Предания о самураях - читать онлайн книгу. Автор: Джеймс С. Бенневиль cтр.№ 62

При имени знаменитого в округе мужчины и художника Мантё уважительно склонил голову; он бы испугался, если мог. «Честно говоря, я заплатил за нее пять сотен гуанов. Она стоит в два раза больше, но торговаться не приходится, и Мантё готов расстаться с нею по себестоимости». Сукэсигэ сказал: «За портрет Нарихиры Асона этот Сотан в виде дара смотрителя храма получил три сотни гуанов. Он может предложить тебе как раз эту сумму. Вот она. Прими ее без возражений». Но тут Мантё, что называется, уперся; его отказ прозвучал весьма эмоционально. «Я не могу согласиться на сумму меньше той, что заплатил сам при покупке товара. Отношение матибугё к моему дому всегда было дружеским. Он воспримет это дело совсем по-другому». Сукэсигэ вздохнул: «Эх! Совсем недавно ты тоже вел себя совсем иначе. Пожалуй, Оникагэ должен сам во всем разобраться». Он подал знак своему коню. Мантё, снова подвешенный за пояс, почувствовал, как за его спиной стиснулись зубы зверя. Он буквально завопил от ужаса. Конь пока что нежно его встряхнул. Сукэсигэ рассмеялся. Тут вперед выступила О’Наги: «Прошу хозяина взять в толк. Спасти тебя не представляется возможным, и нам дорога твоя жизнь. Судьба – штука изменчивая, и сэнсэй Сотан может заплатить Мантё не только деньгами». Ханако искренне жалела эту девушку, совсем как кое-кого из остальных родственников ее дома. Честно говоря, она молила искренне и мило. Даже самому Сукэсигэ так подумалось. Мантё угрюмо уступил: «Пусть будет по-вашему. Приглашаю всех присутствующих в свидетели сделки. За три сотни гуанов эта девушка переходит к сэнсэю-доно. Забудем все зло». Сукэсигэ подал сигнал, и конь отпустил свою жертву. Мантё со стуком ударился о землю. Сукэсигэ передал мешочек с золотым песком в руки банто по имени Манкэи. Тот сказал: «Позвольте позаботиться о ваших забытых до поры до времени ранах. Примите ванну и наложите превосходный заживляющий крем, принадлежащий Сотану, и через час вы почувствуете заново родившимся. Вашего коня мы привяжем покрепче. Пожалуйста, прикажите женщинам заняться покупками Сотана. На самом деле она явно нуждается в заботе гораздо больше, чем вы сами, милостивый государь. С ней обошлись совсем немилосердно». Мантё пробурчал свое согласие на все. Его напугало имя постояльца, при этом повысилась самооценка, а возмущение постепенно прошло. Кохаги подняли и унесли не замеченной со стороны Сукэсигэ. Его больше всего заботило назначенное на ночь свидание и поведение Оникагэ. Он лично отвел своего коня-победителя в предназначенное для него стойло.

Как же так получилось, что Сукэсигэ под именем Сотан оказался на постоялом дворе Мантё? Если отвлечься от случайности нахождения там, его роль определялась задачами политики властей того времени. Как известно, в 30 году периода Оэй (1423) Ёсимоти прилагал серьезные усилия, чтобы договориться с Мотиудзи, окопавшимся в Камакуре. Чтобы случайно не обидеть Муромати Бакуфу в Киото, было принято решение послать разрозненные отряды рото Огури в несколько городов между Футю (Сумпу или Сидзуока) и Оцу, а также поручить им следить за обстановкой, что на данном оживленном пути особого труда не составляло. Сам Сукэсигэ в сопровождении Мито-но Котаро отправился в деревню Аямэ, находившуюся недалеко от Аохаки. Здесь он стал выдавать себя за бедного учителя рисования и каллиграфии. Тем временем братья Асукэ из Яхаги пристально изучали события в Киото, ведь мало кто мог уверенно сказать, насколько далеко может зайти Ёсимоти со своим примиренческим настроем в отношениях с Мотиудзи.

Приняв жреческое имя Сотан, художник еще не считался полноценным жрецом, ведь ученый муж еще не вступал на путь жреца, а также не должен был брить свою голову. Одежда ученика оказалась ему очень к лицу, под глубокой шапкой, в которой они обычно выходил наружу, скрывалась его небритая голова, а одежду самурая он надевал совсем нечасто. Поэтому многие причисляли его вместе с сопровождающим к категории ронин (человек без определенного занятия), что в конечном-то счете вполне соответствовало действительности. Мито-но Котаро проявил себя совсем негодным прислужником жреца, а банто при хозяине из него получился еще хуже. Его манера обращения к клиентам за помощью больше напоминала запугивание с целью выбивания денег из их карманов, чем их привлечение на свою сторону. В ходе этих продаж сначала практиковалось вложение зарисовок в корзину, вывешенную снаружи дома. Покупатель делал выбор и оставлял подарок. Такой подход оказался выгоднее покупателю, чем художнику. Сукэсигэ не успевал за спросом своих клиентов. Потом, чтобы размещать такие работы выгоднее, Котаро отправился в соседние города и деревни, где их сбыт пошел активнее. Следует добавить, что в этих рисунках заключался особый смысл. Еще задолго до Сукэсигэ и гораздо позже его такие рисунки несли зашифрованную информацию о человеке, которого следовало отыскать. Так, знаменитые разбойники Кумасака Тёхан, Цукусино Гороку, Исикава Гоэмон, жившие в далекие от Тайры Киёмори времена Тоётоми Хидэёси, передавали сообщения своим соратникам по бандам о местах, где они скрываются, и готовящихся вылазках. Такие сообщения использовались в виде простых подношений паломникам – сэндзя майри-но фуда (направление на посещение паломником тысячи алтарей), встречающихся в каждом храме даже сегодня. К тому же они служили достойной заменой ритуалу вырезывания инициалов людей. Тем самым просматривается религиозный порыв, ведь кое-кто из этих художников, творивших в общественных местах, явно верил в успех своих усилий. Благодаря своим рисункам Сукэсигэ приобрел большую популярность в месте своего проживания. Лучше всего у него получалось изображение кур. Он изобразил кур, сидящих на деревьях, подбирающих зерно под копнами рисовой соломы, усевшихся на ступе, и поющих петухов.

Имя, присвоенное себе Сукэсигэ, получило широкую известность. Однажды появился мужчина, назвавшийся вестовым от правителя их района. Он передал поручение нарисовать портрет Нарихиры Асона, считавшегося тогда знаменитым поэтом и донжуаном Японии, а картина эта предназначалась для храма Кокудзо Босацу в Аохаке. Сукэсигэ с удовольствием взялся за выполнение данного заказа. Он изобразил этого благородного человека стоящим с рукой, вытянутой в сторону стаи диких гусей, летящих на фоне луны. Данное творение сэнсэя Сотана пережило века. Его красота казалась настолько изысканной, что в храм хлынули толпы народу, чтобы взглянуть на появившуюся картину.

Под вполне оправданным предлогом лично убедиться в успехе своего творчества, а также чтобы еще и полюбоваться цветением сливы с сопутствующим благоуханием, охватившим всю округу монастыря, Сукэсигэ в сопровождении Мито-но Котаро отправился в Аохаку поклониться алтарю Кокудзо Босацу. Войдя в храм, они разошлись, чтобы по отдельности понаблюдать за поведением народа и послушать отзывы, обычно высказываемые с пониманием дела, так как искусство считается врожденным даром японцев. Его произведение получило высокую оценку, замечания высказывались в основном в восторженном ключе. Когда они уже собрались уходить, к ступеням храма подошла девушка лет восемнадцати или двадцати, а сопровождала ее пожилая женщина, которую по одежде можно было с большой долей достоверности назвать ее матерью. Эта девушка отличалась редкой красотой: лицо правильной овальной формы, сияющие глаза и свежий блеск молодости, оттеняющий бледность ее кожи цвета слоновой кости. Она с матерью стояла перед картиной Сукэсигэ, и искреннее восхищение просматривалось в ее взгляде. «Ах! По правде сказать, в Нарихире Кю этот художник изобразил самого себя. Он, должно быть, очень красивый мужчина! Какая удача выйти замуж за такого мужчину!» Мать ей возразила: «Девушки твоего возраста, Ханако, должны рассчитывать в решении таких вопросов на своих родителей. О мужьях им и думать нечего! Вы в таком возрасте слишком легкомысленны, да и жизненного опыта у вас практически никакого нет. Понятно, что вы готовы ввести в дом отца зятем самого бестолкового лентяя, избранного исключительно за его томные взгляды, бросаемые на вас». Девушка наклонила голову с затаенным протестом на лице. Подняв глаза, она поймала неравнодушный взгляд Сукэсигэ. Теперь схожесть этого самурая, стоящего поодаль от нее, с кугэ (придворным аристократом) на портрете практически исчезла. Этим утром Сукэсигэ как раз рисовал портрет, и, оставляя в некоторой спешке Аямэ-но-сато, не заметил чернильное пятно, оставленное в момент творческого порыва под скулой. Зорким глазом Ханако заметила это пятно и тут же связала этого мужчину и рисунок. Она покраснела наподобие сливового цветка наружи храма и в некотором замешательстве поспешила за своей почтенной родительницей по ступеням в парк.