Соска - читать онлайн книгу. Автор: Олег Журавлев cтр.№ 58

Я погружался из реальности в антиреальность так глубоко, что иногда начинал их путать, и мне приходилось напрягать волю, чтобы допустить, что вот эта жалкая комнатуха на седьмом этаже грустной башни реальность и есть. А иногда я вдруг ясно осознавал, что схожу с ума. А точнее, уже сошел. Немного. Не может здоровый человек погружаться в мир, создаваемый его мозгом, до такой степени. Но я даже не успевал испугаться этой мысли, сознание мгновенно переключалось на образы, которые она прервала, и я блаженно расслаблялся.

Время шло. Прошел обещанный мужиком месяц, потом еще один, пролетела зима. Отношение ко мне Хабибуллина постепенно изменилось. Он по-прежнему обожал мои странные «отключения», которые к тому же делались все более частыми и продолжительными (я проваливался в многодневный обморок пару раз в месяц), но лучшую палату больше не предоставлял. Татьяна Михайловна, хоть и продолжала называть «бедным кроликом», убираться в квартире перестала, а холодильник больше не ломился от продуктов, а лишь скромненько предоставлял самое необходимое.

«Деньги мужика кончились», — без заинтересованности понял я.

Я не замечал и не понимал, что деградирую, что скольжу по шкале общепринятых условностей вниз и чем дальше, тем быстрее и бесповоротнее.

К тому же я влюбился. Дульсинеей моего сердца стала соседка с одиннадцатого этажа. Звали ее невероятно красиво: Вилена.

Времени свободного у меня было предостаточно, и в перерывах между написанием рассказов я подкарауливал Вилену у подъезда и собирался с духом, чтобы с ней заговорить. Шпионя за ней, я понял, что она по-советски амбициозна, поэтому шансов завоевать ее сердце при моем нынешнем положении немного. Вот если бы стать известным писателем…

Рассказов как раз накопилось много, и я решил отнести их в издательство. Это был первый за долгие месяцы и, как оказалось, последний мой выход в люди.

Издательство я выбрал по географическому положению: по прямой линии метро, не надо было делать пересадку.

Встал вопрос об одежде. Моя старая одежда, которую я обнаружил в квартире, была мне мала, новой я не приобрел. Из положения я вышел следующим образом: поверх рубашки надел пуловер, так что стало не видно, что рубашка мне мала в рукавах, а рукава пуловера слегка подвернул. Получилось неплохо.

Что до брюк, то я распорол их снизу. Чтобы выгладить образовавшуюся складку, нужен был утюг. Утюг можно было попросить у Татьяны Михайловны. А можно было у Вилены. Я выбрал Вилену…

Я не мог знать, но предполагал, что скорые за мной приезжают теперь с запозданием в час, а может быть и в сутки, санитары, скорее всего, воротят нос и брезгливо швыряют на носилки, как немытый овощ с запашком. Какая мне до этого была разница?

Мало-помалу я научился осознавать момент, в который я отключаюсь, и помнить о нем, выйдя из комы.

Чаще всего это происходило, когда я писал, и мысль задерживалась на одной и той же фразе. Я естественным образом пытался сконцентрироваться, повторял ее несколько раз и даже успевал подумать, что после таких вот повторений со мной может случиться «провальчик», и следующее, что я видел, была светлая точка в пустоте, спустя несколько дней.

Кроме того, я настойчиво учил себя удерживать в памяти то, что мне виделось в периоды забытья. Что-то я наверняка видел, я это чувствовал, а Хабибуллин был в этом уверен. Кажется, он писал какую-то научную работу про парадоксальные видения при коматозном состоянии, где я выступал в качестве бесценного экспоната.

Я все больше совершенствовался. Я научился сразу же по пробуждении, даже еще раньше, в момент появления точки, осознавать, кто я и где я нахожусь.

И вот однажды случилось чудо.

Как вам рассказ, Геннадий Анатольевич?

— А? Это он мне? — удивленно встрепенулся Полежаев и посмотрел за окно, где вовсю чернела ночь.

— Ага, вам. А заодно и Рафаэлю Рустамовичу и Вилене, повелительнице самых моих сладких грез.

— Ничего так, — буркнул Полежаев, подозрительно косясь на раскрытую пасть бегемота-диктофона. — Только затянуто немного. Но мне в принципе нравится, когда история бесконечна, как «у попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса…» — Полежаев резво повернулся к Хабибуллину: — А как это вы делаете, доктор?

— «Он ее убил, — подхватила Вилена. — В яму закопал и надпись написал: у попа была собака…» — ну и так далее.

— Что делаю?

— Ну, вот сейчас, он же меня спросил прямо из рассказа!

— Никак не делаю. Я же вам сказал: запись адаптируется.

Бред. Говорящий диктофон, запись, которая «адаптируется»… Да и потом, эвтаназия, она же запрещена! — вдруг подумал Полежаев.

Из открытой пасти бегемотика опять донесся голос Степана Свердлова:

— Ага, я адаптируюсь. Кстати, очень рад, что вам понравилось, Геннадий Сергеевич. Может быть, все-таки напечатаете меня? Однако же пора переходить к неприятным вещам. У меня для вас плохие новости, друзья. Гм, как бы это поделикатнее преподнести…

Голос в диктофоне замялся на секунду, а Хабибуллин зажмурился, как будто в ожидании привычной пощечины.

Дурдом! Это у него для нас плохие новости… — успел саркастически подумать Полежаев, прежде чем голос Степана закончил фразу:

— Как ни крути, а особо деликатно не получится. Рафаэль Рустамович, Вилена, Геннадий… вы не существуете! Вас нет в реальности. Вы — всего лишь бред моего больного мозга. Вы — персонажи моего последнего рассказа.

— Что он несет, пойдемте отсюда! — Полежаев выстрелил пальцем в сторону аморфного тела Степана и решительно зашагал к двери. — Мне еще Двинова сдавать сегодня, а я время на глупые розыгрыши трачу… Нехорошо поступаете, Рафаэль Рустамович!

В тот самый момент, когда Полежаев уже раздвинул зеленую пластиковую занавеску, чтобы покинуть помещение, из динамика донеслось:

— Что он несет, пойдемте отсюда, мне еще Двинова сдавать — скажет сейчас Полежаев.

В Степанином голосе из диктофона послышалась имитация интонации Полежаева.

Тот так и застыл, пригвожденный к воздуху в пяти местах.

Голос Степана продолжал:

— Эта фамилия у меня всплывает всякий раз, это мой одноклассник Почему Двинов? Может быть, хорошая, крепкая фамилия для честного бескомпромиссного писателя? Разумеется, в реальности его, скорее всего, не су…

Хабибуллин нажал на кнопочку на спине желтого бегемота, и тот заткнулся.

Обмякший Полежаев сделал несколько вялых шагов и залез на разделочный стол. Полы его черного кожаного плаща разметались, как крылья летучей мыши

— Как вы это делаете? — вторично поинтересовался он. — Очень хитрый фокус.

— Я ничего не делаю. У меня есть эта запись, и я ее включаю. А как это сделал он, — врач кивнул в сторону неподвижного Степана со страшными очками на лице, — я не имею ни малейшего представления. Я же вам говорил: запись адаптируется. Хотите, продолжим?