Весь сантехник в одной стопке - читать онлайн книгу. Автор: Слава Сэ cтр.№ 23

* * *

Мой приятель Игорёк умел петь песню про медуз. Тихо и проникновенно. Поэтому его любили шесть красивых женщин и тридцать – с обыденной внешностью.

Тридцать седьмой стала Рита.

Вообще бесперспективняк.

– Чё мне делать, Слава? – Она вздыхала, как стадо влюблённых слонов.

– Если сидеть в углу – ничего не высидишь. Соверши красивую глупость, чтоб было чего вспомнить, хотя бы…

И вот однажды Рита вышла в центр зала, где сидели тридцать шесть других женщин, и сказала:

– Маяковский.

В ресторане от света рыжо.

Кресла облиты в дамскую мякоть.

Вышел испуганный дирижёр,

И приказал музыкантам плакать…

И ушла. И все ей смотрели вслед, даже второй номер в списке особ, имеющих право чмокать Игоря в щёку, Наташка. А у Наташки глаза, между прочим, один синий, второй светло-карий. Но даже она понимала, что это был личный её, Наташкин, капут.

Неделю Ритка яростно целовала бедного моего приятеля по подъездам, потом бросила.

– Чё мне делать, Слава? – спрашивал теперь он. Снимал при том интеллигентские очки и тёр переносицу.

А что ответишь? Если было и прошло – значит, голяк.

Игорёк уехал в Питер и стал гениальным гитаристом. Играет в шести группах и живёт в коммуналке где-то в районе наб. р. Карповки. Жена у него симпатичная и умная. Песню про медуз не слыхала ни разу.

* * *

Ты, Египет, сам виноват. Зря к зиме снижал цены.

Трындец тебе.

Незабудкина в тебя едет. На неделю.

Бедный, бедный Египет!

Первыми заплачут акулы.

Люся Незабудкина никогда их не ела, но хочет.

Они ж доверчивые, как телепузики, близко подплывают к белым женщинам.

– Биг вайт вумен! – радуются акулы. – Хай!

– Еда! – радуется Незабудкина. – Беззащитное рыбье мясо!

Бедные, бедные акулы!

Или «Рассвет с горы Синай».

Люся Незабудкина думает, что Синай в Египте.

Ну допустим, приползёт гора в Египет, как того требует Люся.

А часов у Люси нет. Ну есть, только биологические.

Надо ж ещё совпасть с расписанием Люсиных восходов…

Бедный, бедный Рассвет на горе Синай!

Не знает, каково это – опоздать на встречу с Незабудкиной.

…А крокодилы в Египте есть?

Бедные, бедные крокодилы!

Кто там ещё остался, тараканы и холера?

Холере – соболезнования.

А вот тараканы могут выжить.

У Незабудкиной инсектофобия. Насекомых Люся поражает визгом. Но насмерть ещё не умеет.

Поэтому первой в гостиничный номер врывается Наталья Аркадьевна, попутчица, бест-оф-френдс. Разгоняет нечисть аплодисментами, топотом, свистом. Только потом, по сигналу «хороша у нас в саду черешня», входит Люся.

А я остаюсь дома, с детьми. Это просто, воспитывать двух девочек. Я умею гавкать: «Ну-ка есть!» и «Ну-ка спать!»

У меня хорошо получается. Ляля спит уже на тридцатом гаве. Маша – не знаю, после сотого засыпаю сам.

Умею варить сосиски, знаю, где лежат колготки (не знаю где – чьи).

Вот только волосы… По утрам из них и резинок надо взбивать композиции «под принцессу».

Я же умею только под «женщину с Марса».

А девки в гневе – вылитая Незабудкина.

Бедный, бедный я…

* * *

Дантисту Петрову выпало хоронить родную тётю.

Петров пригласил на похороны струнный квартет. Это интеллигентно и очень тонко. И всего шестьсот долларов. Духовой оркестр на похоронах выглядит вульгарно. А эти пришли, культурные такие, во фраках, поставили пюпитры.

– Ты, конечно же, не забыл взять ноты? – интимно пошутил первая скрипка в ухо виолончели.

Раздобыть ноты Шопена обещал виолончель, самый ответственный из всех. Но вместо партитуры коллегам было представлено бесподобное по драматическому накалу описание минувшей ночи – с кражей носков из магазина, последующим мордобоем, пьянкой и нежно-зелёным утром, встреченным в объятьях некой одноногой Зины.

Тётиным похоронам забрезжил финал, как на обычной свадьбе, с битьём музыкантских морд.

– Ну, что теперь, мы будем играть одноногую Зину? – спросил первая скрипка, записной острослов.

…Наизусть они знали только танго Пьяццолы, музыку нервную, красивую и, самое важное, сулящую сердечный приступ самому Петрову, заказчику праздника. Ситуация накалялась. Дантист Петров из противоположного угла делал бровями знаки, разрешающие играть. Тётю вот-вот должны были внести.

И тут альтист вспомнил, у него же с собой есть другие ноты, Моцарт, «Маленькая ночная музыка». Произведение необычайной жизнеутверждающей силы, игривое и оптимистичное. Никогда и никто ещё не смотрел на воздушного Моцарта так угрюмо, как тот струнный квартет. Сговорились играть в четыре раза медленней, на ходу перекладывая в минор.

Первая часть получилась модерн, мазурка. Гости такое музыкальное сопровождение нашли очень свежим и проявили к квартету больше интереса, чем это принято на похоронах. Когда доиграли до припева, когда шесть крепких алкоголиков внесли тётю, Моцарт поступил как подлец. В минорной раскладке своего произведения, в припеве, он зашифровал русский народный танец «Цыганочка». Вы знаете – бубны, мониста, лохматые мужики с медведем на цепи, мохнатый шмель на душистый хмель, эх, раз, ещё раз…

Так возник самый разнузданный и разухабистый похоронный марш со времён изобретения похорон.

Несущие гроб мысленно переглянулись.

– Эх, прокачу? – насторожились они. Никто не знал, как правильно носить гробы под музыку развратных танцев XIX века. Логично было бы вприсядку, но такое переосмысление традиций может вызвать возражения со стороны родственников кикиморы.

Хорошо, у Моцарта припев короткий, после цыганочки мазурка звучала вполне печально. Дальше пошло ещё лучше. Гости постепенно привыкли к музыке, на восемнадцатом припеве уже притопывали и танцевально поводили плечами. А к тридцатому кругу даже тёща забыла о намерении похоронить своего Петрова рядом с кикиморой. В общем, хорошо всё закончилось. Потому что упорство и уверенное выражение лица всё побеждают.