Роковые императрицы России. От Екатерины I до Екатерины Великой - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Пазин cтр.№ 45

Какова же дальнейшая судьба Сергея Салтыкова? Он хотя и любил Екатерину, но еще больше любил свою карьеру и в сложившихся обстоятельствах сильно за нее опасался. Сергей то появлялся в окружении Екатерины, то исчезал, объясняя это нежеланием скомпрометировать великую княгиню. Иной раз он назначал ей свидание, но сам не приходил, а Екатерина напрасно ждала его до трех часов ночи. После рождения Павла, и особенно после того, как Салтыков похвастался, чей он сын, императрица Елизавета посчитала его задачу выполненной и, чтобы не разносить слухов, отправила его с дипломатическим поручением в Стокгольм, а потом и дальше за границу. Он был дипломатическим представителем русского двора то в Гамбурге, то в Париже, то в Дрездене, чему был, по-видимому, несказанно рад – легко отделался.

В рождении Павла от любовника Екатерины не было ничего необычного – подобная практика была давно известна различным европейским дворам. Естественно, такие тайны хранились в секрете. Несомненно, Павлу была известна тайна его рождения, так же, как и его матери. Она называла его сыном Петра III из соображений стабильности монархии, а Павел, чтобы развеять любые сомнения в своем праве на трон, по любому поводу стремился подчеркнуть, что он является законным наследником династии. В стремлении лишний раз убедить в этом подданных, он приказал высечь на пьедестале памятника Петру I, установленного перед Михайловским замком, надпись: «Прадеду от правнука».

Итак, долгожданное событие свершилось – Екатерина родила наследника престола. Интерес к ней со стороны императрицы Елизаветы сразу же пропал, так как она тотчас забрала Павла к себе. Стоит ли говорить, что Петр Федорович не проявлял интереса к сыну, а тем более к жене. Да и сама Екатерина не питала к младенцу материнских чувств. Так мальчик при живых родителях стал сиротой, что позже наложило отпечаток на его психику. По существу, он повторил судьбу Петра III, тоже оставшегося сиротой.

Великая княгиня Екатерина Алексеевна осталась предоставленной самой себе. Она устроила свой малый двор и стала жить в свое удовольствие. После отъезда Сергея Салтыкова за границу она долго не скучала. Она тут же сошлась со вторым претендентом, которого Чоглокова предлагала ей в отцы Павлу – Львом Нарышкиным, обаятельным и остроумным кавалером. Лев Нарышкин по призванию был шутом, а по состоянию души – сводником. Он сам пользовался прелестями Екатерины и поставлял ей других любовников.

Екатерина с Нарышкиным прожила менее года, пока на ее горизонте не появился Станислав Август Понятовский, поляк, потомок династии древних польских королей – Пястов. Он родился в 1732 году, то есть был на три года моложе Екатерины, и благодаря своему аристократическому положению уже в 1752 году (то есть в 20 лет) был избран депутатом польского сейма. Он был обаятелен, имел успех у женщин; его речи в сейме, красивые и остроумные, были популярными. Правда, как он сам писал позже в своих мемуарах, «в остальном же я был крайне маленького роста, коренаст, неуклюж, слабого здоровья и во многих отношениях напоминал нелюдимого скомороха». Но это было в 16 лет, а с возрастом он расцвел и превратился в красавца и дамского угодника. Вступив на дипломатическую службу, в 1753 году он уехал в Париж, где целиком отдался веселой и распутной жизни высшего французского общества.

Небольшое отступление. Королем Польши тогда был Август III, который одновременно являлся и курфюрстом Саксонии. В течение нескольких лет при саксонском дворе английским послом являлся сэр Чарльз Вильямс, где и сошелся с parvenu (выскочкой) Станиславом Понятовским. На какой почве они сошлись – полнейшая загадка; известно только, что Вильямс занялся его политическим образованием. В 1755 году Англия, добивавшаяся заполучить себе в союзники Россию в случае ее войны с Францией, заменила своего посла Диккенса на Вильямса. Диккенс сам признавался в своей неспособности решить эту задачу, так как императрица Елизавета все дела решала между бесконечными балами, танцами и маскарадами. Британцы стали активно искать замену Диккенсу и остановились на кандидатуре Вильямса. Выбор был удачный. Зная страсть императрицы Елизаветы Петровны к танцам, английское правительство прислало в Россию паркетного шаркуна и прекрасного танцора Чарльза Генбюри Вильямса. Он действовал усердно, не пропустил ни одного бала, ни одного маскарада – но все тщетно! Императрица была вечно занята развлечениями, а если Вильямс настаивал на переговорах, она от них уклонялась. Через несколько месяцев он пришел к выводу, что с Елизаветой каши не сваришь; но приказ есть приказ, и Вильямс начал оглядываться, кого бы из русских склонить на свою сторону. Свое внимание ушлый бритт обратил на наследника престола Петра Федоровича и стал подбивать к нему бабки. Однако здесь его ждал облом – Петр оказался поклонником прусского короля Фридриха, злейшего врага Англии. Тогда Вильямс обратил свое внимание на супругу Петра – Екатерину Алексеевну. Но не просто так: зная о ее любовных приключениях с Салтыковым и Чернышовым, он решил пустить в ход секретное оружие – Станислава Понятовского, которого привез с собой.

Понятовский очень тепло отзывается в своих мемуарах о Вильямсе, который ввел его в курс русских дел и сориентировал в нужном направлении. Понятовский, которому местные сплетники тоже во всех подробностях описали взаимоотношения между Петром Федоровичем, его фавориткой Елизаветой Воронцовой и Екатериной, быстро оценил обстановку и сделал ставку именно на нее. Он решил соблазнить ее!

Дальше события развивались так. Впервые Станислав и Екатерина увиделись на Троицу 1755 года. Он, вместе с неким графом Ламсдорфом, представился ей. Придворные начали расхваливать перед ней графа, однако Екатерина заметила, что поляк ей нравится больше. Эта единственная фраза, сказанная, впрочем, без всякого умысла, была подхвачена Львом Нарышкиным, который чувствовал, что Екатерина к нему охладела, и он постарался завести с Понятовским знакомство. Он передал Станиславу слова, сказанные Екатериной, «и не переставал сообщать все, что, по его мнению, должно было поддерживать во мне надежду». Однако Станислава останавливала политика – он был уверен, что Екатерина является представителем пропрусской партии при царском дворе (а поляки пруссаков терпеть не могли), и целых три месяца не показывался ей на глаза. В этом его старался разубедить Лев Нарышкин. У него был свой план – вовлекая Понятовского в амурную связь с Екатериной, он старался заслужить награду. Однако осторожный поляк считал все эти речи Нарышкина ловушкой и не шел у него на поводу. В конце концов он решил рискнуть – однажды он высказал по поводу одной придворной дамы «острое словцо» Нарышкину. Вскоре, проходя мимо Екатерины, он услышал от нее ту же фразу, которую, смеясь, произнесла великая княгиня. Потом она, обращаясь к Понятовскому, вымолвила: «Да вы живописец, как я погляжу…» И только после этого он решился передать ей записку через Нарышкина, который на следующий же день принес ответ.

Через несколько дней Нарышкин провел Станислава к Екатерине, причем предупредил ее только тогда, когда Понятовский уже находился у двери ее комнаты. Шел вечерний прием, мимо в любой момент мог пройти Петр Федорович, и ей ничего не оставалась делать, как впустить поляка к себе. Станислав на всю жизнь запомнил, как она была одета в тот день: «В скромное платье белого атласа; легкий кружевной воротник с пропущенной сквозь кружева розовой лентой были единственным украшением».