Она достала из-за пазухи дощечку, разняла ее на половинки, достала из тайника письмо, положила его на колени.
— Да, мой брат правильно сказал, что Нобунага боится гайдзинского колдовства или гайдзинских знаний. Но он боится даже не за свою жизнь. Его больше пугает, что под угрозой срыва могут оказаться его великие замыслы...
Ацухимэ провела ладошкой по письму, разглаживая его.
— Какие планы, при чем тут Нобунага? Или он всегда у вас тут при чем? Не томи, Ацухимэ! — чуть ли не взмолился Артем.
— Письмо предназначено для Нобунага. Нобунага вступил в сговор с монголами, — сказала Ацухимэ. — Моя родина в опасности...
* * *
У Артема заболели колени. На циновках он уже мог высиживать подолгу, наловчился. А вот на голом дощатом полу пока что не получалось. Стараясь ступать как можно тише, Артем покинул хайден и вышел из храма...
Глава шестнадцатая
РОДИНА В ОПАСНОСТИ
Холодная ночь.
Все гремят котлами соседи!
Назло мне, что ли?..
Бусон
Артем вышел на храмовое крыльцо. Старик дремал, прислонившись к перилам. Разморило дедушку на солнышке.
Между прочим, дедушка уже покопался в дорожной сумке Ацухимэ, познакомился с мечом. Убрал он его обратно не слишком аккуратно — вон рукоять торчит из соломенного мата, поглубже надо было засунуть. Эх, дедушка-дедушка, вроде священнослужитель в почтенных летах, а все туда же руки тянет — к оружию.
Артем сел у противоположных перил, откинулся спиной на ступени, положил руки под голову. А хорошо-то как, мать честная! Под тобой — нагретое солнцем дерево, комары не кусают — комариный сезон, говорила ему Ацухимэ, начнется где-то через месяц-полтора. Закрытый от ветров — и житейских волнений мирок. Вот где нервы надо лечить...
Совершенно неудивительно, что Артем задремал. В полусне-полуяви он вновь вернулся к тому самому разговору под сухим деревом...
* * *
— Почему ты думаешь, что письмо адресовано даймё Нобунага? — спросил Артем. — Откуда ты взяла сговор с монголами? Как это все может быть понятно из коротенького письма?
— Все сходится, Алтём, все объясняется. И я не вижу иных толкований. И не одно письмо навело меня на эти мысли. Вот смотри, Алтём! — Она похлопала ладонью по разложенному на коленях листу с иероглифами. — Меня не слишком удивило, что письмо написано по-китайски. В конце концов, тот, кто писал, стремился предельно затруднить прочтение письма. Так и случилось бы, попади оно в руки человека, не владеющего китайской грамотой. Он бы мог просто выбросить листок, подумав, что в нем нет ничего важного и не стоит тратить силы на поиски переводчика. Но в семье Кумазава хорошее образование всегда получали не только мужчины, но и женщины...
— Потому что женщин в семье Кумазава всегда готовили к служению на государственном поприще, — сказал Артем не без легкой грустинки в голосе.
— Нет, не только поэтому. Некоторые женщины выбирали для себя обязанности жены, им никто не препятствовал. А некоторые... не оставались чистыми, и путь на государственную службу для них оказывался закрыт. Иногда по своей воле они теряли чистоту, не в силах перед кем-то устоять. Иногда же — не по своей. Сестру моей матери однажды отправили к одному нашему родственнику с важным и срочным поручением. На тот момент под рукой не оказалось никого из мужчин, кому можно было доверить поручение, и потому отправили ее. Сестра моей матери была очень красивой женщиной, а тот, в чей дом она прибыла, был несдержанно сластолюбив. Он не устоял перед красотой сестры моей матери и взял ее силой. Это был наш родственник, и семья его простила, но сестра моей матери не смогла пойти на государственную службу, о чем мечтала с детских лет. И все из-за одного-единственного приступа разнузданной мужской похоти.
Сказано было с укоризной, и Артем испытал что-то вроде чувства вины за весь похотливый мужской род.
— Кхм... — Он смущенно крякнул в кулак. — Так что у нас там с письмом? Как-то мы заговорили не о том, правда ведь?
— Вернемся к письму, Алтём, — сердито проговорила Ацухимэ. — Как я сказала, меня не слишком удивили китайские иероглифы. Меня больше удивило, почему вдруг ни с того ни с сего мне на ум пришел Ченг-Цзе. И я поняла, что не случайно он пришел на ум, совсем не случайно. Мне известно от брата, что даймё часто сравнивает себя с Ченг-Цзе. Его любимое занятие — искать и находить совпадения в своей жизни и в жизни Ченг-Цзе. Как и «истинный правитель», Нобунага родился в то время, когда его отец был на войне. Селение, в котором родился Нобунага, как и урочище, в котором родился Ченг-Цзе, стояло на берегу реки. Отец Нобунага умер, когда будущему даймё было тринадцать лет, и отец Ченг-Цзе умер, когда будущему покорителю народов было тринадцать. Я не стану перечислять всех совпадений, которые нашел даймё...
— Тем более если очень захотеть и очень постараться, их можно отыскать тьму-тьмущую, — сказал Артем. — Я и сам, думаю, смогу найти совпадения между своей жизнью и жизнью любого из замечательных людей, в том числе и какого-нибудь, прости Господи, императора.
— И вот еще, Алтём, — сказала Ацухимэ. — Известно, что даймё Нобунага поручал странствующим монахам, которые в своих странствиях посещали и Северный Китай, и Центральный Китай, и Монголию, и другие земли, разузнать как можно больше о Ченг-Цзе, а при возможности привезти из далеких стран какие-нибудь письменные свидетельства деяний Ченг-Цзе. Он также просил монахов записывать устные свидетельства деяний великого полководца и привозить вещи, имеющие отношение к Ченг-Цзе. Нобунага даже давал деньги монахам, чтобы им было на что эти вещи покупать. Теперь мне ясно, какие еще поручения даймё давал монахам — кому-то он поручил установить связь с одним из влиятельных монгольских вождей, наверное, с одним из сыновей Ченг-Цзе. А скорее всего, даймё послал под видом монаха или вместе с монахами своего доверенного человека. Когда мой брат последний раз был в Мацудайра-рю, мы говорили с ним и о даймё Нобунага. До брата дошли слухи, что Нобунага ищет союзников за пределами страны Ямато. Брат этим слухам не верил. Он говорил, японец никогда не станет иметь дело с чужестранцами, каким бы безумцем или негодяем он ни был. Похоже, брат ошибался. Я думаю, даймё Нобунага не просто интересуется деяниями Ченг-Цзе, он мечтает и о славе Ченг-Цзе. Вот, наверное, почему, когда я рассматривала письмо, мне пришла в голову мысль о Ченг-Цзе и мысль о пяти планетах.
— И когда тебе удалось прочитать письмо, ты еще больше укрепилась в подозрениях насчет Нобунага.
— Да. Если письмо предназначено Нобунага, сразу все становится на свои места. Вспомни письмо. «Верю тебе». Это может означать только одно. Кто-то из монгольских вождей признает Нобунага своим союзником. «Жди с момента восхода пятой до ее угасания». Чего ждать? На это указывают следующие строчки: «Пусть всегда горят огни. Будет от пятидесяти до ста». Речь идет о кораблях и об огнях, которые должны гореть на прибрежных скалах, указывая место, где можно пристать и высадиться на берег. О чем еще может идти речь? Я не вижу других объяснений. — Ацухимэ вела пальцем по иероглифам. — Нобунага и монгольский вождь давно ведут переписку и обо всем уже договорились. На это указывают вот такие слова: «Обещанное получишь» и «Там, где уговорились». А «обещанное» — это, я думаю, речь идет о положении Нобунага в захваченной монголами стране Ямато. «Звезды благоволят нам, обещают победу». Какую победу имеют в виду? Да, конечно, захват страны Ямато! Я думаю, Нобунага требовал себе не меньше, чем место правителя Японии. Правителя, который будет подчиняться монгольской империи, платить ей дань, будет править от имени монгольского императора и при поддержке монгольских войск. Но будет править. Всей страной Ямато. А в дальнейшем Нобунага, разумеется, надеется обмануть своих союзников, убрать тяжелую монгольскую руку со своего плеча и править уже совершенно единолично...