Кукла крымского мага - читать онлайн книгу. Автор: Мария Спасская cтр.№ 26

Однажды, недели две, брат был христианином. Они с одним товарищем по гимназии решили резать всех жидов и ставить им крест на щеках, как знак. Они связали одного товарища-еврея и финским ножом вырезали ему крест на щеке. Но не успели убить. Их поймали на этом [5] .

Но, несмотря ни на что, Лиля очень любила своего брата. И, несомненно, сделала бы для его счастья все, что угодно. Даже вот так вот, как вдова Чудинова, пришла бы сватать его к малознакомой жиличке. Особенно если бы финансовое положение семьи изменилось и ссужать родственника деньгами стало бы затруднительно. Нельзя не признать, что Вольдемар был хорош собой, но при этом оказался завзятым игроком и буквально через день являлся к сестре с требованием денег на отдачу карточного долга, а иначе грозился пустить себе пулю в лоб. Сидя в своей комнате и слушая, что происходит в гостиной, Лиля помимо воли присутствовала при этих безобразных сценах, но врожденная деликатность мешала девушке напомнить о пороке Вольдемара неутомимой свахе.

— Вольдемар звал вас в театр, отчего не пошли? — требовательно прищурилась вдова, ожидая ответа.

— Я была занята, — промямлила Лиля, заплетая в косички бахрому на скатерти.

— Не лгите, Елизавета Ивановна! Вы не были заняты, а ушли с этим вашим поэтом, — припечатала, как зачитала приговор, Чудинова. — И наверняка отправились не в театр!

— Простите, Зоя Владимировна, но я не понимаю, к чему весь этот разговор, — поморщилась Лиля. — Я очень устала, мне завтра рано вставать. Позвольте, я лягу.

— Не смею вас задерживать, милочка, но поверьте много пережившей и повидавшей женщине: если девушка начинает разговаривать с чертями, — она кивнула на фигурку Габриака, — это верная дорога в ад.

* * *

В комнату отца на улицу Луталова мы вернулись поздней ночью. Сирин уже спал, но папа поднял своего приятеля с постели, плеснул ему виски и заставлял снова и снова подтверждать, что мы невероятно похожи.

— Смотри, Кеша, какая у меня красавица дочь выросла! — возбужденно вещал он, шагая по комнате из угла в угол. — Вся в меня! Глаза! Нос! Брови! Моя порода!

Подслеповато щурясь со сна, забывший надеть очки Сирин прихлебывал виски, кутался в махровый халат и согласно кивал головой.

— Это, Викентий, такое странное чувство, осознавать, что ты — отец! — откровенничал папа, сверкая бритым черепом в лучах хрустальной люстры. — Обнимаешь человечка, а он — частичка тебя! Подумать только! Дочь! Родная! Моя! Нет, все-таки дети — это чудо!

Лицо Викентия оставалось непроницаемым, но мне показалось, что отец перегибает палку. Расхвастался — дочь, дочь! Его-то друг не может прижать к себе маленького Алешу, сидевшего на стульчике в детской с голубыми обоями! Я толкнула отца ногой под столом, и он замолчал на полуслове. Кусок семги на вилке, не донесенный до рта, застыл на середине пути. Быстрый взгляд на меня, и догадка, промелькнувшая в его прищуренных глазах. Осознав, что перестарался с восторгами, отец торопливо заговорил:

— Я, собственно, это к тому говорю, что родители не должны хоронить своих детей. Пусть дети хоронят родителей. Жене еще жить да жить, а я не вечный. Так вот, мне бы хотелось, чтобы последнюю вещь, которую я напишу, Женя прочитала первая. Это ведь ей продолжать дело Грефов и дописывать то, что не дописал я! А тебя, Викентий, я назначаю своим душеприказчиком. Ты как, Кеш, не против проследить за выполнением воли покойного?

— Если хочешь, — бесстрастно откликнулся Сирин. И сурово добавил: — Ты сам-то не очень на виски налегай. Завтра будешь головой маяться.

Отец зажевал рыбой очередной глоток спитного. Речь его становилась с каждой порцией все возбужденнее.

— Да брось, Кеш, я здоров как бык. Кстати, мы тут с Женей посоветовались и решили, что на всякий пожарный нужно готовить пути к отступлению. Ты возьми, Кеш, у Жени немного крови. Это на случай, если мы решим, что с Эллой надо заканчивать и возвращать Женю к ее привычной жизни.

Сирин сдержанно кивнул головой и залпом допил свое виски, так и не притрагиваясь к еде.

— Кровь взять сейчас? — холодно осведомился он.

— Если тебя не затруднит, — смутился отец. — Я понимаю — ночь, ты утомлен, но все же не хотелось бы откладывать…

Поднявшись с кресла, сосед стукнул пустым бокалом о пластик журнального стола и молча покинул комнату. И вскоре вернулся уже в очках, неся в железной кювете одноразовый шприц, пластырь и вату. Руки его были в резиновых перчатках, на лице лежала печать тоскливой усталости. Приблизившись к дивану, на котором я уютно устроилась под пледом, Сирин сдвинул локтем тарелки, пристроил кювету на стол и достал из кармана халата резиновый жгут.

— Давай ногу, — сухо приказал он.

— Ногу? — переспросила я. — Зачем?

— Малыш, нам же не нужно, чтобы Эллу заподозрили в дурных наклонностях, заметив следы уколов на руках? — покосился на меня отец, плеская себе в стакан очередную порцию виски.

А ведь действительно! Я как-то об этом не подумала. Предусмотрительность родителя произвела на меня впечатление. Вот ведь, кажется, мелочь, а может все испортить.

Покончив с неприятной процедурой забора крови, сосед собрал медицинский инвентарь и, пожелав всем доброй ночи, отправился спать. Мы тоже улеглись. Я устроилась на диване, в то время как отец расположился на раскладушке. Но заснуть не получалось. Папа не мог успокоиться и говорил, говорил, говорил. Он вспоминал, как познакомился с мамой, как ждал моего рождения, мечтая свозить меня куда-нибудь в горы, покататься на лыжах.

— Женька, а давай бросим все дела и поедем в горы! — доносился в темноте его горячечный шепот. — Ты на чем катаешься? На лыжах? Или на сноуборде?

— Да как следует ни на чем, — призналась я, млея от удовольствия. Сказка про Золушку обретала реальность, превращая меня в принцессу.

— Это ничего, наймем инструктора. Хочешь в Альпы?

— Конечно, па, — сквозь сон соглашалась я, удивляясь, как до сего момента жила без этого человека. Без его быстрой речи, живых серых глаз, размашистых жестов, энергичной походки и дерзких замыслов.

— Тебе нравится новый дом на Бармалеева? Сразу за нашим, видела?

— Ага…

— Ты будешь там жить. Я купил пентхаус, и завтра мы переезжаем.

— Вот и хорошо. Мне эта квартира не нравится, — честно призналась я. — Здесь так уныло и страшно!

— Ага, страшно! — радостно подхватил отец. — Это потому, что Викентий не хочет делать ремонт. Он тут родился и любит здешнюю атмосферу. А я, по правде сказать, устал. Хочется сменить обстановку.

— А деревянного черта возьмем с собой?

— Смешная ты, — мечтательно проговорил он. — Нет, черт останется здесь.

— Почему?