Казарин по привычке не произнес ни слова, сцепив зубы, но спохватившись, решил покричать в рамках образа сдавшегося, опустившегося человека. Образ дополнился, но за крик он получил в челюсть от стоявшего рядом с лекарем бойца.
– Давай, я его сначала вылечу, – строго отчитал того за удар лечивший мужик, – а то подохнет раньше времени!
Он обработал разрез антисептиком и залепил широким лейкопластырем. Обратно Даниила снова волокли, ухватив с двух сторон под мышки и, пользуясь этим, он осторожно, насколько мог, осматривал окрестности. Шутку со скидыванием с лестницы повторили.
Без фантазии ребята. Факт.
Но главное, Даниил понял: он не представляет для похитителей ничего значимого, они его вообще за человека не считают. Даже бить не стали, настолько он для них перестал быть одушевлен. Так кусок мяса – отработает свое положенное, и его спокойно пристрелят.
А вот это большая ошибка, ребята!
Любого противника, даже поверженного, следует по умолчанию считать равным себе, иначе рискуешь потерять здоровье вместе с головой.
Но это их безразличие давало Казарину дополнительные бонусы в его борьбе за жизнь.
Больше его не тревожили ни разу. Кучка из камешков, отмечающих сутки, проведенные в яме, все росла, день сменялся следующим, полным занятий и дел. У Казарина за это время заметно подкачалась и налилась мускулатура, тело слушалось безупречно, обретя былую гибкость и подвижность, а глаз практически выздоровел.
Как-то раз ночью он вдруг понял, что видит свою вытянутую руку. Наверное, полнолуние, подумал Даниил, вот и светло. Но сразу же вспомнил, что даже солнце, находясь в зените, не проникает прямыми лучами сюда, на глубину, что уж говорить о луне. Но сомнения остались. На следующую ночь небо заволокло тучами, но Даниил по-прежнему видел свою вытянутую руку. Он начал прислушиваться и присматриваться к своим чувствам и ощущениям и с удивлением обнаружил, что обострились все его органы чувств.
Он стал видеть в темноте, и довольно хорошо видеть. Он умудрялся слышать шаги наверху, когда кто-то подходил к яме, и различать, кто идет и сколько человек, обострились обоняние и ощущение перемены погоды.
Удивительно! Какие загадочные резервы скрыты в наших организмах.
Ночное зрение дало Даниилу возможность работать и в темноте. А делать это становилось все сложнее – находясь на высоте, приходилось рыть одной рукой, удерживая равновесие, потом медленно спускаться, маскируя вырытые ямки камнями и землей, чтобы не бросались в глаза. Но дело двигалось, и Даниил понимал, что через пару дней уже достигнет края колодца.
Ночи. Ночи для Казарина наполнились болезненным, мучительным душевным очищением и осмыслением.
Он вспоминал наставления Клео и понимал, что давно не боится смерти, как она и учила. Но только здесь, сидя в яме, анализируя свою жизнь заново, Казарин осознал, чего надо бы бояться больше, чем смерти – пустоты! Пустоты и никчемности проживания, бессмысленных дней, которые он искусственно заполнял шумными тусовками, сменяющимися бесконечно женщинами, романами, пьянками до утра, хорошо хоть к коксу не пристрастился, стараясь сохранить светлой голову для работы.
И понял, честно себе признавшись, что давно исчез куда-то азарт от первых больших денег и побед, от новых проектов и что все, чем он занимается, – это не его! Все это пустое – ни о чем! Давно не греет, не приносит радости и душевного удовлетворения, творческого поиска и подъема. Все не то! Не то!
Где он потерялся на пути к благополучию? На каком этапе исчез тот задиристый, ни черта не боящийся юноша, у которого от полноты и радости жизни аж визжало все внутри, который спал по три часа, жалея на сон время и успевая везде.
А еще ночами к Даниилу приходила Надежда.
Она садилась рядом с ним на пол, вытягивала ноги, поворачивала к нему лицо, смотрела своими необыкновенными глазами, светящимися в темноте, и говорила:
– Это не страшно, что ты не понимаешь, главное, что ты хочешь понять.
– Я понимаю, что это все бред какой-то и тебя тут на самом деле нет, но, Надюшка, я хотел попросить прощения: прости, что обидел тебя, – осторожно просил Даниил, пугаясь, что с его головой не все в порядке.
А она смеялась тихим звонким смехом, проводила нежно пальчиками по его щеке и растворялась в темноте. И он ждал ее нетерпеливо, подгоняя наступление ночи, и звал частенько, разговаривал с ней, и одновременно боялся своего возможного безумия, и отдавал себе отчет, заглядывая в ее глаза, что очень близок к умопомешательству.
На тридцать второй день своего заточения Даниил закончил делать ступени, доведя их до самого верха. Он приготовился к побегу, лежал в центре ямы и смотрел через решетку на звезды в небе, ожидая наступления глубокой ночи, когда заснет и утихомирится весь аул.
И вдруг увидел рядом с собой Надю, она наклонилась к нему сбоку и тихо произнесла:
– Не сразу и не сегодня. Надо осмотреться.
И исчезла, как только он повернул к ней голову, чтобы лучше рассмотреть.
Как это осмотреться?! Где? Зачем? Дрожало недоумением и нетерпением все в нем. Бежать! Немедленно! Разве не для этого проделана такая работа?! Бежать!
Но Даниил уже понимал, что не побежит в эту ночь и что привидившийся образ лишь озвучил его подсознательные мысли и опасения. Бежать вот так на дурака, не проведя хоть какой-то разведки, не осмотрев местность, не попытавшись запастись хоть теми же абрикосами в дорогу или чем-то более существенным, если повезет. Даже просто сориентироваться на местности не мешало бы!
Нет, вы можете себе представить – иметь возможность бежать, все для этого сделать и остановиться, когда сердце, разум и тело стремятся вперед, кровь закипает – вырваться из плена, освободиться! И вернуться в яму?! Самому?! Добровольно?!
А если завтра не получится?! Если события с выкупом развиваются быстрей, чем он слышал в разговорах захватчиков?!
Твою ж… Наденька… чтобы тебе хорошо жилось, где бы ты ни находилась!
Ночь звенела тишиной, и Казарин, поднявшись наверх, предпринял попытку отодвинуть решетку – то еще занятие! Хоть она и не была никак закреплена, а просто лежала сверху, но весила прилично, и сдвигать ее одной рукой, не имея опоры на тело, зацепившееся крабиком на выдолбленных в стене ступеньках, оказалось офигенно тяжело. Но со второй попытки ему удалось сдвинуть эту суку железную ровно настолько, чтобы проскользнуть в образовавшуюся щель.
Он выбрался наружу, присел на корточки и начал старательно прислушиваться и медленно осматриваться вокруг. Большую часть села было видно с точки, где он сидел, как на ладони – оно словно раскинулось перед ним, спускаясь уступами по горе. Везде темно, и только в одном доме горел свет. Даниил прикинул и понял, что это, видимо, тот дом, куда пленника приводили для съемки.
Ну что ж, объект для разведки появился. Туда и двинемся в первую очередь.