– Если бы метин на коленях у него не было, он бы и близко к нашему кебу не подошел, – с уверенностью проговорила она.
– Не понимаю, как с ним такое случилось, – задумчиво отозвался муж. – Конечно, судить тут наверняка трудно, но мне всё же кажется, что не по собственной воле он рухнул. Слишком уж твердый у него и уверенный шаг. Не возражаешь, если я назову его Джеком, как нашего покойного старика?
– Конечно, нет, – ответила Полли. – Наш старый Джек был очень хорошим и добрым конем. Пусть память хотя бы так сохранится.
Потом хозяин заложил в кеб Капитана, и они отправились на работу. После обеда усталого Капитана поставили отдыхать. Я же впервые вышел на новую службу. Прежде всего Джерри тщательно подогнал под мои размеры хомут и уздечку. Движения моего хозяина напомнили мне Джона Менли, и я впервые за последние годы ощутил себя личностью. И уж совсем полное счастье охватило меня, когда выяснилось, что Джерри не признает мартингала и всяких подгубных ремней. Простая уздечка, и только. Работа снова приобретала смысл.
Миновав несколько улиц, мы выехали к той самой стоянке кебов, где мой хозяин вчера разговаривал с Мистером Губернатором. При дневном свете я смог получше разглядеть эту улицу. По одну ее сторону высились дома с красиво оформленными витринами магазинов. С другой стороны была церковь, а вокруг нее – кладбище, отгороженное чугунным забором. Вдоль этого забора и стояли в ряд кебы.
К тому времени как мы подъехали, кебов скопилось довольно много. Мы встали в самом конце очереди. Некоторые из кебменов сбились в группу и о чем-то беседовали. Другие задавали корм или воду своим лошадям. Третьи сидели на козлах с газетами.
Завидев нас, несколько кебменов подошли поближе.
– Такой черный! – поглядел на меня с восторгом один из них. – Особенно хорошо будет с ним обслуживать похороны.
– Слишком шикарно для кеба смотрится, – с таким же вниманием оглядев меня, высказался другой. – Помяни мое слово, Джерри, однажды в этом коне проявится какой-нибудь непорядок.
– Даже если и так, сам я никаких непорядков в своем новом Джеке не собираюсь выискивать, – невозмутимо отвечал мой хозяин. – Зачем раньше времени портить себе радость духа?
Я увидел, как к нам проталкивался тот самый мужчина, с которым хозяин вчера разговаривал. Высокий, широкоплечий, с серовато-седой шевелюрой, в сером пальто с пелериной, серой шляпе и длинном шарфе, человек этот выглядел внушительно и величественно. При виде его кебмены почтительно расступились.
– Великолепно, Джерри! – осмотрев меня с такой тщательностью, словно собирался купить, сказал мужчина в сером пальто. – За такого коня никаких денег не жалко.
После этого в среде кебменов за мной навсегда утвердилась репутация коня превосходных качеств. Величественный мужчина в сером пальто был среди них самым старым и опытным кебменом. На стоянке он пользовался неизменным авторитетом. Фамилия его была Грант, но тут его все называли Мистером Губернатором. Он действительно отличался благоразумием и добротой. Когда среди кебменов возникали конфликты, судьей выступал Мистер Губернатор, и ему удавалось весьма-таки ловко восстановить на стоянке мир. Я заметил у Мистера Губернатора лишь один недостаток. Выпив, он становился довольно злобным и лез в драку даже с самыми близкими своими приятелями. Впрочем, они в такие моменты попросту избегали его общества.
Первое время мне на новой работе приходилось весьма тяжело. Раньше я никогда не жил в столице. Огромное количество экипажей на улицах и шум очень меня угнетали. Разумеется, я не позволял всяким страхам повергать себя в панику. Но мне теперь приходилось все время подавлять в себе страх, и это сказывалось отрицательным образом на нервной системе. А потом я вдруг понял, что просто должен полностью доверять управление кебом Джерри. С тех пор мысли о постоянной опасности меня оставили, а еще некоторое время спустя я привык к Лондону.
Джерри был потрясающим кучером. Мы с ним понимали друг друга прекрасно. Убедившись, что от работы я никогда не отлыниваю, мой новый хозяин лишь легонько дотрагивался кнутом до моей спины. Так он показывал, что пора ехать. В остальных же случаях в кнуте просто не было необходимости.
О нашем с Капитаном здоровье Джерри заботился неустанно. В деннике нас не привязывали. Там всегда было чисто, и вода на ночь не убиралась. Так что, в отличие от большинства конюшен, здесь мы могли попить в любую минуту и ночью, и днем. Конечно, я знаю: многие конюхи разделяют совершенно ошибочное суждение, что лошадям не надо давать воды слишком часто. Знайте же, дорогие мои читатели: такое могут придумать лишь люди с очень ограниченным кругозором. Конечно же, если мы возвращаемся после поездки слишком разгоряченными, поить нас сразу нельзя. В остальных случаях все же важно оставлять нам воду. Ведь если ее достаточно, лишнего пить не будешь. Если же тебя поят лишь несколько раз в день, конечно, осушишь ведро до конца, чтобы потом не страдать от жажды. Тогда-то слишком большое количество жидкости не замедлит сказаться губительным образом на нашем дыхании и желудках. Так что и в плане воды наш Джерри поступал гораздо мудрее большинства других специалистов.
Но самым замечательным нововведением этого человека был обязательный отдых по воскресеньям. Всю неделю нам с Капитаном приходилось очень много работать. Зато воскресенья принадлежали полностью нам. По выходным мы предавались блаженному отдыху и, конечно, не упускали случая как следует поговорить. В одну из таких бесед напарник мне и поведал историю своей жизни.
Глава XXXIV
Ветеран Крымской войны
Как вы уже знаете, первым хозяином нашего Капитана был офицер кавалерии. Поэтому нет ничего удивительного, что мой старший напарник с юности обучался на военную лошадь.
– Учения мне очень нравились, – рассказывал он. – Идти рысью в строю, поворачиваться вместе с другими по первому же приказу хозяина, вихрем лететь на вражеские позиции… По-моему, нет большего наслаждения, чем этот единый порыв. К тому же в молодости я был не белым, а серым в яблоках. Хозяин и остальные кавалерийские офицеры единодушно превозносили мою красоту. Так что служить в полку для меня было подлинным счастьем. Я считал, что жизнь военных полна романтики и веселья. Как раз в это время и началась Крымская война.
С первых же дней отправки на фронт мое восхищение жизнью военных готово было поколебаться. Началось все с этого ужасного парохода. Нас на него поднимали лебедками. Признаюсь тебе, не очень приятно висеть в воздухе на каких-то ремнях, которые у тебя продеты под брюхом! После того как мы очутились на корабле, жизнь наша стала совсем невозможной. Денники, в которые нас поместили, были тесными и неудобными. Пробежаться нам тоже было совершенно негде, и за несколько дней неподвижного образа жизни ноги совсем онемели. В довершение ко всему море штормило, корабль качался от сильных волн, и это самым губительным образом сказывалось на самочувствии всех лошадей.
Несколько дней спустя корабль прибыл на место. Так как ни одна лошадь на свете не в состоянии подняться или сойти по сходням, нас снова обвязали ремнями и подняли в воздух лебедками. Еще миг – и я снова почувствовал под ногами твердую землю. Конечно, это была чужая земля. Но мы все равно так обрадовались, что стали весело фыркать и ржать.