— Гражданин? — быстро спросил Бренн. — Почему же ты не в регулярном легионе?
Тарквиний взглянул ему в глаза и усмехнулся.
— А почему два беглых раба завербовались в армию как наемники?
— Потише! — прошипел великан гладиатор.
Этруск вскинул брови.
— Мы не рабы, — негромко сказал Бренн.
— Тогда откуда у юноши вот эта свежая рана на плече? — осведомился Тарквиний. — Как раз там, где обычно ставят клеймо.
Ромул поспешно одернул рукав туники, но было уже поздно. Когда он лег, грубая ткань рукава туники задралась, обнажив предательский шрам.
— На нас напали разбойники, — пробормотал он. — Дороги нынче опасны, особенно по ночам.
К счастью, никто, кроме непрошеного собеседника, не обратил внимания на свежий шрам. Да и сейчас все остальные солдаты устраивались на ночь, и никто не смотрел в их сторону.
Тарквиний вскинул брови.
— А я уж подумал, что вы были гладиаторами.
Изумленное выражение лиц обоих без слов подтвердило его подозрение.
— Я… я был лучшим бойцом в Риме! Удалось выкупиться на собранные награды, — попытался соврать Бренн.
— Ну, раз так… — Тарквиний потрогал пальцами золотое кольцо с чеканным изображением скарабея, висевшее у него на шейной цепочке. — Значит, к убийству аристократа вы не имеете никакого отношения?
«Олиний все же был отомщен», — с удовлетворением подумал он.
Оба гладиатора замерли.
«Как он мог узнать об этом? — испуганно спрашивал себя Ромул. — Не мог же он там быть!»
Некоторое время все молчали. Тишину нарушил галл.
— Никакого, — твердо сказал он, взявшись за рукоять меча.
Тарквиний словно не заметил явной лжи.
— Я и сам не хочу, чтобы во мне признали этруска. Я завербовался как грек.
— От чего же ты бежишь?
— Всем нам есть что скрывать. — Он улыбнулся. — Можно сказать, что мне, как и вам, пришлось поспешить покинуть Италию.
Беглецы немного успокоились.
— Ты говоришь по-гречески? — спросил Ромул.
— И на многих других языках.
— Зачем ты рассказываешь нам все это? — Ромул виновато потер рану, которую ему следовало прятать до тех пор, пока она полностью не заживет.
— По самой простой причине. Вы оба, сразу видно, бойцы. Чего я не могу сказать ни о ком из этих недотеп. — Тарквиний резко дернул головой, словно хотел указать затылком на тех, кто находился на палубе за его спиной. И впрямь, все остальные галлы производили впечатление земледельцев, а не воинов.
Бренн обвел своих новых товарищей по оружию оценивающим взглядом.
— Бассий их натаскает. Я видел и менее подходящих людей, из которых получались отличные солдаты.
— Возможно. Ты-то воин. — Тарквиний вновь запустил руку в мешок, извлек небольшую амфору, вытащил зубами пробку и протянул ее Бренну.
Галл не пошевелился.
— Не доверяешь мне?! — удивленно воскликнул Тарквиний и, сделав большой глоток из амфоры, вновь протянул ее Бренну. — Нам еще долго плыть, а потом вместе сражаться. Сам подумай: зачем мне подсовывать тебе яд?
— Извини уж меня. Слишком долго я проторчал в лудус, — сказал Бренн, принимая амфору. — Ты поделился с нами пищей и вином, а я нагрубил тебе в ответ. — Он протянул Тарквинию правую руку.
Этруск, улыбнувшись, пожал ее, и возникшее было напряжение рассеялось.
— А ты, Ромул? — предсказатель бросил быстрый взгляд на юношу. — С тобой мы будем друзьями?
Ромул некоторое время подбирал слова.
— Я буду твоим другом, если ты будешь моим.
— Не по возрасту мудро сказано! — Тарквиний вновь расхохотался, запрокинув голову; расположившиеся неподалеку галлы оглянулись на него.
Они скрестили запястья.
Некоторое время троица попивала вино Тарквиния да рассуждала о том, что ждало их в Малой Азии. Когда похолодало, прочие новобранцы укутались в одеяла и улеглись спать. К восторгу Ромула, этруск много знал о тех местах, куда они направлялись.
— Жара там страшная, вот что я скажу.
— Хуже, чем летом в Риме?
— Как в печи у булочника во время Сатурналий
[16]
. И насколько хватает глаз, ничего не видать, кроме песка и скал.
— Все равно лучше, чем висеть на кресте на Марсовом поле, — резонно заметил Бренн.
— Ты прав, — согласился Тарквиний. — Но попасть в Месопотамию — все равно что в Гадес.
— Я думал, что мы направляемся в Иерусалим.
— Мало кто об этом знает, — сказал, понизив голос, Тарквиний, — но наш полководец намерен вторгнуться в Парфянскую империю.
Ромул и Бренн вопросительно уставились на него.
— Парфяне живут южнее Иудеи, в месопотамских пустынях, — объяснил Тарквиний. — За рекой Евфратом. — Буквально в нескольких словах он обрисовал им географию тех мест.
Ромул жадно впитывал совершенно новые для себя сведения. Бренн тоже заинтересовался.
— У Рима с Парфией уже несколько лет мир, но Красс решил его нарушить.
— Откуда ты знаешь? — спросил галл.
— Перед тем как завербоваться, я принес ягненка в жертву Тинии. Римляне зовут его Юпитером, — ответил этруск. — И печень определенно показала, что кампания будет в Парфии.
Скептицизма у Бренна сразу поубавилось. Ультан тоже обладал способностью видеть будущее по внутренностям животных и точно предсказал много всего — в том числе и истребление его племени. Галл поежился, вспомнив последние слова друида.
— Но почему же?
— По очень простой причине! Селевкия, столица парфян, невероятно богата.
— Но ведь Красс и так богаче всех в Риме, — сказал Ромул. Что-что, а подтверждение этому он видел собственными глазами.
— Красса интересуют не только деньги. Ему надоело находиться в тени славы Помпея и Цезаря. А сравняться с ними можно, лишь добившись успеха в крупной военной кампании. — Этруск усмехнулся, глядя в темноту. — Популярность в народе. Авторитет в Сенате и среди сословия всадников. Ведь только это и важно в Риме.
До сих пор Ромул мало что знал о политике и ожесточенном соперничестве среди власть имущих — ведь рабов все это почти не затрагивало. Его жизнь представляла собой непрерывную борьбу за выживание, и в ней попросту не оставалось места для отвлеченных размышлений о том, кто кем управляет. Но из слов Тарквиния ему стало ясно одно: войны устраивают аристократы — как и гладиаторские игры, оставшиеся у них в прошлом.