Я хочу домой - читать онлайн книгу. Автор: Эльчин Сафарли cтр.№ 21

Два года назад она уехала из Баку. Долго не могла оторваться от привычного, насиженного места. Много месяцев была не в состоянии прекратить отношения, в которых вроде бы четко слышно друг друга, но нет руки в руке. Это когда идешь одной дорогой, в одном темпе, близко, но без прикосновений. Один руку протягивает, другой свою прячет в карман.

Если бы не расставание, Гонча так бы и не двинулась дальше. Когда мы сопротивляемся потоку жизни, нас сбивает сильной волной. Чтобы мы не стояли на месте, упали и вынуждены были плыть.

«Я познакомилась с ним спустя месяц после смерти папы. Мы встретились, чтобы друг друга спасти. От тоски по прошлому. Он был чужой собственной жене, я – себе. Бывает же так, когда подобное притягивает подобное. Я согрелась в его объятиях. Меня замучили перепады как внутренних, так и внешних температур… Я полюбила его тепло. Осознанно. И старалась отдать ему больше себя. От благодарности, прежде всего. Потом он ушел. Сказал: “Возвращаюсь к жене” – и вернулся. Я закрыла за ним дверь, поставила на газ чайник.

Четыре года прожила с его именем на кончике языка. Первое время, признаюсь, ждала возвращения. Мне хотелось этого ради мести. Чтобы отвергнуть. Но обида быстро проходила, а желание отомстить сменялось стыдом… Я заболела. Довела себя. Теперь, когда вылечилась и кормлю по утрам чаек в городе на другом полушарии, я благодарна ему за те чувства, за тепло. Ведь, по сути, я любила не его, а свою к нему любовь».

«Вот глянь, что я написала после расставания с ним». Протягивает мне мятый лист бумаги. Читаю.

«Вы когда-нибудь умирали в человеке? Я умерла в том, кого любила больше себя. Умерла и воскресла в другой жизни – без него. Никто не заметил перерождения. И не надо. Моя история.

Тогдашняя я упокоена в мужчине, без которого не могла, а он без меня – мог. Не пыталась удержать, не бросалась с истериками. Просто в один вечер, когда он ушел, я умерла в его отдаляющихся объятиях, прикосновениях, глазах. Он этого не заметил. И не надо.

Теперь он ходит по могиле меня тогдашней, роняет на нее пепел крепких сигарет и, присев на корточки, обнимает своих детей. От другой. Не от меня.

Я наблюдаю за этим из своей новой жизни, и так хочется тихой безлюдной ночью принести на могилу той себя синие тюльпаны. Он их часто дарил. Принести, разложить по затоптанной земле, сказать: “Это тебе, милая. Весна наступила”. Жаль, но никак. Ее могила – в нем, а это значит, придется приблизиться к нему. Не хочу.

Пусть живет бестревожно, пусть будет счастлив, а я редкими ночами, вспоминая покойную, буду молиться за ее сон. Под его ногами.

Говорят, такая отчаянная любовь, похожая на смерть, совсем не любовь – уязвленный эгоизм, приступ страсти и что угодно еще. Чушь. Она самая что ни на есть настоящая, без эгоизма – в ней все не о себе, а о том, кого любишь. И нет в ней слов, только бескорыстное желание счастья ушедшему.

Каждая женщина умирает раз в жизни в мужчине. Не каждая говорит об этом вслух. Не каждая называет место своей могилы».

* * *

– «Сколько еще ты будешь стучаться в открытую дверь?» Как ты понимаешь эти слова Руми?

– Точно сказать не могу, Гонча. Мысли сумбурные.

– А если не точно?

– Посвяти свою жизнь главному – любви…

– Интересно. Значит, внутри тебя сейчас все об этом. А я вижу в них другое.

– Что?

– Мы сами ставим себе преграды. Даже когда их нет.

– Да, Гонча, мы строим стены, а потом сами же их разрушаем. Знаешь, для чего?

–..?

– Чтобы прийти к тому, что из камней нужно строить не стены, а ступени. Чтобы подняться выше и перестать тащить за собой мешки с прошлым.

* * *

За окном автобуса – пустынная желтизна с чистым небом. Вчерашний хазри загнал облака выше видимого. В этой картине вижу освобождение. От всего, что надумал, но оставил на полуслове. Если ты подумал, но не сделал, – это пустота. Надо набраться смелости и нырнуть с головой. Дна всего моря все равно не узнаешь.

Мне нужно увидеться с морем. Эти годы в предгорьях Большого Кавказа, покровительство которых подарило тишину для знакомства с собой, многому научили. Теперь настало время моря.

Главное зовет меня.

Гонча заснула, скучаю по Беязу. За ним присматривает Нури. Скоро мы снова будем вместе.

25

Октябрьский берег выглядит освобожденным. Больше нет изнуряющего летнего потока людей, большинство которых предпочитают получать, но не отдавать. Берег пуст: редкие чайки и волны с раскинутыми объятиями.

«Финик, если волны не оставляют на песке пены, значит в их заводи спокойствие. Море не понимает длинных рук и пустого шума людей, но продолжает нас любить». Помню, как бабушка убирала с берега бутылки, пакеты, коробки, сдерживая возмущение и повторяя цитату Руми: «Любовь – это сад, и если ты не чувствуешь аромата, не входи в него».

Попрощались с Гончей. Она сошла на первой остановке. Я доехал до конечной, окраины. Час пешком, и я на берегу моря. Заброшенная полоса без туристической инфраструктуры. Этот берег называют Пустыми Надеждами. Потому что его песок «слеп» – слишком мягкий, быстро превращается в жижу, непригоден для масштабного строительства. В этой особенности заключается спасение Пустых Надежд от людей, которые давно понастроили бы тут станков – качалок денег.

Чтобы спуститься к Пустым Надеждам, прохожу через Сонную деревню, где живут старики. Местная молодежь уехала на другой берег моря, где песок не слеп, надежды пропитаны алчностью, а жизнь не интерпретируется вечностью, поэтому «в ней надо успеть побольше урвать». Местные аксакалы переживают за новое поколение: приходят по пятницам в Белую мечеть помолиться за его благоразумие.

На калитке одного из домов деревни встречаю выцветшее объявление: «Сдаю жилье у моря. Одна комната. Кому интересно – стучите в дверь». Стучу. Появляется большой мужчина. Он на костылях, без ноги. Рядом с ним черная собака с оранжевой родинкой под левым глазом. Мужчину зовут Салех, бывший рыбак. Когда-то из кирпичей и досок он построил себе у Пустых Надежд маленькую комнатку. Там пережидал отливы и отдыхал после рыбалки, когда не было сил подниматься в деревню.

Пять лет назад Салеху ампутировали ногу: повредил крючком, не обратил внимания, попала инфекция, перешедшая в обширную гангрену. Теперь Салех живет на деньги за инвалидность и сезонную прибыль от сдачи жилья.

Плачу за один месяц, беру ключи, спускаюсь к берегу.

Напоследок Салех предупреждает, что недалеко от его домика стоит такой же, друга-рыбака. «В нем второй год живет странный тип. Он почти не разговаривает и молится волнам. Не пугайся, он безвредный, как креветка. Звать его Лиман».

* * *

Под моими ботинками что-то хрустит. Присматриваюсь. По деревянному полу домика рассыпаны блестящие кристаллы соли. Повсюду. Будто кто-то намеренно усыпал ими комнату.