Ключ - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Болдырева cтр.№ 59

Уже к вечеру мальчишка создал первую фигурку, напоминавшую чем-то крысу, — расплывчатая, нечёткой формы, она скакала по всей поверхности воды, и прыжки эти были настоящие, иногда — довольно высокие. Мальчишка вполне по-человечески хохотал, Топь поймала себя на слабой усмешке. В следующий момент она ударила рукой по воде, расплескав, демонстрируя — игры закончились. Мысленный посыл был скуп и точен — принеси посох, загляни в трактир «Топор и удавка», — мальчишка повиновался. Ощерившись внешне и покорно — внутренне. Топь не стала контролировать его.

Нестерпимая духота разлилась над городом. Тучи клубились под небосводом, недвижимые, полные непролившимся дождём. Ни дуновения ветерка не трогало тёмных крон. Моряк проснулся и напевал что-то под нос, разогревая на тигле остатки обеда. Слова были едва слышны, а пряный запах напротив — наполнил собой густой, раскалённый за день воздух и оттого казался особенно сильным. Топь почувствовала вдруг, что голодна. Целый день она занималась с мальчишкой, игнорируя потребности тела. Едва успев устроиться в таверне, Топь послала служку за провизией. В углу, топорщась перьями лука-порея, ждала своего часа полная корзина припасов. Отрезая кусок копчёного окорока и ломоть хлеба, Топь сосредоточилась на комнате внизу.

Побирушка спал беспокойно — его мучили боли в спине. Нынче днём его взашей прогнали с рынка: какой-то деревенский олух заподозрил в нём базарного воришку и отоварил тяжеленной дубиной пониже лопаток. После он присел было на ступенях храма, да скороспелый синяк не давал покоя, и нищий ушёл, не собрав и половины дневной выручки. Работать с таким свежим воспоминанием было необычайно легко. Штрих — и парень, ворочавший под стенами привоза пыльные мешки с просом, превратился в вооружённого алебардой стражника. Топь не поленилась, с точностью воспроизвела образ того стража, что несколько дней назад отволок в участок «её» Крысеныша. Теперь нищий был уверен, что служитель правопорядка без всякой причины, походя, отоварил его древком, а это уже был повод для жалобы в гильдию. Синдикат, контролировавший ход абсолютно всех дел не только столицы, но и государства, давно и прочно установил почти ритуальные отношения между всеми своими структурами. Вся власть на улицах города принадлежала Мастеру, вне зависимости от того, носила ли она обноски или алебарду на плече. Топь собиралась внести большую смуту в маленькую империю Мастера. А заодно и наказать человека, обидевшего её нового слугу.

Закончив, Топь потянулась. Съеденное легло в желудке тяжестью, отчего-то не чувствовалось ни прилива сил, ни бодрости — неудержимо клонило в сон. Следовало бы найти того воришку, что так удачно пырнул её ножом, и, вытянувшись на постели, Топь действительно подумывала заняться этим. Начатая почти сутки назад работа требовала завершения. На ближайшие дни столица должна стать её вотчиной. Спеша к заветному тайнику, Топь не просто прощупывала улицы в поисках нужных ей людей — каждый, к чьему сонному разуму прикоснулась Топь, получал либо метку, и мог спокойно дальше заниматься своими делами, до тех пор, пока время или расстояние не притушат знак «бесполезен» в их разуме, либо тонкую прочную нить постоянной связи. Не так уж велика была столица: трущобы да базар, кварталы цеховщиков — средоточие городских будней, дворец и пригород. Закрыв глаза, Топь погрузилась в полудрёму.

Вечное одиночество — щедрый дар уникальности. Топь никогда не понимала стремления к себе подобным. Люди забавляли её, привнося новое, но ручеёк информации был столь скуден и мелок, что она не придавала им особого значения. Жизни листались, как страницы достаточно скучной книги. Маленький город, большой… — Топь не видела разницы. Незримо скользя над сонной столицей, она едва могла найти что-нибудь действительно занимательное. Лишь порт, полный снами о море — солёными, терпкими, — вызывал живой интерес. Да ещё этот ребёнок… Мысль возвращалась к ученику: богатый, пластичный материал. В них было что-то общее, да, пожалуй. Необычайно сильные способности для человека. Только раз Топь видела подобное — Вестник тоже пришёл в образе мальчишки.

Тот был уже взращён, выпестован, пусть и слепым, неспособным раскрыть все тайны сознания учителем. Вестник не умел управлять собственными силами, а значит, не мог причинить вред: речь, имитация разума, мешала ему, — и Топь отпустила их с миром, и старика, и мальчика. Крысеныш был гораздо опаснее, поскольку и раньше чуял свою силу, а теперь осознал её, пусть и не вполне. Обратной дороги не было, начав учиться, он и сам смог бы потом раскрыть свои способности. Как и Топь, сжигаемый неутолимым любопытством, он искал бы новых возможностей, а страсть к опасным забавам развилась бы в дьявольскую изобретательность. Как это случилось и с ним… Он тоже всегда был один, ни семьи, ни друзей. Сначала он просто следил за проходящими обозами, подбирал в дорожной пыли просыпавшиеся из худых мешков зёрнышки пшеницы, ржи, ячменя, чтобы зажарить горстку на придорожных камнях и закусить вялым капустным листом, позже — дрался с полудикими псами за брошенную у кострища кость. Когда подрос — не раз просился в отряды наёмников при обозе, да те не хотели тратить ни времени, ни доброй еды на высокого тощего пацана с не по годам холодным, настороженным взглядом серо-стальных глаз. Тогда зажглись первые искорки ненависти к обозам. Чуть тлеющая обида, которая, наверняка поутихла бы со временем.

Наёмники никогда не гнали его от костров и щедро угощали объедками, а он слушал их бесконечные истории об иных рубежах — на Западе и Востоке. Вся лента тракта — от Великой Пустоши на Юге и до Октранского леса на Севере — с её шумными торговыми городами была ему домом и потому не могла ничем удивить. Как знать — может, настал бы день, когда капитан вольнонаемников швырнул бы ему старый заржавленный меч да назначил бы охранять худого купчишку, и тогда он получил бы кусок пожирнее, а новые товарищи не считали бы зазорным учить его ратному делу. Глядишь, и сам стал бы капитаном вольнонаёмной дружины, одним своим именем наводил бы страх на грабителей…

Полудикого щенка приметили крестьяне. Руки, слишком тощие чтобы держать меч, вполне годились для плуга.

Однажды, когда обоз остановился на непременную ярмарку в богатой деревушке, его, не ожидавшего подвоха в праздничную ночь, огрели дубьём и кинули в холодный погреб. Склизкая лыкша из гнилой капусты и непрестанные побои истощили, озлобили окончательно. Он потерял счёт дням, пока хозяева не сочли возможным выпустить его во двор. Полтора долгих года он усердно работал под надзором хозяйских детей — месил глину, носил воду, колол дрова, убирал стойла и бегал быстрее, когда лоза жгла по пяткам. А потом, ни с того ни с сего, серпом перерезал горло старшему и юркнул в неосторожно открытые ворота.

Тракт встретил его неласково. Судорога прошла по спящему телу, когда Сет увидел: длинную цепочку обоза, передовой отряд наёмников в голове. Он вышел к ним не задумываясь, шевельнулось что-то, встрепенулось радостно. И сделал ещё пару шагов, прежде чем увидел арбалеты, нацеленные в грудь.

— Убийца! — ожгло слух, и обоз отшатнулся, крича и громыхая, оставляя его наедине с наёмниками.

— Отпустите! — прошептал он людям, с которыми делил если не кусок хлеба, то хотя бы место у костра, и понял: нет, не отпустят. Глотнувши крови, щенок превратился в волка. Тощий мальчишка ещё стоял, растерянно опустив руки, глядя на чёрный, короткий болт, а стрелок уже видел перед собой Ката, матёрого атамана Октранского леса.