Механическое сердце. Черный принц - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 77

Только соберет остатки сил.

И с тошнотой справится. Выберется из-под душного одеяла, со странным наслаждением прижмет ступни к ледяному полу. Этот холод позволяет очнуться, стряхнуть полудрему, липнущую, точно паутина.

Паутины много.

Ею зарастают углы комнаты, лепнина потолка и грязные канделябры. Свечи лежат в черной коробке. И Таннис стаскивает огарки с тонких пик и обдирает капли воска, застывшего, ломкого. Огарки оставляет на столе.

Холодно.

Холод цепляется за щиколотки, поднимаясь выше, он видится Таннис бледными плетями плюща, цепкого, ледяного. Кожа покрывается гусиной сыпью, но Таннис стоит у окна.

Смотрит.

Гладкая стена. Плотная вязь винограда.

Собаки.

– Я выберусь, – говорит она шепотом и пугается этого тихого звука голоса. – Я выберусь отсюда…

…когда-нибудь.

Наверное.

Стянув ночную рубашку из грубого полотна – ее собственные исчезли, словно Освальд пытался так оборвать нить, связывавшую Таннис с недавней ее жизнью, – Таннис бросает ее на пол. Детская месть, но единственная доступная ей.

Нагая кожа, покрытая испариной, остывает быстро.

…Кейрен не любит зиму и мерзнет постоянно. Таннис купила ему перчатки, пусть не столь роскошные, из оленьей кожи, которые он носит обычно, но вязаные, теплые.

Забыть.

Вычеркнуть, смыть ледяной водой, оттирая с потом и память. Стиснуть зубы. Взять щетку и горький, с мятным запахом порошок. Из мутного зеркала на Таннис смотрит женщина с потухшими глазами. Женщина эта чистит зубы резкими размашистыми движениями, в которых угадывается скрытая злость. И нельзя позволить почувствовать ее.

Таннис сплевывает белую слюну в рукомойник.

Одевается.

Прячет себя и свою злость под полотняным панцирем рубахи… колючие чулки, тяжелые туфли что оковы. Каблуки их подбиты двенадцатью гвоздиками. И звук ее шагов разносится далеко.

Накрахмаленные миткалевые юбки хрустят.

И толстая шерсть платья плотно обхватывает талию, грудь, дышать тяжело, каждый вдох – с боем, но Таннис готова драться.

За себя и…

…забыть.

Волосы пригладить, набросить темную шаль, почти вдовью. Смешно… она и замужем-то не была. Думала ли?

…думала.

Примеряла свадебное платье, пусть и знала, что не сбудется. Кто она? Человек… просто-напросто человек… случайная знакомая… подруга… содержанка… и лучше думать так, потому что иное – не для этого страшного дома.

– Вы уже проснулись? – Горничная говорит раздраженно, она стара и устала, у нее ноет поясница и выходных не было уже который год. Но Освальд неплохо платит, а потеряй она место и куда пойдет?

Никуда.

Приходится терпеть. И наклоняться за мятою рубашкой.

– Вы спуститесь к завтраку?

Она никогда не называет Таннис по имени, тем самым подчеркивая, что такие, как она, недостойны имен. И это еще один укол, болезненный, несмотря на деланое равнодушие.

– Конечно.

Иначе Освальд будет недоволен.

Завтраки проходят в тишине. И только Марта время от времени принимается рассказывать очередную нелепую историю. Ее голосок звенит, но гаснет быстро. Супруга Освальда перебирает четки. Ульне задумчиво любуется не то скатертью, не то старым, почерневшим серебром.

Сам Освальд, когда ему случается присутствовать, молчалив, явно погружен в собственные мысли.

…почему он не умер? Не остался в памяти Таннис тем мальчишкой-соседом, который…

…сливы… и настойка жостера… первое платье… косички сам заплетал, а нынешний, холодный, равнодушный, без тени сомнения горло перережет, как только заподозрит, что Таннис решила бежать.

Не решила.

Научилась мысли запирать, о том, что есть жизнь за пределами странного дома… о Кейрене. Он, наверное, думает, что Таннис исчезла за Перевалом.

Пусть думает.

Ему было больно, а он плохо умеет справляться с болью, но свыкнется… и эта девочка, его невеста, яркая, солнечная. Она сумеет отогреть.

Будут счастливы.

Если есть справедливость в мире, хоть кто-то да будет счастлив. А что перед глазами плывет, так не от слез… в последнее время постоянно хочется плакать, и Таннис моргает часто, тянется к бокалу с водой. Здесь она тухлая, пахнет мерзко, но тоже привыкнется.

– Сегодня, – скрипучий голос Ульне отвлекает, – мы будем делать рождественские венки…

В этом доме молятся по расписанию, собираясь в древней часовне, под насмешливым взглядом рисованного ангела. Его крылья выложены из кусков стекла, а лицо почти стерто, остались лишь глаза и улыбка, не по-человечески язвительная.

…Кейрен похоже улыбался, рассказывая о чем-то, что его злило.

Они с ангелом похожи.

Хотелось бы думать, и Таннис мысленно обращается к крылатому, занесшему меч над ее головой, просит о… о том, чтобы все наладилось. Глупая просьба.

И ангел карающий не оттого ли смеется над нею?

Супруга Освальда стоит перед каменным алтарем долго, сама – почти изваяние. Склоненная голова и жилистая шея, узкие плечи, которые в черном платье выглядят еще более узкими. Четки скользят в неподвижных пальцах. Губы шевелятся.

О чем она просит?

О покое для отцовской души?

Или же о смерти для Таннис? Ненавидит, люто, яро, не способная изменить что-либо. Ее даже жаль. Немного. В этом доме не принято жалеть.

Ульне никогда не встает на колени, пусть и перед богом, если он есть в этом храме. Крест вот имеется, а бог… Марта молится, не прекращая жевать. И подбородки ее мелко трясутся, она то и дело замирает, воровато оглядывается, точно опасаясь, что кто-то подслушает ее молитвы.

Слушать незачем. Все и так знают, что Марта хочет сбежать.

Почему ей позволено жить?

…узкая длинная комната с единственным окном, выходящим на глухую стену. И окно это затянуто морозом. Привычная корка льда на переплете.

Сквозняк.

Присевшее пламя в древнем огромном камине, в который горничная подбрасывает дрова. Она сидит на корточках, и саржевые юбки расплескались не то тенью, не то чернильной кляксой. Женщина выбирает полено и баюкает в руках, потом медленно, точно в полусне просовывает между прутьями каминной решетки.

Таннис следит за ней.

И за Ульне, которая привычно застыла у окна, глядя в пустоту. На ней очередное белое платье со старомодным круглым воротником. Голая морщинистая шея, и плечи, тоже голые и тоже морщинистые, прикрытые пуховой шалью. Пальцы Ульне перебирают петли узора. Она притворяется равнодушной, но Таннис готова поклясться, что эта женщина видит все происходящее у нее за спиной.