— Еще один лежит там, — объяснил Секунд. — Обоих засыпало снегом; значит, это случилось во время метели. И все следы замело.
От страха у Фабиолы свело живот.
— Разбойники? — спросила она.
— Возможно, — гневно ответил Секунд. — Причем достаточно ловкие, если сумели подобраться незаметно. Антонин и Сервий были опытными воинами.
Фабиола побледнела. Она-то знала человека, который был мастером по части отыскивания следов. Сцеволу.
Глава XV
НОВАЯ ОПАСНОСТЬ
Маргиана, зима — весна 53/52 г. до н. э.
Лучники прицелились в Ромула и Бренна и ждали только команды, чтобы спустить тетиву. Друзья были в кольчугах, но на таком близком расстоянии зазубренные железные наконечники насквозь проткнули бы их.
Ромул почувствовал, как лихорадочно забился пульс в большой жиле на шее. А Бренн мрачно уставился перед собой, смирившись с неизбежностью. Боль от раны, нанесенной мечом Оптата, была мелочью по сравнению с тем удовлетворением, которое принесла ему победа. И пусть ее сейчас отнимут у него и безвинно казнят. В который уже раз за свою жизнь он оказывался в таком положении. Когда он был гладиатором, его, по крайней мере, вознаграждали овациями после победы в бою. Здесь же он был все равно что кусок мяса, который выбрасывают за ненадобностью. И все же если ему предстояло погибнуть, Бренн хотел встретить смерть не рабом и не связанным пленником.
Пакор собрался было открыть рот, но тут один из часовых, стоявших на крепостном валу, посмотрел на восток. До того, как и все его товарищи, он был полностью поглощен боем, происходившим как раз под его постом, а сейчас вспомнил о своих обязанностях. Его тревожный хриплый крик сразу отвлек всеобщее внимание от двоих воинов, которые, обливаясь потом, стояли над трупами своих противников.
— Гонец прискакал! — заорал он. — Подает знаки, что враг близко!
Как положено, на стене вместе с часовыми дежурил и трубач. Он быстро поднес свой бронзовый инструмент к губам и протрубил несколько коротких, резких, отлично знакомых всем сигналов — тревогу.
Пакор скривился от нехорошего предчувствия. Особый сигнал — поднятая правая рука — означал, что приближаются враги, и гонец спешил предупредить своих товарищей еще до того, как подъедет достаточно близко, чтобы можно было расслышать его голос. Так что сомневаться не приходилось.
— Живо к воротам! — приказал Пакор Вахраму. — Немедленно приведи его сюда!
Коренастый примпил отсалютовал и рысью помчался выполнять приказ.
После этого Пакор вновь повернулся к Ромулу и Бренну, которые так и стояли под прицелом лучников.
— Сколько вы там видели?
— Одну-две тысячи, — уверенно ответил Ромул. — Но возможно, их было больше.
— В основном пехота? — осведомился Пакор, безуспешно пытаясь скрыть надежду.
Пусть скифы были уже не те, что в эпоху своего расцвета, лет сто тому назад, но все же оставались чрезвычайно опасными противниками для любой армии. Особенно их отлично обученная конница.
— Примерно половина, командир.
Лицо командующего посерело еще сильнее. Он сквозь зубы втянул в себя воздух. В его распоряжении конников было совсем немного, в основном пехота.
— Полтысячи, а то и тысяча лошадей… — чуть слышно пробормотал он. — Да проклянет их всех Митра.
Друзья ждали.
И парфянские лучники тоже ждали.
Вскоре подошел примпил и с ним воин, ведший в поводу взмыленную лошадь. Гонец подтвердил слова Ромула. Но скифы не захотели осаждать лагерь легиона, а свернули обратно на север, туда, где на их пути размещалось еще несколько малых фортов. Немного успокоившись на время, Пакор подал знак лучникам, и те опустили оружие. Сейчас у него были заботы посерьезнее, чем казнь двух простых солдат.
Напряжение наконец-то отпустило Ромула, и он медленно выдохнул.
— Идите к оптиону первой центурии когорты примпила, — рявкнул Пакор. — Он за вами присмотрит.
— С превеликой радостью, — подхватил Вахрам, искоса взглянув на обоих. — У меня с дезертирами разговор короткий!
Ромул сразу представил себе, что выдумает для них в наказание склонный к садизму парфянин. Но главное, что они живы, радостно думал он. Бренн толкнул его локтем, и они убежали прочь, стараясь двигаться так, чтобы никто не заметил, какую боль причиняют им раны. Ни в коем случае не стоило медлить: ведь Пакор мог и передумать, ну а что могло прийти в голову жестокому примпилу позднее — об этом вряд ли имело смысл думать сейчас.
Они слышали, как позади Пакор обратился к Вахраму:
— Я хочу, чтобы весь легион был через час готов к походу. Взять с собой все длинные копья.
— Слушаюсь!
— Шелк, которым обтянуты щиты, задержит стрелы, — продолжал Пакор. — А атаку мы отразим копьями.
Это были последние слова, которые услышал Ромул, перед тем как свернуть на виа Принсипия. Они рысцой бежали по улице, словно не замечая любопытных взглядов, обращенных в их сторону, и вскоре оказались в своей новой казарме. Первая когорта считалась самым заслуженным подразделением легиона и подчинялась лично Вахраму. Занимая должность примпила, он фактически исполнял две обязанности: командовал своим подразделением, состоявшим из шести центурий, и возглавлял центурионов Забытого легиона.
Оптионом первой центурии был строгий капуанец по имени Эмилий. Войдя, друзья сразу увидели его. Он стоял в узком коридоре и громко отдавал приказы своим подчиненным. Увидев вошедших, он изрядно удивился, как, впрочем, и все присутствующие легионеры. Новий успел разнести свою ядовитую сплетню по всему легиону, а потому тут же послышались неприязненные комментарии.
Ромул, словно ничего не слыша, отсалютовал и передал приказ.
— Вас прислал сам Пакор? — недоверчиво осведомился Эмилий.
— Да, командир, — ответил Ромул и снова вытянулся по стойке «смирно».
Бренн повторил его движение. Было необходимо по возможности установить с Эмилием хорошие отношения. В противном случае два старших командира центурии, захоти они расправиться с двумя рядовыми легионерами, сделали бы это без всякого труда. И что важнее всего, следовало договориться с командиром до того, как остальные легионеры выработают единую линию поведения по отношению к чужакам.
Эмилий в раздумье потер подбородок.
— Беглые рабы, значит?
Все присутствовавшие вытянули шеи, чтобы лучше видеть, что происходит.
Отпираться далее не было смысла.
— Да, командир, — твердо ответил Ромул, хотя давно уже не чувствовал себя рабом. После нескольких лет воинского обучения и тяжелых боев он закалил дух и обрел веру в себя, какой не могло быть у простого раба.
Бренн так и не смирился с рабским положением, которое все эти годы тяжким гнетом лежало на его могучих плечах, но счел за лучшее придержать язык. Сейчас молчание галла означало согласие с тем, что говорил Ромул.