Батый. Полет на спине дракона - читать онлайн книгу. Автор: Олег Широкий cтр.№ 141

— Дева? Родившая Мессию — дева? Как же родила, через ухо? — задорно улыбнулась Суркактени.— Это глупая ересь, не язычество, сынок.

— Как сказать. Наша языческая Алан-Гоа тоже родила от Света, от Святого Духа. И ещё — мы, монголы (и кераиты до крещения), молились пресветлой Этуген... заступнице, умножительнице стад. Кераиты ещё и сейчас тайно молятся старым богам, на всякий случай.

— И что с того? — притворно нахмурилась мать.

— Так и жители Вечерних стран, — охотно продолжил Мунке, — просят уберечь их от невзгод земных не Мессию, нет. Но Великую Мать, Прародительницу, нашу Этуген, которая предстаёт в образе не женщины-христородицы, но Богини и Богоматери Пресвятой Девы Мариам.

— Ты убедил меня, сын, — вздохнула вдова Тулуя. — Это верно. Так уж мир устроен, что молятся о благополучии здесь... языческим богиням, пусть и в христианских личинах. Оно и понятно... Мессия не даст благ земных... Он печётся о душах, для жизни там, жизни горней, небесной. А на земле — надлежит страдать.

Мунке упрямо сжал тонкий рот. Поперечные складки — след страданий и тяжёлых решений — сделали его особенно похожим на отца. Тысячи лиц, искажённых ненавистью и смертельной мукой, пронеслись перед взором его истерзанной памяти. Он почувствовал себя старше матери.

— Много ли ты видела страданий, ихе? Сладко ела, сладко пела молитвы. Неужто множить то, чего и так через край? И может ли хотеть такого Мессия... сын Бога, мир сей создавшего?

— Мир проклят, мир — юдоль горя и слёз, — строго резанула Суркактени заученное. Впрочем, для неё он был не так уж плох. И «юдолью горя» он стал лишь после смерти любимого мужа. Могла ли она возражать его сыну, который так похож на...?

— Мир благ, — отпарировал Мунке. — Силы, разрушающее покой и счастье, не Дьявола ли порождение? Не может Мессия проклинать своё творение. И пусть молятся люди разным богам, когда они молятся за покой и мир — они взывают к Нему, кем бы Он себя ни называл — Ярилой, Тенгри, Аллахом или Мессией.

Что-то в Суркактени подзуживало её взвиться в традиционном возгласе, коим бы ответил на этот выпад любой грамотный священник. Надо бы воскликнуть: «Как смеешь ты ставить на одну доску Мессию и... демонов тьмы, таких как Аллах и...» Но её Тулуй — тоже был по вере — монгол, почитатель старых богов. И она любила его больше (о, ужас), чем Мессию.

«Да нет, — вдруг возразила ей другая часть её души, — я любила Мессию — в нём».

Маркуз, внимательно слушающий спор матери и сына, вдруг бросил нужное слово в нужное время:

— Мессия — это любовь. Нельзя любить пустоту, это лицемерие. Притяжение к Творцу — через привязанность к близким своим. А имена... да, у него разные имена.

Суркактени взглянула на гостя благодарно. Как всегда, будто походя, он поселил мир в её душе. Мир с самими собой, с сыном... и с «еретиками и язычниками», готовыми поддержать их шаткое положение. Она — нашла оправдание и утешение.

После такой затравки собравшиеся в её юрте новые и старые друзья вернулись к яствам на дастархане — весьма сладким. И к делам земным, которые складывались, наоборот, очень кисло. По ободряющему знаку Маркуза заговорил этот странный урусутский нойон или хан, называемый в Вечерних странах — коназ. Это был Олег Рязанский.

— Среди людей Ярослава мой доброжелатель и друг. Он доносит: Ярослав готов поддержать Гуюка в походе, готов ударить и на Бату, предательство свершилось.

Мунке презрительно фыркнул:

— Бату дал Ярославу власть над урусутами, он — сдержал обещание. И что же взамен? Все ли урусутские коназы так платят за добро? Но ничего — Мизир не дремлет.

Упомянув карающего за предательство языческого бога, Мунке с вызовом посмотрел на мать.

— Иуда выдал Мессию на муки, за это проклят навеки. Тут Мизир и Мессия едины, — вдруг смиренно отвела глаза Суркактени.

— Нет, не всё, хан, — ответил Олег Мунке, сдерживая раздражение, — а те из русичей, кто падал под вашими саблями, не желая предать господина тогда, в той войне? Разве они не умирали со словами верности на устах?

— Да, это так, — согласился справедливый Мунке, — тем обиднее разочаровываться в тех, кому доверяем. Если договор состоится — плохо будет всем. Дорагинэ увеличила дань во всех подвластных землях, народ нищает...

— И кое-кому это на пользу, — вздохнул Маркуз, — когда в своей юрте пыль в котле, особенно тянет ограбить чужую.

— Да, Гуюк собрал молящихся Кресту со всех земель. С Шама, Армении, Рума и Руси. Только и разговоров, что о новом походе на Запад. Забыты все распри пред лицом великого грабежа Европы. Что не получилось тогда — мыслят осуществить теперь. Только снова ничего не выйдет, — решительно заявил Мунке.

— Отчего же? — удивилась Суркактени. — С малыми силами Бату разметал войска венгров и ляхов. Если бы не смерть великого хана Угэдэя, всё бы ему удалось. А много ли войск было у джихангира Бату? Всего три тумена. Теперь же, если к походу присоединятся урусуты Ярослава со всех тамошних городов (а с ним с некоторых пор считается вся Русь), да и те несториане, кто хочет похода, и армяне, и сирийцы... Кроме того, многие магометане Самарканда и Бухары, задавленные налогами. Те, что больше не верят в торговлю и надеются только на войну, покроющую их убытки хотя бы на скупке добычи... И потом, теперь есть чем платить войскам. И всё с благословения их священников, коим за поддержку тоже обещаны богатства и милости... и простор для проповеди.

— Да, это так, — согласился Маркуз, — ни Юлюй Чуцай, ни Угэдэй, ни даже Темуджин не могли себе позволить одним махом ограбить пастухов-харачу, дехкан, сабанчи-землепашцев, купцов и горожан настолько. Гуюк хочет возместить убытки за счёт богатой добычи в Вечерних странах... А обнищавшие опять же охотно пополняют его войска. Только вот чего Гуюк не видит, так это того, что, если война затянется, ограбленную империю нашу поразит небывалый мор... Она надломится от военных усилий.

Мунке терпеливо слушал — пусть выговорятся. Он знал то, чего не знали они. И сейчас он намеревался это сказать...

— Европа не едина. Кесарь Фридрих был нашим союзником в той войне. Мы разоряли земли лишь тех, кто стоял за Римского Папу, и ему это было на руку. Но Фридрих знал: Бату не пойдёт дальше, поэтому и не вмешивался. Ведь между ними был тайный договор... Но и так, даже так мы вышли к морю (не Последнему, увы) на последнем издыхании.

— Бату разделял и властвовал, — одобрительно кивнула Суркактени, — водил Гуюка за нос.

— Для себя, для своего покоя... и для вашего. Он хочет править на своих землях — ему не нужны завоевания. Но пока тут хозяйничает Гуюк, нет ему покоя. Что до людей Вечерних стран, то они могут ослаблять друг друга только в одном случае — если опасность не грозит всему их дому. Они, подобно нам, могут заключать временные союзы даже для нападения, а уж для обороны — тем более. Теперь же франки испугались всерьёз...