Батый. Полет на спине дракона - читать онлайн книгу. Автор: Олег Широкий cтр.№ 21

— Значит, снова война, учитель?

— Иначе нашего Темуджина окрутят шаманы Черной Веры и уже при детях его всё вернётся на круги своя. Господу нужна война. Не будет нам покоя, пока на последнего язычника не снизойдёт небесная благодать...

— Воистину. Но это значит — совершить небывалое: заколоть Золотого Дракона копьём Божьего гнева, как Святой Коркуз заколол Змия.

— Если понимать сие так, Чингиса нужно было сперва крестить. Осторожнее с аллегориями, сын мой. Что до меня, то я истинно говорю тебе, сын мой: Господь творит кару руками Сатаны, а не своих святых. В том великий замысел. Христианство вернётся в Китай не с красным всадником Апокалипсиса, но дождём утешающим прольётся на землю, разорённую войной... приберёт к рукам души растерянных и страждущих...

«И богатства ограбленных», — продолжил Маркуз не вслух. Теперь он не сомневался — он понял, что от него хотят, но спросил:

— В чём же моя задача, учитель?

— Ты избран для неё, ибо Темуджин верит тебе как своему... доверяет как никому... Благодарность, слава Господу, входит в число его столь малых добродетелей. Ты вырвал его тело из вонючей пасти Вельзевула. Теперь же должен действовать во благо его души...

— Души... Сатаны, — улыбнулся Маркуз.

— Так или иначе, наверняка он жаждет отплатить своим давним обидчикам и гонителям его родного племени, — ушёл от прямого ответа старик.

— Если я вас правильно понял, мне нужно идти по узкому лезвию.

— Воистину так. Закон Ясы гласит: не важно, как человек общается с Небом, — важна покорность. В этом спрятались две силы: первая сила — не пустить шаманов Черной Веры, магометан, служителей Будды и прочих еретиков к струнам его души. Пока есть общий враг, пусть Темуджин объединяет людей. Когда весь мир падёт к ногам его коня, он или его потомки поймут — народы можно завоевать мечом, но удержать их в покорности можно только Верой. Твоя задача (как и многих людей, знать о которых тебе не дано...) — подготовить почву к тому, чтобы и сомнений не осталось — это должна быть Наша Вера.

— Ты плохо знаешь Темуджина, учитель. Хан не помышляет о захвате всей ойкумены, он думает лишь о покое для тех, кто доверился ему.

— Но жаждут ли покоя его люди, рождённые для бурана? Да и он — порождение войны — сможет ли свободно дышать без неё. Он лукавит сам с собой, Маркуз, так-то. В нужное Господу время Темуджин поймёт — не может быть мира, пока есть те, кто не покорился справедливости. — Старик перевёл дух и заговорил спокойно и строго: — Ты приблизился к нему вплотную, но главная твоя задача — не он, а его старший сын — Джучи. Мы возлагаем на него особые надежды, и не только потому, что он — прямой наследник по праву первородства. Но и потому ещё, что его родовое древо не безупречно.

— Это верно, учитель. Одному Богу известно, кто его отец: Темуджин или безвестный меркитский разбойник.

— Ну, положим, имя удальца не ускользнуло от наших ушей. Это сотник Чильгир-Бух... Печаль не в том. Другое важно. Никогда не истает ехидное сомнение в глазах простых людей, а значит, и соперники на стрёме, как пардусы [60] перед охотой. Его уже и сейчас зовут «меркитским подарком», этот фатум и Темуджин не в силах изменить.

— Тогда тем более непонятно, почему внимание к нему, не к другим сыновьям? Не к Угэдэю, например, что также женат на христианке Дорагинэ?

— Угэдэй ленив, как слепень по осени, его жена — надменная утка, правда, она христианка, и само по себе это хорошо, — старательно растолковывал старик. — Нет, за Угэдэем не пойдут толковые.

— А Джагатай?

— Твёрд, решителен, всем хорош, да вот беда — не только мы это понимаем. Будет он как красивая невеста губы надувать — знает себе цену... Он — тайджи чистых кровей. За него те уцепятся, кто считает, что только монголы — белая кость, а остальные племена — вроде вьючных лошадей. Тут где сядешь, там и слезешь. Да и не успокоится он, пока Джучи не изведёт. Ему в том — прямой резон.

— Это верно, святой эцегэ. Мудрость единорога в словах твоих. Только Джучи, когда придёт пора, станет знаменем покорённых, — восхищённо поддержал Маркуз, — а большинство из них — крещены. Джучи обижен и поддержит обделённых.

— Темны и капризны всплески благожелательности к нему Темуджина. Тут самая тонкая струна, и твоя же задача, Маркуз, чтобы она не оборвалась. Иначе всё пропало. Впадёт Джучи в немилость — возобладает в степи право чистых монгольских кровей, будет обласкан — воспарит право чистой души, стремящейся к Богу. Но заповедовал нам Мессия: «Несть эллин, несть иудей...» Воистину...

— Несть монгол, несть кераит... аминь, токмо паства Христова, — вдумчиво промолвил Маркуз. — Абай-бабай, да свершится воля Его. Я беру эту ношу, святой эцегэ. Прощай, и да будет мир с тобой.

— «Осторожность — людей различать». Так ты сказала на том курилтае? Различила? Видно, испугалась, когда узнала, что не с простым нойоном, а с ханским сыном расщебеталась тогда о чём не надо. Все в ханскую родню языками дорогу себе метут. Только языки те мёдом смазаны, а твой был ядом змеиным. Помогло? Или не рада, что посватался тогда?

Уставший Джучи растянулся у очага и искоса посматривал на жену, подзуживал.

— Нет, мой повелитель, — Уке-хатун, паясничая, распростёрлась у ног мужа, — всю жизнь я хотела катать войлоки в юрте простого харачу. Пусть не в сытости, зато в почёте.

— В почёте? — насторожился он, ожидая продолжения.

— Была б моя воля, разве пошла бы второй женой? Да разве ханскому сыну откажешь...

Вот такие у неё маленькие слабости. Уж год, как живут они вместе, а она всё намекает... Выводит разговоры в эту сторону. Это — не боль, а приятная привычка. Знает, хитрюга, что цепко держит мужа за ниточки. Вот и ублажает себя иногда: «Скажи, скажи ещё раз». А подумать — не в том даже и дело. Уке о будущем печётся. Умна, мерзавка. Спрашивает об этом только тогда, когда чувствует — он сам не прочь такое повторить. «Повторяй, муженёк, повторяй. Что в юности охотка, в старости — привычка».

Да разве он против?

И Джучи с притворным недовольством бурчит: «Никтимиш мне отец навязал, не я выбирал... Тебя — сам. Поэтому ты — самая первая».

— Значит, ты согласен бороться за эти слова? Даже если за ними, как за куренными повозками в бою, будем стоять не только мы вдвоём...

Джучи насторожился. Неужели... За этими ожиданиями он даже забыл про любимые поводы для печали. Но спрашивать так, в лоб... Он её уже успел изучить, она не скажет.

— Послушай меня, муж мой, — заговорила она размеренно, как рассказывают улигер. — Скоро у тебя будет много поводов и для верности...