От стола я сразу направился к Барме – хозяину трактира. Во всех Зонах трактирщики помимо основного бизнеса занимались побочным – скупкой и перепродажей хабара. И, разумеется, торговлей всем, что необходимо сталкерам.
Барма не был исключением из общего правила – это я выяснил еще во время своего первого посещения Кремля, когда познакомился с этим кряжистым мужиком, чем-то неуловимо похожим на своего коллегу из Чернобыльской Зоны.
– Здорово, Барма, – приветствовал я хозяина заведения.
– Здорово, Снар, – кивнул тот из-за стойки. – Как оно?
– В процессе, – сказал я, кладя рюкзак на стул. – Мне бы консервов дня на три, да патронов.
– Каких тебе?
Я вздохнул. Вряд ли в Кремле окажется то, что мне надо. А мне надо нереальный дефицит.
– СП-5. Или СП-6.
– Красиво жить не запретишь, – усмехнулся Барма. – Платить чем собираешься?
Как ни больно было мне расставаться с любимым оружием, но я осознавал: в развалинах одному и без прикрытия с громоздкой СВД бегать затруднительно – тем более при наличии бесшумного ВАЛа, до поры разобранного и упакованного в рюкзак. Еще был у меня «Ярыгин» и два моих неизменных боевых ножа в качестве оружия последнего шанса. В целом, с учетом провианта и боезапаса, груз неслабый. Поэтому лишние пять кило, которые весит СВД с патронами к ней, мне были точно ни к чему.
Я протянул бармену чехол с винтовкой, после чего с болью в сердце наблюдал минут пять, как трактирщик осматривает-обнюхивает оружие, только что на зуб его не пробует.
Удовлетворившись осмотром, Барма выдал:
– За нее я дам тебе сотню СП-6, плюс жратвы на три дня от пуза.
Я понимал, что дефицитные патроны стоят недешево, но не настолько же. В общем, после четверти часа торга винтовка стала собственностью Бармы, а мой рюкзак потяжелел на полторы сотни СП-6. Нормально, на пару-тройку стычек хватит, если веером от пуза не сыпать смертоносный дефицит. Плюс, само собой, консервы со знакомой печатью «Восстановлено» и смазанной печатью какого-то клана маркитантов. А также, понятное дело, чистая вода, которая в условиях постапокалипсиса порой бывает дороже золота. Плюс я еще сверху две армейские аптечки выторговал, тоже восстановленных.
Упаковав купленное в рюкзак, я направился к выходу, краем глаза отметив, что мои друзья даже не глянули в мою сторону. Обиделись. Ну и хорошо. Мне же спокойнее. А Рудик так и не проснулся. Насчет поспать он большой мастер, а уж с бодуна его, небось, вообще из пушки не разбудишь. Тоже замечательно. Проснется – и пусть адаптируется к кремлевской жизни, тут хороший разведчик всегда пригодится.
Я же вышел за дверь и направился обратно к Спасским воротам. Надеюсь, вечерний стрелецкий дозор выпустит из Кремля сумасшедшего, решившего выйти за красные стены на ночь глядя…
* * *
Выпустили. Переглянулись, пожали плечами, но ворота приоткрыли. Может, Ион передал приказ, а может, просто правило тут такое – чужаков не задерживать. Хотят наружу – скатертью дорожка.
Так или иначе, но я порадовался, что все обошлось без проблем. Иначе пришлось бы искать другие пути, наверняка более шумные, конфликтные и чреватые членовредительством для тех, кто попытался бы меня задержать. Ибо настрой в этот момент я имел крайне решительный и бескомпромиссный.
«Хаммер» я оставил за воротами. Это по шоссе, пусть даже поврежденному, на нем ехать – милое дело. А вот шастать по развалинам лучше на своих двоих. Оно и тише, и надежнее, хоть и медленнее намного. Но с этим уже ничего не поделаешь.
Ион сказал, что Мария ушла на восток следом за одичавшим Данилой. И не ошибся. Следы дружинника, отягощенного грузом мышц, отлично читались на земле. Это до Последней войны Москва была сплошь запакована в асфальт, словно воин в броню. Но за две сотни лет время успело превратить асфальтовые джунгли в реальные. И если широкие, продуваемые всеми ветрами проспекты пока еще не были укрыты надежным слоем нанесенной почвы, то между разрушенными домами земли скопилось предостаточно для того, чтобы на ней буйным цветом разрослись деревья и густые кустарники. Само собой, мутировавшие – повышенный радиационный фон только-только понизился до показателей, не критичных для человеческой жизни.
Понятное дело, в гущу зачастую плотоядных деревьев я не лез. Просто, перейдя Красную площадь, направился по бывшей Ильинке, двигаясь вдоль границы леса и пока еще асфальтовой улицы, высматривая в невысокой траве две цепочки следов – Данилы и моей жены, разбиравшейся в ремесле следопыта нисколько не хуже меня. Шла рядом, не пересекая глубоких отметин от рук-ног… а может, уже и лап бывшего дружинника.
Еще в Чернобыльской Зоне слышал я, что случается со сталкерами, хлебнувшими свежей крови мутанта. Понятное дело, ничего хорошего от этого не бывает. Наилучшее, что может произойти в этом случае, это скорая смерть, пусть даже и мучительная. А вот если организм не отторгнет чужеродное, примет измененную кровь, то и сам меняться начнет, причем немедленно и неотвратимо.
Бывалые сталкеры говорили, что процесс порой занимает несколько часов. Был человек, а стало не пойми что. Урод не урод, зверь не зверь… Так, ошибка природы, причем ошибка, предпочитающая питаться свежей плотью представителей своего вида. Она у перерожденцев лучше всего усваивалась. И самое лучшее, что можно сделать для такого существа, это пристрелить его, чтобы не мучилось – а также чтобы в одну не прекрасную ночь в твое горло не впились отросшие звериные клыки твоего недавнего товарища.
Я шел, недоумевая: зачем это Марии понадобилось преследовать перерожденца? Любовь такая вот неземная, что готова рискнуть жизнью, лишь бы попытаться спасти ненаглядного? Но ведь если мои предположения верны, то всё, не спасти его. Другой он теперь, не тот, каким был ранее. Не человек. И этим все сказано. Но у влюбленных женщин логика их поступков всегда на последнем месте…
Подумал так – и усмехнулся невесело. Ага, у них с логикой непорядок. А у тебя как с ней, в порядке? Тащиться вечером по смертельно опасному мертвому городу ради того, чтобы взглянуть в глаза жене, которую сам же и бросил по причине ревности к тому, по чьим следам она идет сейчас, словно привязанная? Взглянуть, прогнать какую-то романтическую чушь – и что дальше? Ну, пошлет она тебя и по-своему права будет. Сам бросил, теперь вернулся. На фига? Непонятно. Наверно, от избытка логики…
Развлекая себя такими мазохистскими мыслями, я, тем не менее, продолжал идти по следу…
До тех пор, пока не увидел труп.
Он валялся под насквозь проржавевшим, во многих местах простреленным дорожным указателем, на котором, тем не менее, еще можно было разобрать буквы «По..итех…ческий му… ей». Стрелка под надписью показывала на руины величественного здания, рядом с которыми, неловко подогнув под себя стальную ногу, валялся «Раптор».
Мертвый био – большая редкость в Москве. Особенно – целый мертвый био. Обычно, если такое случается и боевой робот погибает по каким-то причинам, его тело мгновенно растаскивается по частям. Стараются как сталкеры – охотники за металлом, так и сервы других биороботов, постоянно охотящиеся за запчастями для своих хозяев.