Телохранители - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Николаев cтр.№ 19

Я все эти дни осознавал, что нахожусь на острове, но это понимание сидело где-то глубоко внутри, и только сейчас выплеснулось в сознание. Да, остров был достаточно большим. И под ногами он воспринимался как нечто непоколебимое, подразумевающее надежную опору. Только сейчас я до конца прочувствовал, насколько мала эта плоская вершина горы по сравнению с размерами океана. Пятнадцать миллиардов кубических километров воды. И маленькие песчинки островов. Вот уж действительно, всем своим нутром ощущаешь, что остров это часть суши, со всех сторон окруженная водой. Очень уж маленькая часть получается.

Высота полета больше не увеличивалась, но ширина этой невообразимо синей уже не полосы даже, а некой полубесконечной области продолжала расти. А остров, раскинувшийся далеко под ногами, уменьшался. Мы приближались к его краю. И вот там впереди, где заканчивался сужающийся зеленый клин, глубоко вторгшийся в эту невозможную синь, неожиданно вспыхнула яркая белая точка. Я понимал, что неожиданным это оказалось только для меня. Пилот уверенно держал курс именно на нее.

Светящаяся точка росла. Сначала она превратилась в быстро увеличивающееся пятнышко, которое, разрастаясь вширь и ввысь, преобразовалось, наконец, в огромный белоснежный конус, основание которого вытарчивало из морских глубин на самом конце острого мыса, а усеченная вершина площадью в добрый гектар возвышалась над поверхностью воды метров на двести.

Флаер мягко спланировал прямо на вершину и замер, чуть качнувшись на опорах. Люк отъехал в сторону. Первым на белую, искрящуюся в лучах Кеплера-62 поверхность спрыгнул Иннокентий. Осмотрелся, понюхал необычайно гладкий, полупрозрачный материал, попробовал царапнуть когтем и недоумевающе уставился на меня.

Мои действия внешне были почти идентичны поведению кота. Разве что я не принюхивался. В общих чертах понимая, с чем именно столкнулся, я должен был убедиться в этом полностью. Военная косморазведка очень сильно отличается от гражданской, но кое-чему и нас учили.

В первую очередь я оглядел поверхность, высматривая трещины. Потом, усевшись на корточки, убедился в наличии мелкозернистой структуры. Царапать камень ногтем я не стал. В специальном кармашке моего комбинезона можно было отыскать и что-нибудь потверже. Вольфрамокобальтовый сплав оставил на поверхности неглубокую царапину. Ну что ж, все ясно.

Поворачиваюсь к улыбающемуся Соболеву.

— Кварцит, однако. Причем высочайшей крепости. Думаю, что сильно не ошибусь, предположив, что коэффициент крепости по шкале Протодьяконова около двадцати.

— Которого Протодьяконова? — спросил Соболев.

Мы с ним переглянулись и дружно рассмеялись.

— А для меня можно пояснить, что тут смешного? — поинтересовалась Унельма.

— Это очень старая, бородатая шутка, — отсмеявшись, ответил я. — В XX веке профессора задавали такой вопрос студентам, пытающимся сдать экзамен на тройку, не имея достаточных для этого знаний. Дело в том, что Протодьяконовых было два: отец и сын. Так вот, если студент все же вспоминал про шкалу Протодьяконова, начинался следующий диалог:

— Которого Протодьяконова, отца или сына?

— Михаила Михайловича!

— Так, вы небезнадежны, только вот они оба Михаилы Михайловичи.

— Того, который профессор!

— Ваши шансы растут, только вот какая незадача, они оба были профессорами. Отец — российским, а сын — советским. Так который из них?

Скрип мозгов. Российский — это ведь еще до революции. Нет, слишком рано. Мы ведь и сейчас этой шкалой пользуемся. Наверно, второй придумал.

— Сын!

— А вот и неверно, отец. Еще в 1910 году. Но за упорство я вам «удовлетворительно», так и быть, поставлю.

Посмеялись. Иннокентий, которому надоело тупить когти и очень не хотелось оказаться сдутым в океан, запрыгнул ко мне на плечи и капитально там закрепился. А мы подошли к кованому заборчику, установленному по краю площадки. Вот тут у меня действительно захватило дух. Белоснежный скальный монолит уходил вниз под углом около 45 градусов. Площадка, на которой мы стояли, находилась на высоте не менее 200 метров и возвышалась над скалами мыса примерно на 50. А прямо перед нами находился океан. Самый большой из тех, которые мне приходилось когда-либо видеть. Расстояние до горизонта составляло около 100 километров, и все это пространство было залито невообразимо густой синью, которая слегка светлела только у самого подножия утеса. Небо было намного бледнее и, несмотря на то что его цвет скорее приближался к фиолетовому, выглядело значительно более светлым.

Ветер уже почти стих, но на волнении океана это не отразилось. Только гребни исчезли. Невообразимо длинные (более километра между соседними впадинами) пологие волны медленно и неудержимо катились к нам из-за горизонта. С двухсотметровой высоты они казались маленькими, но я понимал, что их высота составляет никак не менее десяти метров. И лишь перед самым утесом волны начинали горбиться, поднимаясь вверх на высоту десятиэтажного здания, с маху ударяясь о скалу и рассыпаясь в мельчайшую белую пыль, взлетающую вверх еще на десятки метров. Разбившаяся волна осыпалась с утеса и пыталась отхлынуть назад, но ей на смену уже приходила следующая. Белая скала почти на треть высоты была погружена в это белопенное облако, которое поднималось вверх, опадало и снова поднималось.

После каждого такого удара сначала чуть вздрагивала скала под ногами, а потом, примерно через секунду, на уши обрушивался мощный протяжный гул.

Каждая из волн обладала чудовищной силой, но белый как снег утес сопротивлялся им, по-видимому, уже миллионы лет, и все говорило о том, что и миллионы лет спустя он будет выситься тут не менее гордо и монументально.

— Да, — наконец, смог я отвлечься от этого прекрасного и величественного зрелища, — впечатляет! Вы действительно смогли меня удивить. Представляю, что тут происходит в шторм.

— А в шторм брызги через верх летят, — похвастался Соболев, — только тут в это время никого не бывает. Слишком уж сильные акустические воздействия получаются.

— Сейчас тоже шумновато, но поговорить, я думаю, можно. Сомневаюсь, что тут нас смогут подслушать.

— А мы будем наверняка действовать, чтобы сомнений не оставалось, — Соболев вынул из кармана небольшое устройство и вдавил кнопку. Иннокентий поморщился, но отнесся к действию президента колонии с пониманием.

— Теперь можно поговорить. Вчера мы убедились, что нашему комфортному и беспечному существованию пришел конец. За последние десятилетия мы привыкли, что никому особо не нужны. Варились в собственном соку и думали, что так будет продолжаться и дальше. А обстоятельства изменились. Раньше мы были составной частью земной Финляндии. Передовым ее форпостом, но одновременно и составной частью. Все внешние проблемы решались там. Мы осваивали эту планету и ни о чем другом не задумывались. Своих проблем хватало по горло. Обосноваться, развить инфраструктуру, обеспечить рентабельность. Это все было непросто. Очень непросто. Потом все вошло в колею, производство сельхозпродукции наладилось, появились излишки, которых хватало уже не только для обеспечения метрополии, но и на внешнюю торговлю оставалось. Мы приобрели самостоятельность, но не поняли до конца, что теперь и ответственность за все наши действия ложится на наши плечи. Не замечали, что давно уже представляем интерес. Нас ведь всего около миллиона, а планета в два раза больше Земли. И то, что большая ее часть залита водой, сейчас, когда острова полностью освоены, уже не принципиально.