новых альбомах «Pink Floyd», сногсшибательной игре Несси, противостоянии Надаля и Федерера, снегах на вершине Килиманджаро и что очередной коллега женился на «свеженьком теле». Она вздыхала – сочувствовала коллегам. С «телами» было совершенно не о чем говорить. Да и услышать от них ничего, кроме слов: лейбл, коллекция, ботокс, коррекция и фирма, было невозможно. «Тела» не ходили в театр, а ездили в Милан, но, конечно, не ради Ла` Cкала.