43
Допрос не был похож на допрос, скорее беседа. Мистер Коллинз менялся с мистером Норфолком, а Брейн оставался один, снова и снова повторяя рассказ про то, как они добирались до буровой.
Поначалу офицеры делали акцент на появлении «Элевары» и ее падении, но затем, и Брейн это заметил, все более стали касаться необычной проблемы при обновлении операционной системы навигационного компьютера.
Их даже не интересовала апокалиптическая картина внезапного применения ужасного оружия, а вот все фразы, до буквы, которые относились к обновлению программы и зависанию компьютера в тот момент, – это была их любимая история. Однако они не говорили – давай только об этом, они уводили разговор на далекие темы, чтобы потом возвратиться и начать заново.
– Ну, пора сделать перерыв, – сказал тот, что называл себя Норфолком, и, поднявшись, посмотрел на часы.
– Да, пожалуй, – согласился с ним Коллинз и тоже поднялся. – Мы пойдем, а с вами пока поработает специалист-медик. А когда вернемся, продолжим разговор.
– А обед?
– Ах да, когда поговорим, вам будет доставлен обед. Самый наилучший.
– Да, – подтвердил Норфолк. – Самый наилучший, а пока – специалист-медик.
– Специалист-медик, – повторил Коллинз, и они вышли из помещения, но не успел Брейн о чем-то подумать, как его снесли со стула ударом в голову. Он приземлился на пол и тут же получил удар ногой под ребра.
В глазах забегали сверкающие зайчики, стало тошно, однако тут же последовал удар с другой стороны, несильный, но столь же болезненный. А потом еще по ребрам и в подмышку – пальцами-звездочкой. Боль была такой резкой, что Брейн закричал. Теперь ему был лучше понятен термин «специалист-медик» – ни одного удара мимо.
Потом его ударили в мышцы бедра – слева и справа. В отчаянии он попытался перехватить маньяка связанными руками, но тот был готов к этому и ускользнул, наградив Брейна ударом по затылку. Кажется, плетью. Да, утяжеленной плетью.
Такой удар не столько выключал жертву, сколько добавлял болезненных ощущений в черепе. Тот, кто избивал его, знал все тонкости своего ремесла и любил свою работу.
В какой-то момент Брейн почти потерял сознание, но – не потерял, его знающий истязатель вовремя остановился. Потом постоял немного рядом и вышел. Брейн услышал едва заметный скрип его обуви и с облегчением прикрыл глаза, чувствуя, как отходят болевые точки. Это как замерзшему попасть наконец в теплое помещение.
Вот сволочи, истязатели. Брейн едва мог пошевелиться, но знал, что нужно сесть и принять непринужденную позу – как можно скорее. Как будто ничего не происходило. И это тоже было отдельной главой в учебнике Ризонто и Генхеля, которым приходилось не раз бывать на допросах, потерять там здоровье, но вывести единственно верную стратегию поведения, чтобы выжить и не раскрыть главной тайны. Не главную – можно, но главную – ни-ни. Но каково было Брейну, который не знал никаких тайны?
На этот случай имелась отдельная глава учебника.
Брейн вздохнул, потом собрался и встал на колени. Еще немного помедлил и перебрался на стул. Сделал несколько дыхательных упражнений, огляделся в поисках видеокамер и не нашел их.
С одной стороны, это было хорошо, но с другой – отсутствие камер говорило о том, что здесь клиентов пускали в расход без лишних колебаний. Но и не вели за ними наблюдение.
Когда двое офицеров вернулись, Брейн уже был не то чтобы в порядке, но мог держаться достойно. И его вид слегка озадачил Коллинза и Норфолка. Они остановились у двери, и Коллинз спросил:
– Вы в порядке, сержант Брейн?
– Могло быть и получше, сэр. Этот врач просто маньяк какой-то. Вы в курсе, что у него вонючие руки?
Офицеры еще раз переглянулись и прошли на свои места.
– Оставим врача и продолжим беседу. Расскажите нам, почему вы оставили учебу в Дойле?
– Я не оставил, меня вышибли.
– На последнем курсе?
– А почему вас это удивляет? Я слышал, в Шарвине отчисляют даже во время дипломной стажировки.
Офицеры снова переглянулись.
– Вы полагаете, что находитесь в военной разведке?
– А что еще можно полагать? Когда мы заезжали на базу, стояла колонна вашей техники, теперь же я вспомнил, как в коридоре рванула граната, значит, был штурм.
– Быстро же к вам вернулась короткая память, сержант Брейн, – заметил Норфолк, складывая руки на груди. – Обычно после газа пациенты вспоминают арест только через двое суток на третьи.
– Мне очень помог ваш врач.
– Ну вот видите, какие у нас хорошие специалисты, – сказал Коллинз. – Ну-ка напомните нам, за что вас отчислили?
– Полагаю, за профнепригодность.
– Почему полагаете? Вам не сообщили?
– Такие вещи никто не комментирует. Просто вызывают, зачитывают приказ об отчислении и дают полчаса на сборы. Полагаю, у вас в Шарвине все происходит точно так.
– Вы не думали, почему оказались тут?
– Не успел. Голова у меня начала работать только сейчас.
– Ну а навскидку?
– Полагаю, из-за «Элевары». Наверное, мы не должны были видеть, как она свалилась.
– А вы видели?
– Как падала – нет. Мы подъехали, когда она уже лежала, а отовсюду наседали партизаны.
Офицеры помолчали, переговариваясь по радиопланшету, чтобы Брейн ничего не слышал. Но он слышал. Он представлял себе перевернутую клавиатуру и понимал, какие слова там набирают. Однако писали офицеры какие-то, по его мнению, глупости вроде:
– С ним пора кончать, мы отрабатываем пустышку.
– Предлагаю уйти, и пусть Сандерс застрелит его…
И еще что-то в этом же духе. Офицеры общались слишком напоказ, и Брейн понял, что его проверяют – насколько он хорош. Читает ли их, а если читает, значит, должен испугаться от прочитанного. Но Брейн не испугался, он старательно валял дурака.
– Я думаю, что вас интересует это оружие, – нарушил молчание Брейн.
– Какое именно оружие? – спросил Коллинз.
– Которое мы применили. У нас ведь его не было, потом оно установилось. Я хочу сказать – программа управления этим оружием. Мы ведь даже не знали, что это такое, пока главный механик чего-то там не рассказал нашему штурману.
Офицеры переглянулись. Эта тема их интересовала, подследственный сам на нее вышел, а значит, они вроде как не подставились.
– А вы не думаете, что выставляете этого механика в дурном свете?
– Он мне никто, а из штурмана вы это и сами выбьете. И из остальных, мы же все об этом слышали, когда находились на буровой.
Норфолк поднялся и прошелся до двери, потом обратно. Коллинз молчал.