Нежные листья, ядовитые корни - читать онлайн книгу. Автор: Елена Михалкова cтр.№ 25

Она перевела дух.

– Твой бывший муж из этих, из веселых? – понимающе спросила Маша.

– Ага! Дети его обожают. Даже чужие завидуют: мол, прикольный у Андрюхи со Славяном папка! А он и правда прикольный. – Мотя помолчала. – А что Славка после той прогулки в больницу загремел, так это ведь уже другая опера, верно? Или лучше сказать, жанр. Был жанр нескучных выходных, стал жанр суровых будней. На буднях-то Алексей и сдулся. Больницы, уколы, рентгены, взятки сестричкам – это женская епархия, он к ней касательства не хотел иметь. Так и не навестил Славку ни разу за две недели.

Мягкое расплывшееся Мотино лицо словно подобралось. Маше внезапно пришло в голову, что эта большая неуклюжая женщина может быть очень опасна, если обидят ее детей.

– Что я о себе да о себе! – спохватилась Мотя. – Ты лучше вот что скажи: зачем нас Рогозина в сауне собирает?

Маша рассеянно проводила взглядом белку, удиравшую вверх по стволу. Ее первоначальное решение проявить дипломатичность и смягчить углы сменилось нежеланием врать.

– Развлечься она хочет за наш счет, Мотя. Женщины себя в купальниках обычно не любят, стесняются. У одной целлюлит, у другой живот, у третьей шрамы от кесарева. Мало кто идеален. А тут все как на ладони.

– Да и пускай развлекается, – смиренно согласилась Мотя, щурясь на солнце. – Я не против. Взять меня: центнер весу, сиськи давно живут на пузе, щеки льнут к плечам. А почему? Потому что жру в свое удовольствие.

Маша оторопело уставилась на Губанову. Какие еще щеки на плечах?

– А много ли у меня других радостей? – с неожиданным пылом воскликнула Мотя. – Вот мне подруга все время твердит: детей родить ума много не надо! Соску им в рот сунуть ума много не надо! По школам распихать… Ну, ты поняла. А я ее слушаю – и жрать хочу! Лопаю – и такой кайф ловлю… Как наркоманка, честное слово. Это со школы пошло: как заладит Рогозина свое «дура жирная», так лишь бы сожрать что-нибудь. Она же смеялась, когда я ела, и отставала от меня. И вот знаю я, что дура! Знаю, что толстая! Что никчемная, ни к чему не пригодная, кроме того, что вообще все умеют! А все равно жру!

Маша пыталась вклиниться в этот поток, но не смогла.

– Ну, нету, нету в моей жизни ничего важного! – покаялась Мотя. – Вот ты, Маш, сценарии пишешь. По ним детские передачи снимают. Значит, ты детей радуешь!

– А ты? – не выдержала Маша. – Ты своих не радуешь, что ли?

– Своих! Да разве это достижение….

Мотя сникла. Нелепая вязаная шапка съехала на глаза.

Маша поправила ей шапку, как большому ребенку. Губанова стояла покорно, не шевелясь.

– Мотя, а Мотя, – осторожно спросила Маша. – А откуда у тебя вообще эта идея – про достижения?

Мотя тяжело молчала. На лбу у нее ярче проявились контуры большого родимого пятна, и Маше вспомнилась их деревенская корова Белка.

– С подругой, бывает, говорим о том о сем, – неохотно призналась Мотя.

– А много ль детей у подруги?

– Нету у нее детей.

– А кто у нее есть? – Маша начала тихо закипать.

– Хомяк. Этот, как его… джульбарский.

– Джунгарский. Со сливу размером?

– Ага, – радостно подтвердила Мотя. – Хорошенький – сил нет.

«Гнать бы тебе эту подругу в три шеи, – злобно подумала Маша. – Вместе с ее хорошеньким хомяком». Она представила мелкую тощую подругу, как она клещом присосалась к большой уютной Моте и тянет из нее соки, а рядом, вцепившись зубами, болтается джунгарский хомяк.

– Давай возвращаться. Скоро у нас свидание в сауне.

Когда они подошли к отелю, Маша подняла глаза на окна второго этажа. Но человек, который следил за ними, уже покинул свой наблюдательный пост.

Поднявшись по лестнице, Маша собиралась зайти в номер, но, поколебавшись, вернулась к пожарному крану. Смущенно оглядевшись вокруг, приподнялась на цыпочки, пошарила вслепую – и нащупала сверху небольшой ключ.

«Я просто загляну! На минуточку».

Она подкралась к каморке, чувствуя себя без пяти минут преступницей, и повернула ключ в замке.

«Ну и что я ожидала здесь найти?»

С чувством смутного разочарования Маша перешагнула через порог. Еще пять минут назад у нее теплилась надежда, что женщина, побывавшая здесь, обильно подушилась, прежде чем покинуть номер. В доброй трети прочитанных книг и фильмов таинственную незнакомку вычисляли по запаху духов. Чем черт не шутит, думала Маша, может, и в этот раз…

Но черт в этот раз отказался шутить. Пахло слабыми химикатами, старыми тряпками, пластиком – и больше ничем.

Маша подошла к окну, присела на узкий подоконник. Парк раскинулся перед ней как на ладони. «Одной из горничных стало скучно, она убивала здесь время. А отпрыгнула, потому что любой человек, застигнутый врасплох, пытается скрыться».

Хорошее объяснение, простое и правдоподобное. И соответствует бритве Оккама: не следует множить сущности без необходимости. Так постоянно твердит Макар Илюшин, напарник Сергея, и он совершенно прав.

Но сидя на холодном подоконнике в тесной каморке, Маша всем нутром ощущала, что этот пустяковый случай является исключением из правила уважаемого философа. «Я видела раньше эту женщину. Может быть, она одна из наших… Но кто?»

Маша спрыгнула с подоконника и заметила, что у нее развязался шнурок. Присев на корточки, она быстро затянула его, и вдруг взгляд ее наткнулся на какой-то предмет, торчащий из узкой щели под подоконником. Не раздумывая, Маша ухватилась за него – и вытащила на свет нож с черной рукоятью. Нож был длинный и тонкий. Охотничий? Кухонный? Маша не разбиралась в холодном оружии. Зачем горничным понадобилось прятать его здесь?

В коридоре послышались шаги. Вздрогнув от неожиданности, Маша быстро сунула нож на место и вскочила. Если войдут и спросят, что она здесь делает, что ответить?

Ее всегда смущали подобные ситуации. Но, к счастью, шаги стихли вдалеке. Маша выскользнула из каморки, вернула ключ на место, и вскоре сбивчивые мысли о ноже были вытеснены размышлениями о предстоящей встрече, до которой оставалось всего полчаса.

2

С чего все началось, никто потом не смог толком объяснить. Уже сидели за столом в предбаннике – распаренные, расслабленные, завернувшиеся в простыни, – уже легкомысленно болтали и пили слабенькое кислое винцо, отлично освежавшее после сауны… Как вдруг началось.

Загорелось не везде и не сразу. Первой общую мирную тональность беседы изменила Белка Шверник.

Шверник выглядела царски. Простыня драпировала ее фигуру, как тога – римского патриция. В ушах болтались тяжелые гроздья серег, которые она не пожелала снять даже в парной. Мрачный значительный взгляд, страдальческая складка в углах рта: Шверник определенно нравилась себе в амплуа женщины-драмы.