— Как же, дождешься от Целия! Тем более сейчас, когда у него трудности с деньгами! — фыркнул надсмотрщик Декстер, коренастый отставной легионер с юга. — А вот Олиний ест вдоволь.
Все с любопытством посмотрели на Тарквиния: его посещения старика секретом не были.
— Держу пари, что этот колдун все время кормит его ягнятиной! — сказал один.
— Так вот почему ты туда ходишь? — На смуглом лице Мавроса отразилась зависть.
— Не потому. А чтобы не слышать твоего нытья.
Громкий многоголосый хохот вспугнул целую стаю птиц.
Надсмотрщик посмотрел на Тарквиния странным взглядом.
— Ты очень подолгу торчишь на горе. Что тебя туда тянет?
— Он убегает туда от этой проклятой жары! — ответил толстый раб Сулин.
Все дружно кивнули. Жара стояла невыносимая. Несрезанные колосья раскачивались, поджариваясь на солнце. Тарквиний молчал, прислушиваясь к звону цикад.
— Так что? — Декстер рассеянно потер старый шрам.
— Что «что»? — притворился непонятливым Тарквиний. Внезапный интерес десятника встревожил его.
— Этот чокнутый колдун действительно каждый день ест мясо?
— Только если находит мертвого ягненка или козленка. — У Тарквиния потекли слюнки. Он много раз ел с Олинием жареное мясо. — Разве хозяин допустил бы что-то иное?
— Хозяин! — презрительно отмахнулся Декстер. — Целий понятия не имеет, сколько у него овец и коз. Он считает, что десять ярок дают восемь ягнят в год.
— Разве это приплод? — насмешливо спросил Маврос.
— Кроме Олиния, никто не будет пасти стадо на вершине. — Сулин сделал знак против нечистой силы. — Вокруг этих мертвых городов бродит слишком много духов и диких зверей.
В глазах мужчин вспыхнул страх.
Ряды гробниц на кладбищах у руин Фалерий напоминали об истории этой местности, и мало кто из обитателей латифундии дерзал подходить к ним близко даже днем. Гора славилась своими грозами, стаями волков и ураганными ветрами; считалось, что в этом месте еще обитают этрусские боги.
— Именно поэтому Целий его и держит. — Тарквиний хотел сменить тему, кошмарный сон еще не изгладился из его памяти. — Этот участок почти закончен, — сказал он, показав на поле. — Мы могли бы заскирдовать его до заката.
Декстер удивился. Обычно после перерыва людей можно было заставить приняться за работу только с помощью угроз. Он выпил еще одну чашу воды.
— За работу, парни. Не заставляйте меня обращаться к подружке! — прорычал он, ткнув пальцем в плетку, висевшую на его поясе.
Работники поплелись по стерне, бросая на Тарквиния злобные взгляды. Но никто не посмел сопротивляться железной воле надсмотрщика. И его плетке. Декстера наняли, чтобы держать работников в узде, и он делал это рьяно.
Фульвия дождалась, когда остальные ушли подальше, а потом со смущенной улыбкой отдала сыну сверток.
— Спасибо, мама. — Он поцеловал ее в лоб.
— Да благословят тебя боги! — гордо ответила Фульвия.
— Декстер… — Как только мать повернула повозку, Тарквиний заторопился к тучному надсмотрщику. — Хочешь козьего сыра?
— Покажи-ка! — Декстер алчно протянул руки, попробовал кусочек и улыбнулся. — Передай Фульвии спасибо. Где она его взяла?
— Видать, знает, где взять. — Всем было известно, что те, кто работает на кухне, могут раздобыть такую еду, о которой другим остается только мечтать. — Я рассчитывал…
— Пораньше уйти с поля? — Декстер грубо захохотал. — Для этого куска сыра маловато! Если Целий увидит, что ты опять бездельничаешь, он мне яйца оторвет!
— Дело не в этом. — Тарквиний рисковал отведать плетки за дерзость, но выражение лица Декстера его встревожило. — Я надеялся, что ты расскажешь мне, не замышляет ли чего хозяин. Против Олиния.
Декстер прищурился.
Гаруспик давно жил на окраине имения; его терпели только благодаря тому, что он хорошо умел обращаться с животными и вел замкнутый образ жизни. Целию, как и большинству римлян, не нравились те, кто придерживался древних этрусских обычаев; Декстер мало уступал в подозрительности своему хозяину.
Тарквиний понял: надсмотрщик что-то знал.
Несколько мгновений оба молчали.
— Если принесешь мне мяса, я подумаю, — ответил наконец Декстер. — А теперь иди работать.
Тарквиний подчинился. Как только пшеница будет уложена в стога, он предложит поохотиться на волков. Целий знает, что этим летом хищники зарезали на склонах горы каждое десятое животное. Может быть, ради этого он освободит Тарквиния от работ в оливковой роще и на винограднике.
К тому же на вершине горы можно будет убить для Декстера ягненка. Конечно, никакой гарантии, что надсмотрщик выполнит обещание, не было, но как иначе узнать, что замышляет Целий? За долгие годы учебы у Тарквиния развилась интуиция. Сначала кошмарный сон, потом расспросы Декстера… Против гаруспика явно что-то замышляли.
— Веселее! — Декстер щелкнул плеткой. — Ты сам захотел пораньше вернуться к работе.
Тарквиний сжал левой рукой пучок колосьев, наклонился, срезал их серпом у самой земли, бросил пучок за спину и взялся за следующий. Люди справа и слева повторяли те же ритмичные движения, неуклонно продвигаясь вперед. Этруски убирали здесь урожай сотни лет, знание этого успокаивало Тарквиния. Он работал, представляя себе, как это делали его предки еще до прихода римлян.
Глава II
ВЕЛЬВИННА
Рим, 70 г. до н. э.
Неподалеку от Форума по пыльному переулку брели семь молодых аристократов. Дорогие белые тоги были залиты вином — результат долгой попойки. За день гуляки успели обойти половину кабаков, раскинувшихся на семи холмах. Мужчины разговаривали громко и дерзко, не обращая внимания на тех, кто мог их слышать. Рабы, вооруженные дубинками и ножами, шли позади с факелами в руках.
Толстый молодой человек, замыкавший шествие, споткнулся, упал на стену, выругался, согнулся пополам, и его начало тошнить чуть ли не на собственные сандалии.
— Поторапливайся! — со смехом сказал ему стройный, чисто выбритый мужчина с орлиным носом. — Мы побывали еще не во всех здешних питейных заведениях!
Наверху с грохотом открылись ставни.
— Блюй в другом месте, мерзавец!
Толстый вытер испачканные губы и всмотрелся в темноту.
— Я — всадник республики и имею право блевать где хочу! А теперь заткнись, если не хочешь получить по морде!
Напуганный высоким положением говорившего и его телохранителями домовладелец быстро исчез.
Пьяные громко расхохотались.
Ссориться с компанией «золотой молодежи» мог только глупец. Все граждане считались равными, но на самом деле Римом правила элита, состоявшая из сенаторов, всадников, или эквитов, и богатейших землевладельцев. Эти аристократические семьи составляли клику, пробиться в которую могли только люди, обладавшие огромным богатством. Судьбу республики решали несколько человек, принадлежавшие к этой небольшой группе.