С Петровым мы столкнулись у дверей квартиры, видимо, он только подошел.
– Внушительная у твоего друга дверка. – Пока Генка возился с замками, я рассматривала бронированную конструкцию.
– И квартира ничего так, правда, ремонт до конца никак не доведет, все в разъездах. Проходи.
– Это потому, что до сих пор не женился, – окинула я взглядом холостяцкую берлогу. В одной, совершенно пустой комнате недавно покрасили стены, полы настелили новые. В другой стояла мягкая мебель и коробки с нераспакованными вещами. В широком коридоре вперемешку валялись коробки, малярные инструменты, старая детская ванночка, ящики и куча разного хлама.
– При случае обязательно передам ваши, мадам, рекомендации. Как у тебя дела? Быстро справилась?
– Оторваться труда не составило. А вот с племянником Павла Петровича глухо. Торопится мальчишка в права наследства вступить и слышать про расследование ничего не хочет. Сначала заявил, что услуги детектива ему не по карману, а потом, что дядю и видел-то раз в пятилетку. И вообще с версией полиции полностью согласен. Так что дело повисит немного, потом коллеги с чистой совестью его в архив спишут.
Мы прошли на кухню. Я поставила чайник на огонь, Генка достал из пакета хлеб, сыр, колбасу и теперь с хозяйским видом шарил по шкафам в поисках заварки, сахара.
– Да, не повезло. Но тебя, упорную, ведь это не остановит?
– Конечно, нет, – не усмотрела я подвоха, а Генка хихикнул. – И нечего ржать. Кто-то убил старика и должен ответить за свое преступление. Жалко, что самого близкого родственника Морозова этот вопрос не беспокоит. Но ничего не поделаешь, сама разберусь. Тем более что описание злодея, по-видимому, имеется. Одного не пойму, зачем Петрович его впустил? И каким образом преступники так быстро вышли на искусствоведа?
– А больше ты вопросов себе никаких не задаешь?
– Думала уже, нас слишком легко вычисляют. И пока непонятно, как. И что делать дальше? Хакер тоже молчит. Про брошь мы толком ничего не выяснили.
– Кстати, подруга, ты бы хоть дала взглянуть на вещицу. Оля мне поведала семейную историю, а брошку, сказала, ты с собой носишь.
– Конечно, смотри на здоровье. – Я достала ее из кармана и положила на стол перед приятелем.
– Интересно, и как это может быть ключом? – Генка, недоумевая, покрутил брошь в руках. – Узор слишком замысловат и извилист, а вот эти веточки лозы слишком тонкие и хрупкие.
– Согласна с тобой, мы уже думали с Олей, замка такой штукой не открыть. Значит слово «ключ» – аллегория. И в броши должны быть намеки, подсказки, что приведут к сокровищам.
– И где эти подсказки? – Генка так таращился на украшение, что мне стало смешно.
– Вот и мы с подругой не нашли.
– Жень, скажи, а Олина бабка, она, часом, пошутить не любила? С чувством юмора у нее как было?
– Нормальная, адекватная женщина. Думаю, она верила в эту историю.
– Хорошо, а если допустить, что, передаваясь в семье из уст в уста, предание трансформировалось, обросло подробностями, а клада нет и не было никогда?
– Олин предок был богатым купцом, это утверждение бесспорно. Тому есть материальные свидетельства: у тети Маши имелись золотые монеты, остатки которых продала Оля, уезжая из страны. А вот само существование клада вполне может быть чьей-то фантазией – Галины например. Но сути дела это не меняет. За брошкой охотятся многие годы, значит, ценность ее велика.
– То есть вещица сама по себе – раритет?
– Возможно.
Мы приготовили горячие бутерброды, заварили чай.
– Гена, какого ты мнения о «своем» агенте?
– Квалификацию имеешь в виду? Да я его сделал, как мальчишку.
– Потом проверялся?
– Обижаешь, подруга, конечно. А что?
– Непонятная картина вырисовывается. В Тарасове за нами следили агенты очень высокого уровня. Здесь крутятся мальчики гораздо проще, и подготовка у них хромает.
– Так кончились у хозяина хорошие агенты, их же твой спец в поезде угробил. Вот и послали тех, кто был.
– Лучшие из лучших погибли, послали лучших из худших? – пробормотала я.
– Ну да. Ты подробностей так и не рассказала никаких, наверно, при Оле не хотела?
– Да, она у нас девушка нежная. Зачем заранее пугать?
– Значит, впечатление произвел?
– Не то слово. Сама не ожидала. Генка, там работал профи редкой квалификации, он четырех подготовленных мужиков уложил тихо, быстро и чисто. Двое, что у дверей сидели, подозреваю, вообще ничего понять не успели.
– Правда? А два других? Они должны были отреагировать.
– Один пробовал, даже сделал попытку дотянуться до оружия.
– Только попытку?! – Генка присвистнул.
– Это еще не все. Четвертый убит вот таким приемом. – Пользуясь тем, что кухня невелика и мы с приятелем сидим близко, я показала захват на его шее.
– Да ладно! Женька, быть этого не может! – Он перестал непрерывно жевать и настороженно уставился на меня.
– Может. Все тщательно осмотрела, если парень не умер от внезапно нахлынувшей скорби и печали, остается этот прием. И еще я нашла маленькую гематому.
– Где?
– Там, где она должна быть.
– Ее вообще быть не должно, – уперся Генка.
– А знаешь, почему все-таки была? Убийца очень торопился, злился, может, и то и другое вместе, и сжимал слишком резко. Вот и получился кровоподтек.
Генка непечатно выругался. Я не помнила, когда в последний раз слышала, чтобы он выражался.
– Ты чего? – изумленно заморгала я.
– Срочно мотайте из Питера! Подругу домой отправим, а ты со мной в Тарасов!
– Ага. Разгон сейчас только возьму, и побежала, – зло заявила я.
– Женька, я не смогу надолго остаться, начальство давит. Хотя за этот визит мне холку в любом случае намылят.
– Каким? – спросила я с умным видом.
– Чего? – не понял приятель.
– Каким мылом? Вот Василию прежнее начальство мылило шею исключительно дустовым мылом.
– Земляничным! – сообразив, что я шучу, зло гаркнул Генка. – Старшему начальствующему составу мылят только таким. – И жалобно добавил: – Жестокая ты, Женька.
Я прыснула со смеху, приятель крепился недолго и тоже рассмеялся.
– Женя, уезжайте из Питера. Вас будет некому прикрыть, а я в Тарасове ночами не буду спать. И чего ему может быть нужно?
– Спецу? Может, тоже за брошкой охотится, может, у него были к парнишкам из купе свои претензии. Кто ж знает?
– Здорово! – снова вскипел приятель. – И ты с вещицей ходишь одна! Хоть с Олей не разделяйтесь. Так мне спокойнее будет, хотя какое тут, к чертям, спокойствие?