– А если нас здесь кто-то увидит, например, патрульная полицейская машина?
– Тогда сделаем вид, что мы – влюбленные, и будем целоваться до одурения.
Я согласилась, что влюбленные – это хорошее прикрытие, и мы вышли из машины. Я держала фотографии Кинделии, Антон – банку с суперклеем и кисточку. Вот и портрет подполковника. Антон открыл банку, макнул в нее кисть и притворно вздохнул:
– Ну, Иосиф Виссарионович, не обессудьте. Сейчас мы покажем городу ваше настоящее лицо…
На другое утро, предварительно созвонившись с Алиной, я отправилась к ней домой. Подруга убиралась. Надо сказать, что уборка в понимании Алины – это перекладывание ненужных вещей с одного места на другое и равномерное распределение грязи по всей квартире.
– Алина, мне нужна твоя помощь, – с порога заявила я, решив сразу взять быка за рога.
– Какая? – Нечаева отставила швабру в сторону, посмотрела на меня своими огромными голубыми глазами и буквально затаила дыхание.
– Расслабься, все не так страшно. – Я шагнула в комнату.
Нечаева пошла следом, волоча за собой швабру.
– Алина, – спросила я, – как ты смотришь на то, чтобы нам с тобой пойти в институт?
– Исключено, – безапелляционно заявила подруга, плюхаясь в кресло. – Мне эта учеба вот где! Я как институт вспомню, так вздрогну…
– Я же не учиться тебя туда зову.
– А тогда зачем? А, я догадалась: там много молодых ребят, да? Будем искать себе кавалеров?
И как такое ей только в голову могло прийти?! Чтобы я, серьезная двадцативосьмилетняя девушка, пошла в институт искать там зеленых юнцов?!.
– Нет, Алина, – успокоила или, напротив, расстроила я подругу, – мы идем туда не за этим. Мы никого не будем искать, мы будем вести разведывательную и подрывную деятельность.
И я коротко изложила ей суть дела.
– С одной стороны, даже жалко, что кавалеров искать не будем, – вздохнула Нечаева.
– Что я слышу?! – возмутилась я. – А как же твой Славик или как там его?.. Бармен из «Желтой совы». Где он?
– Поль, мы, наверное, расстанемся, – грустно вздохнула подруга.
– Что, контрольные три дня для проверки чувств уже прошли? – «подколола» я подругу.
– Полина, я думала, что если Славик – бармен, то он будет готовить.
– Кого к чему? – уточнила я.
– Никого. Ужин будет готовить. И завтрак заодно.
– А он?
– А он требует, чтобы я готовила ему.
– Ужин и завтрак?
– И еще обеды… Ты можешь себе такое представить? – спросила она.
– С трудом, – честно призналась я, сочувственно глядя на подругу.
– Вот! – обрадовалась Нечаева. – Ты, как женщина женщину, меня понимаешь!
– Ну, еще бы!.. Хотя… Я не сказала бы, что это такой уж большой недостаток у мужчины. Алина, поверь мне: они все требуют, чтобы им готовили и завтраки, и обеды, и ужины.
– Да? Ну, так это я тебе еще не все рассказала. А теперь представь себе такое: почти все свое свободное время он занимается на шведской стенке.
– В каком смысле? – уточнила я.
– В таком! Самом прямом! Он качается на ней. Качает пресс, висит вниз головой… Еще ногами вот так мотает взад-вперед.
– Зачем?
– Растяжку какую-то там развивает. Он хочет выглядеть спортивно, чтобы фигура у него была – супер-пупер. Это ужас, как он меня достал своей стенкой!
– Да, – сочувственно покивала я головой, – такой кавалер – это, конечно, жуть беспросветная! Особенно для тебя, человека далекого от спорта. Но ты, Алина, хотя бы радуйся тому, что из всего шведского он выбрал стенку…
– Я радуюсь, – печально вздохнула подруга.
– Значит, вы расстаетесь, – подытожила я.
– А что делать: ситуация у нас трагедийная…
– Еще бы! Но послушай, Алина, раз ты теперь совершенно свободна, ты с чистой совестью пойдешь со мной сегодня в экономический институт и будешь вести разведывательную и подрывную деятельность против Кинделия-младшего. Ты же обещала помогать мне в деле освобождения твоего Буйковского!
– Полина, Гриня не мой, Гриня – это достояние всего города.
– Я рада, что нашему городу так повезло с достоянием. Ну, что, идем?
Нечаева вздохнула, отставила швабру в сторону и сдернула с головы косынку:
– В институт так в институт! Чего не сделаешь ради такого поэта, как Гриня!
Через пару часов мы с Алиной, одетые, как двадцатилетние легкомысленные девочки-студентки, входили в двери экономического института. Я была уверена, что Виссарион не обратит на меня никакого внимания, так как я загримировалась в жгучую брюнетку, а на них, как известно, он совершенно не реагирует, Алину же мы искусно загримировали в шатенку.
Найти группу, в которой учится наш подопечный, не составило труда, и вскоре мы уже стояли возле аудитории, в которой Кинделия-младший должен был слушать очередную лекцию. Около двери толпилась большая группа студентов. Виссарион и Лавр тоже были среди них. Парни бросались в глаза своим ультрамодным прикидом и наглым поведением.
Я достала из сумки и открыла свою тетрадь и теперь упорно делала вид, что учу конспект. На самом деле я осторожно бросала взгляды в сторону Кинделии, таким образом наблюдая за ним.
– Эй ты, рыжая! – крикнул он одной девчонке. – Иди сюда!
– Отстань! – огрызнулась на него шатенка с короткими огненно-золотистыми волосами.
– Иди, тебе сказано! Я что, дважды буду повторять?
– Отстань, говорю!
– Ты как со старшими разговариваешь?! Ну-ка, быстро подошла ко мне!
Рыжеволосая демонстративно отвернулась к окну.
– Лавр, подтащи ее сюда! – приказал Виссарион.
Лавр кинулся исполнять повеление друга. Он подошел к рыжей и схватил ее за руку.
– Уйди, придурок! – Девчонка попыталась вырвать руку, упиралась, но это помогло мало: парень силой подвел ее к Виссариону.
Мне было плохо видно, что именно ей делал Виссарион, но, кажется, они вдвоем со своим дружком силой удерживали девчонку. Та наконец вырвалась, а Виссарион крикнул ей вслед:
– Да что с тебя убудет, что ли?
Лавр и стоящие поблизости парни взорвались от смеха.
Прозвенел звонок, все зашли в аудиторию, а мы с Алиной пошли в студенческую столовую. Купили пончики, пирожные и кофе и пировали все полтора часа, пока звонок снова не прозвенел. Тогда мы рванули к той аудитории, где просидел эту пару Виссарион, снова всю перемену наблюдали за ним, потом пошли следом за его группой в следующую аудиторию.