Ночь голубой луны - читать онлайн книгу. Автор: Кэти Аппельт cтр.№ 4

Крабы в алюминиевом баке. Она не хотела их ни видеть, ни слышать.

Синь настойчиво стучала в дверь. Надо открыть – не то Синь решит, что она больна, и отправит её в постель.

Нет ничего хуже, чем лежать в постели, когда за окном чудесный летний день. К тому же ей нужно натереть воском два сёрфборда в «Автобусе», а потом помочь месье Бошану полить цветы. Если Синь решит, что она больна, то отправит её спать сразу после заката. Это значит, что Берегиня так и не услышит песенку Доуги, ту самую, которую он собирался спеть Синь в ночь голубой луны.

Стук в дверь повторился. Надо открыть. Но если открыть, будет слышно крабов.

Открыть?..

…Или не открывать?..

Тук-тук-тук!

– Берегиня!

…И весь день пролежать в постели? И не услышать песенку Доуги? Так и не узнать, что ответит ему Синь!

Дудки!

– Сейчас, сейчас! – крикнула Берегиня.

Она встала, подошла к двери и прижалась к ней лбом. Она знала, что за дверью стоит Синь с деревянной ложкой в руке. Пряди её жёстких серебристо-белых волос топорщатся на голове, словно колоски на поле. Берегине очень нравились волосы Синь, которая говорила, что поседела, когда ей было всего четырнадцать лет, как раз перед тем, как уехать из Айовы. Берегиня вдруг вспомнила, что так ни разу и не поинтересовалась, какого цвета были волосы Синь, пока не поседели. Может, чёрные, как у Берегини? Или каштановые, как у Доуги?

А может, лиловые? Или розовые?

Или зелёные? Старенький месье Бошан, сосед, что живёт напротив через дорогу, рассказывал, что в России живут русалки с зелёными волосами.

А может, красные?

Волосы…

Они бывают разные.

Синие, лиловые,

Зелёные и красные.

Красные, как варёные крабы…

За дверью раздался голос Синь:

– Берегиня! Что с тобой?

Что с ней? Берегиня и сама хотела бы это знать. Стоя в ванной с полотенцем на голове, она слушала мольбу крабов – пленников, сидящих в алюминиевом баке.

Вот что бывает, когда у тебя в жилах течёт русалочья кровь.

Через несколько часов Берегиня оказалась в шлюпке вместе с Вертом. Из всех жителей Устричного посёлка она была единственным ребёнком.

– И ещё я единственная, в чьих жилах течёт не только человеческая, но и русалочья кровь, – объясняла она Верту, пока они сидели в ночной темноте, вязкой, словно густая чёрная жижа.

Берегиня вспомнила, как она попыталась обсудить это с Синь. Но та только покачала головой и сказала:

– Что за фантазии, дорогая!..

И заговорила о том, что дома дел хоть отбавляй, что нужно прибраться, покормить Верта и помыть посуду.

А теперь Берегиня так рассердила Синь, что та готова была её убить. И рассердила она не только Синь, но и месье Бошана, и даже Доуги.

В общем, теперь все сердиты на неё. ВСЕ, КАК ОДИН.

Синь часто говорила, что Устричный посёлок – это «замкнутый мирок». И вот пожалуйста – теперь этот «замкнутый мирок» был против Берегини.

– Есть только один человек на свете, который может нам помочь, Верт, – сказала Берегиня, – это моя мама. – И, помолчав, добавила: – Потому что она – русалка.

Сидя в шлюпке и глядя на зеркально-гладкую поверхность пруда, Берегиня накрыла ладошкой талисман, который всегда носила на груди. Талисман был холодный, словно льдинка. Сквозь майку он холодил ей пальцы. И ещё она чувствовала, как бьётся сердце. Тук-тук-тук. Другой рукой Берегиня нащупала статуэтку Йемайи, что лежала в заднем кармане джинсов. Даже сквозь плотную джинсовую ткань она ощущала рельеф деревянной фигурки.

Накрыв одной рукой талисман, другой – фигурку Йемайи, Берегиня загадала желание.

– Пусть нам повезёт, Верт! – сказала она. – Нам слишком долго не везло. Зато теперь пусть повезёт!

Услышав своё имя, Верт завилял хвостом. Хвост его зашуршал по дну шлюпки.

Верт – сокращённо «верный товарищ». Берегиня почесала у него за ухом, а он в ответ лизнул её в лицо мокрым горячим языком.

– Фу! Горячий поцелуй! – поморщилась Берегиня, вытирая лицо тыльной стороной руки.

Верт тоненько заскулил: «Вернё-ё-ё-ёмся! Скоре-е-е-ей! Вернё-ё-ё-ёмся!» Для убедительности он даже положил переднюю лапу на колени Берегини. «Скоре-е-е-ей! Скоре-е-е-ей!» – поскуливал он. Псу не нравилось, что они ушли из дома. Он чувствовал что-то неладное.

Верт боялся темноты. Она настораживала его, и он был охвачен тревогой. Ему не нравилось сидеть в шлюпке в такой поздний час. Лучше было бы спокойно лечь спать в комнате Берегини, чтобы всё было как всегда: хозяйка – в кровати, а пёс – на полу на коврике.

Тревога гораздо хуже блох. От неё всё тело ныло и зудело. Берегиня сняла лапу с колен и постаралась подбодрить пса:

– Всё в порядке, дружок. Вот увидишь. Всё будет отлично! Раз-два – и готово!

Пёс снова лизнул её прямо в нос. Он не считал, что всё в порядке, раз они сидят с хозяйкой в шлюпке в кромешной тьме.

– В конце концов, ты ведь у меня отличный пёс-ищейка, – продолжала утешать его Берегиня.

Это была правда. Верт легко находил любую пропажу: тапочки, завалившийся куда-то носок, чайную ложку, крохотный ключик от шкатулки, в которой Берегиня хранила свой дневник, серёжки Синь или тетрадку с домашним заданием.

А ещё Верт находил красивые ракушки и бездомных щенков – например он нашёл Второго, которого взял к себе Доуги. Верт находил полосатых губанов и пятнистых ящериц гекконов. Он мог бы найти всё, что угодно, даже упавшую звезду. Но сейчас псу-ищейке было не до находок. Его охватывала тревога.

Берегиня снова перегнулась через борт шлюпки.

– Я знаю, вы там, – сказала она, вглядываясь в чёрную воду.

А вдруг крабы снова позовут её? Она заткнула пальцами уши. Нет уж, хватит. Она больше не хотела ни видеть, ни слышать крабов. Ни одного, даже самого крошечного краба, ни через десять, ни через тысячу, ни через сто миллионов лет.

Дурацкие крабы!

И всё-таки удивительно: как из-за них случилось столько неприятностей?

НЕ-ПРИ-ЯТ-НО-СТИ.

Она положила подбородок на край лодки и уставилась в чёрную воду. В ушах у неё звучали слова Синь: «У вас неприятности, юная мисс!»

– Всё из-за вас, дурацкие крабы, – пробормотала Берегиня.

Ну зачем, зачем она не осталась утром в ванной комнате? Лучше бы она так и сидела на краю ванны с полотенцем на голове. Если бы она не открыла дверь и не вышла, то ничего бы не случилось. Она бы больше не услышала крабов, потому что до ночи просидела бы в ванной, а Синь тем временем благополучно сварила бы их и добавила в свой гумбо.