Верни мои крылья! - читать онлайн книгу. Автор: Елена Вернер cтр.№ 23

Все это делало ее счастливой. Она надеялась, что не стала и не станет похожа на одну из тех безумных поклонниц, что караулят предмет своих мечтаний у служебного входа и лепят плакат с любимым изображением на потолок в спальне. Впрочем, в этом нет никакой необходимости, театр «На бульваре» и так в ее распоряжении с утра до вечера, со всеми его помещениями и обитателями, пусть даже те об этом и не подозревают. А первая мысль после пробуждения тоже была – о Кирилле Мечникове. Она поднимала Нику с кровати, дергая вверх, как раскрывшийся парашют, и настроение моментально окрашивалось в лазурь. Девушка сама себе удивлялась. То, что Кирилл завел роман с Риммой, не означало, что он принадлежит теперь Римме – как ни один человек на земле не принадлежит другому, даже если оба страстно этого желают. Нет, он принадлежал лишь самому себе, а Ника… Нике было довольно и того, что она встречала его почти ежедневно, порой узнавала издалека характерную раскачивающуюся походку по щербатому паркету-«елочке» или чувствовала знакомый запах от мокрого воротника пальто, перекинутого через спинку стула в грим-уборной. Пахло далеким морем и мачтами, протыкающими ватные облака… Ее тайная нежность ни к чему Мечникова не обязывала и ничем не отягощала. Одно сознание того, что этот человек живет, просто существует в мире, и она даже знакома с ним, наполняло ее мягкой, пушистой и бесформенной радостью. Ведь большинству людей, думала она, повезло куда меньше… Да и сама она не готова выйти из тени, жить без оглядки – и навряд ли когда-то осмелится.

Ника в полудреме от приближения обещанного снегопада сидела за окошком кассы. За билетами давно никто не приходил, глаза ее слипались, и слова в раскрытой на столе книге никак не хотели складываться в осмысленные предложения. Но вот из-за приоткрытой двери в фойе до нее донесся бодрый голос Рокотской:

– Пионерский галстук –

Нет его родней!

Он от юной крови

Стал еще красней.

Как повяжешь галстук,

Береги его,

Он ведь с красным знаменем

Цвета одного! [6]

В отдающей эхом тишине фойе, под гулкими сводами перекрытий стихи прозвучали особенно торжественно – и тревожно.

– Лизавета Александровна, чего это вы? – послышался в ответ голосок Риммы. Ника прямо в крутящемся офисном кресле подкатилась к двери и открыла ее пошире. Стала видна часть холла, в которой Корсакова, крутясь возле зеркала в полный рост, кокетливо повязывала на шее алую косынку. Рядом, собираясь уходить, застегивала пальто Рокотская.

– Не понимаю я нынешнее увлечение советской символикой, – пожала плечами та. – Ладно, мы, кто помнит Союз, ностальгия, все такое прочее, но молодежь, как ты… Пионерский галстук на манер шарфика… К чему все это?

– Что? – нахмурилась Римма, и руки ее замерли. – Это не галстук. Это косынка, на полу лежала. Кто-то оставил, наверное, я решила примерить. Мне красное идет!

– Да брось, никакая это не косынка, самый настоящий галстук, пионерский, говорю же. Я его и на ощупь узнаю, столько лет сама носила, а потом сыновьям гладила по утрам.

– О господи…

Римма, невзирая на природную свою смуглость, сделалась белой, как мука, и принялась дергать косынку. Тугой узел поддался не сразу.

– Снимите его с меня, снимите! – взвизгнула Корсакова, насмерть перепуганная. Рокотская поспешила помочь.

– Тише-тише…

Когда ее сморщенные пальцы распутали узел и натяжение ослабло, Римма была близка к истерике. Она отшвырнула галстук прочь, и яркий кусок ткани мягко спланировал на пол.

– Мамочка… О господи, – запричитала Римма, глядя на него расширенными глазами и пятясь к стене. Из буфета и зрительного зала уже спешили, привлеченные шумом, Липатова, Леля, Кирилл и Даня Трифонов.

– Что случилось? Римма?

– Это… пионерский…

– Кажется, да, – Липатова наклонилась, чтобы поднять его.

– Нет! – взвизгнула Римма. – Не трогайте!

Остальные озадаченно переглянулись, Липатова выпрямилась:

– Можешь ты толком объяснить?!

– Я нашла его тут. Он просто лежал на полу, вот как сейчас. Заманивал. Я подумала, что это чья-то косынка, кто-то оставил. И примерила. А он, он меня чуть не задушил!

– Что за глупости…

– Не глупости! Вы что, не понимаете?! Это та девочка, пионерка… Я давно чувствовала что-то… страшное, потустороннее. Я наполовину цыганка, такие вещи сразу чую. Она все еще здесь, где умерла… – зачастила Римма. – И галстук ее наверняка упал оттуда, с галереи, прямо сюда, где я его нашла. А я не подумала и надела. Понимаете? Я надела ее галстук! Это значит, что я теперь… Ой, мамочки…

Она сползла по стене на стоящий стул и обхватила себя руками. Кирилл, справившись с первой оторопью, несколькими широкими шагами пересек фойе и сел рядом, обняв девушку за плечи:

– Римм, да ладно тебе. Наверное, кто-то и правда оставил. Или костюмеры обронили.

– Точно! – кивнула Липатова. – Наверное, Женечка таскала костюмы, стирать или еще зачем. Там у нее много чего есть, в закромах, вот и галстук нашелся… А ты давай придумывать! Такая впечатлительная, сил нет, что мне с тобой делать?

Римма, уже с красным носом, посмотрела на нее с надеждой.

– Думаете?

– Уверена. Так что давай, подбирай сопли.

Актриса перевела взгляд на Кирилла, тот ободряюще похлопал ее по руке (Ника почувствовала, как больно царапнулось что-то внутри), и Римма, испытывая огромное облегчение, тут же преобразилась. Как ребенок, которого от слез отвлекли мотком сахарной ваты на палочке, она покорно побрела в зал за Кириллом и Липатовой. Проводив их взглядом, Леля вздохнула и пробормотала вполголоса:

– Пионерка.

– Всем ребятам… – начал было Даня, но Леля погрозила ему пальцем:

– Трифонов, молчать.

Когда фойе опустело, Ника вышла из своей комнатки и подняла с паркета позабытый всеми галстук. Гладкость ацетатного шелка холодила пальцы. Девушке вспомнились слова, продекламированные Рокотской, довольно зловещие для детской книжки, хотя нельзя не признать, что они вполне точно отражали суть этой символической вещицы. Красно-оранжевый треугольный лоскут, и правда цвета крови, не темной венозной, а той самой, что бьет из разорванной артерии толчками, как струйка из питьевого фонтанчика. Предпочитая не пускаться дальше в цветистых размышлениях, Ника отнесла галстук к себе и сунула в выдвижной ящик стола, решив отдать костюмерше при случае.

Полчаса спустя Ника, пользуясь тем, что все актеры, пришедшие сегодня в театр, заняты с Липатовой на репетиции, решила выпить кофе: ее снова клонило в сон, а за окном из сизых брюхатых туч уже повалил снег. Чашка на краю стола еще хранила следы какао, которым девушка пыталась согреться пару часов назад. Нике нравилась эта чашка, непримечательно-белая снаружи, но с рисунком из ромашек по внутренней стороне фаянсового цилиндра. Ромашки были секретом, открывавшимся лишь тому, кто пил из чашки, и чем меньше становилось напитка, тем пышнее расцветали кроткие и улыбчивые цветы на керамических стенках. Воды в чайнике не оказалось, и Ника отправилась в туалет, чтобы его наполнить.