— Ну! — усмехнулся Резван. — Еще авианосец вызови.
Алиса, смерив его уничтожающим взглядом, резко повернулась к Борману.
— А ты что молчишь?
Борман не молчал, он усиленно думал — и принимал ответственное решение.
— Наверное, надо ехать…
— Наверное?! — взорвалась Алиса. — И ты туда же. Да у нас больше ничего нет, кроме этой деревни! Бросим эту ниточку — все пропало, как вы не понимаете!
— Что, прямо сейчас? — спросил Борман. — Ночью что мы там узнаем? Хотя бы дня дождемся…
— Некогда ждать! — прорычала Алиса. — Дорога каждая минута. Дауд может их предупредить, и тогда мы точно никогда никого не найдем…
— Едем! — решился Борман. — Резван, давай в… куда там?
— В Хала-Юрт, — обреченно сказал Резван.
— Вот-вот. Давай в Хала-Юрт.
Резван только головой покачал:
— Ну вы… неудержимые.
Глава 30
Очнулся Глеб от порыва свежего ветра, мягко веющего в лицо. Он вздохнул глубже, открыл глаза, но почему-то перед ним по-прежнему стояла темнота, пронизанная белыми точками. Он понял, что это не темнота, а ночное небо, испещренное звездами. А вслед за тем прямо возле него прогремела автоматная очередь, — и он невольно вскочил, ошеломленный этим звуком.
— Лежи!
Сильная рука прижала его к земле. Вернее, к ребристой поверхности скалы, на которой он лежал.
Наконец сознание вернулось полностью, и Бурый в свете луны разобрал, что лежит рядом с Калмыком, который ведет огонь по затаившемуся неподалеку противнику. Значит, все продолжается, понял Бурый! Калмык оставил «Ниву» на повороте, встащил его на скалу, метра на два над землей, и принял бой с превосходящими силами противника. Хотя мог бы быть уже далеко отсюда, в полной безопасности.
«Дурак, — подумал Глеб, — почему не бросил меня?»
Но при этом у него в горле стало горячо, и глаза на минуту застлало туманом. Не от ветра ли?
— Где мы? — спросил он, нашаривая свой автомат.
— Там же, — отозвался Калмык, стреляя в сторону автоматной вспышки слева. Стрелял он очень коротко — экономил патроны. Два патрона на очередь, не больше.
Глеб вынул из своего автомата рожок, взвесил на ладони — едва ли есть половина. Вставил рожок обратно, начал высматривать цель. Залегли они почти возле самой дороги. Впереди одиноко белела брошенная «Нива»: Калмык, проскочив поворот, поставил ее поперек дороги, создав что-то вроде баррикады. Но что толку? Боевики, рассыпавшись среди камней на обочинах, подбирались со всех сторон, прекрасно зная, что беглецам от них не уйти.
— Сколько их тут? — спросил Бурый.
— Да десятка полтора, — отозвался Калмык.
— Многовато…
— Эй, русские, сдавайтесь! — закричали в этот момент снизу. — Мы вас не будем сразу убивать!
Бурый, приложив «калаш» к плечу, огрызнулся тремя пулями на голос — тот сразу стих.
В ответ ударили автоматы боевиков, осыпали беглецов каменным крошевом. Бурый вжался лицом в скалу, больше всего жалея о недостатке патронов. Им бы сейчас рожков десять да пяток гранат — могли бы держаться хоть сутки. А так и часа не протянут. И на том все кончится.
— Уходи, — сказал он Калмыку. — Я прикрою.
— Нет, — отрезал старлей.
— Я приказываю, — повысил голос Бурый.
— Нет, — снова повторил Калмык.
Бурый понял, что спорить бесполезно. Разве что пристрелить его за невыполнение приказа? Ну так это и без него сделают, недолго осталось. Черт, как обидно! Судя по дороге, где-то неподалеку должна проходить трасса. На ней они могли бы спастись. Чуть-чуть не дотянули. И приходится пропадать в этих горах.
Внизу мелькнула чья-то тень — боевики неуклонно подкрадывались к беглецам, обкладывая из тесным полукольцом. Бурый выстрелил по тени, Калмык ударил по второй. Но ответный огонь снова заставил их вжаться в камень, проклиная свое бессилие.
Пули ложились совсем рядом: боевики теряли терпение. Скоро они подкрадутся и бросятся в атаку. И даже нечем отбиться, патроны на исходе. Есть, правда, ножи, но это слабый аргумент против пуль. Значит, остается одно: умереть. Потому что возвращаться назад, в сарай, Бурый не собирался. Да и Калмык наверняка тоже.
— Может, попробуем отойти в горы? — спросил Глеб, косясь за спину и видя вздымающиеся за собой кряжи.
— А ты сможешь? — спросил Калмык.
Бурый покачал головой: он знал, что, как только начнет двигаться быстрее, снова потеряет сознание.
Боевики возобновили перемещение, быстрыми перебежками сокращая расстояние. А беглецы лишь обреченно наблюдали за этим, оставляя патроны для последнего боя.
Ждать оставалось минуты. Глеб только молил Бога, чтобы не потерять сознание до начала атаки, не стать легкой добычей бандитов. Что-что, а свою жизнь он постарается продать подороже, чтобы не покрыть позором себя и ребят, которые рано или поздно отыщут их следы…
— Кто-то едет! — сказал вдруг Калмык.
Бурый повел головой вправо-влево: в глазах темнело.
— Где?
— Сзади, — сказал Калмык. — Фары видишь?
Бурый, прищурившись, посмотрел назад.
Точно, к ним, с противоположной от «Нивы» стороны, быстро приближались фары автомобиля.
— Отлично! — сказал Глеб. — Мало этих бандюков, так им на помощь новые едут.
— Постой… — всмотревшись, дрогнувшим голосом сказал Калмык. — Это же наши!
— Ты что, сдурел? — разозлился Бурый. — Какие еще наши? Тут сплошь одни бандиты!
— Это «мерин» Резвана! — закричал Калмык. — Гадом буду!
Бурый, не веря ему, до рези в глазах уставился на дорогу. Откуда здесь взяться Резвану? Но машина была в самом деле похожа на «Гелендваген» майора Хасанова. И даже очень похожа…
— Это они! — сказал Калмык. — Точно!
«Гелендваген» тем временем подъехал и остановился в сотне метрах от стреляющих. И те и другие на время прекратили огонь, гадая: кто бы это мог быть?
Темнота не позволяла видеть, что происходит возле машины, но Калмык своим кошачьим зрением видел лучше, чем Бурый.
— Борман! — внезапно заорал он.
— Я! — послышался из темноты раскатистый бас капитана Лещенко. — Калмык, ты?
— Я! — заорал во все легкие Калмык.
— Бурый с тобой?
— Здесь!
На боевиков вдруг обрушился шквальный огонь со стороны «Гелендвагена». Но атака была не совсем неожиданной. Боевики поняли, что к беглецам подоспело подкрепление, и повели ответный огонь по машине.
Бой, уже было затихший, разгорелся с новой силой. Боевики откатились с занятых позиций, но отнюдь не собирались уходить восвояси. Они лишь перестроили порядки, прекрасно понимая, что все равно их намного больше и преимущество на их стороне.