Карта неба - читать онлайн книгу. Автор: Феликс Х. Пальма cтр.№ 125

— Нет, братец, — с улыбкой возразил я. — Мы отправимся вдвоем с капитаном. Выходить наружу очень опасно. Не забывай, что капитан Шеклтон играет важную роль в этой истории: именно он должен остановить захватчиков, и будущее подсказывает нам, что он своего добьется, а следовательно, не погибнет, по крайней мере до этого. Однако не факт, что на сопровождающих капитана будет распространяться его иммунитет, так что оставайся здесь и возьми на себя заботу о женщинах. Вряд ли обворожительным сестричкам Келлер улыбается одновременно стать вдовами, — пошутил я. Кузен хотел что-то возразить, но я остановил его примиряющим жестом и повернулся к кучеру: — Гарольд, подготовьте экипаж.

Кучер незаметно переглянулся с Эндрю, и тот кивнул.

— Экипаж будет подан через пять минут, мистер Уинслоу, — сообщил Гарольд.

— Лучше бы через две, — улыбнулся я.

Когда он ушел, мы, участники этого безумного предприятия — которое, тем не менее, должно было увенчаться успехом, — стали прощаться с теми, кто оставался в убежище. Клер умоляла Шеклтона быть осторожнее, а я наказывал Эндрю получше заботиться обо всех. Виктория ко мне не подошла и лишь разочарованно покачала головой, а я в ответ пожал плечами. Так наше прощание вылилось в молчаливый обмен упреками. Она не знала, что я собираюсь спасти планету, а я не знал, что никогда больше ее не увижу. Но если бы даже мы это знали, смогли ли бы мы вести себя по-другому?

Чарльз слегка подул на последний абзац, чтобы чернила побыстрее высохли. Потом захлопнул тетрадь, положил сверху ручку и уставился на нее невидящим взором. Больше двух лет прошло с тех пор, как он в последний раз видел свою жену, и сейчас ощущал такую душевную боль, какой еще никогда не испытывал, оттого что не поступился тогда своей гордостью и не запечатлел на ее губах романтический поцелуй, как того требовала обстановка, или, по крайней мере, не заключил ее в объятия, по возможности нежные и искренние. Но то, чего он желал сейчас, не имело никакого значения, поскольку Чарльз, писавший свой дневник, был не тем Чарльзом, который покинул подвал в Квинс-Гейт, преисполненный уверенности. Да, далеко не тем. Ни один мужчина не может дважды войти в одну и ту же реку, как некогда сказал Гераклит, и два раза обнять одну и ту же женщину, потому что во второй раз все будет другим: мужчина, женщина и река. И Чарльз стал другим не только потому, что время в конце концов поубавило в нем наивного оптимизма, который прежде, казалось, защищал его от любых невзгод. «Если бы это было единственным изменением», — подумал он.

В этот момент он услышал похрустывание, исходившее от закрепленного на нем ошейника, словно туда забралась мышь, и почти сразу же ощутил знакомое щекотание в том месте, где ошейник вонзался в кожу посредством тончайших щупалец, примерно на уровне четвертого шейного позвонка. Через пару секунд щекотка усилилась и распространилась по всему позвоночнику, словно струя расплавленного металла, которая сжигала ему хребет, и, достигнув ног, переходила в болезненные судороги. Чарльз сжал зубы, стараясь контролировать дыхание, в ожидании, когда ежедневная пытка закончится и останутся лишь боль в животе, ватное тело и дрожащие ноги. К счастью, разряд длился не очень долго, всего несколько секунд, и со временем он почти привык к нему. Единственными последствиями этих мощных и пунктуальных разрядов были несколько сломанных друг о друга зубов да известный стыд, который будет преследовать его до смерти, ибо не раз случалось так, что его сфинктер расслаблялся, и ему приходилось являться к месту работы с позорным балластом в потертых брюках. Сейчас он переносил ежедневную процедуру со своего рода выстраданным смирением, радуясь, что она не вызвала особых неприятностей, если не считать остаточной тошноты, проходившей через несколько минут.

Его излишне оптимистичные мысли были прерваны жужжанием ошейника, возвещавшим, что уже можно покинуть камеру. Ни у одной из здешних камер не было дверей, поскольку проклятые ошейники контролировали движения узников гораздо лучше самого хитроумного запора. Однажды ночью, в самом начале плена, Чарльзу привиделись жуткие кошмары. Такое часто с ним случалось, но на сей раз видения были столь явственными, что заставили его, еще не до конца проснувшегося и пребывавшего в зыбком состоянии между сном и бодрствованием, встать и выйти из камеры, не отдавая себе отчета в том, что он делает. Едва он отошел на несколько шагов, как очутился в совершенно пустынной местности, посреди бескрайней ледяной равнины, под небом, из которого, как из открытой раны, сочилась красноватая жидкость и которое освещалось двумя маленькими неприветливыми солнцами, чьи лучи охлаждали, вместо того чтобы нагревать, а над промерзшей землей невесомой вуалью струились зловонные испарения, насыщая атмосферу, в которой, как с ужасом обнаружил Чарльз, почти отсутствовал кислород. Он пытался уловить его судорожно распахнутым ртом, но лишь наполнил легкие ядовитой смесью. Обливаясь потом, он покачнулся и рухнул на эту странную землю, а потом долго и отчаянно балансировал между жизнью и смертью, пока в коротком спасительном просветлении не понял, где на самом деле находится. Тогда он пополз к своей камере, извиваясь как полудохлый червяк, и наконец, собрав последние силы, сунул голову в проем. Он еще успел пару раз вдохнуть чистого воздуха, прежде чем потерял сознание. Так он открыл, почему у камер нет дверей и почему марсиане не охраняют коридоры. Ошейники были гораздо эффективнее.

Когда покалывание в ногах прекратилось, Чарльз спрятал тетрадку под матрас, довольный, что успел вовремя закончить намеченный эпизод. Его камера располагалась на одном из верхних ярусов громадной металлической конструкции, служившей бараком для узников, а потому с узкой платформы, куда стекались полусонные заключенные его этажа, открывался вид на весь лагерь. Чарльз задержался здесь на несколько секунд, смиренно разглядывая место своей скорой смерти, панораму, которая с каждым днем становилась все более чужой, потому что незаметно менялась. Хотя пирамида в центре лагеря была еще не достроена, она уже выглядела гигантской. А в эту минуту, когда восходящее солнце только-только появилось из-за одной ее грани, оставляя оранжевые отблески на хромированной поверхности, она даже казалась красивой. Но Чарльз знал, что это громадное сооружение на самом деле представляет собой ужасное, чудовищное устройство. Несколько месяцев назад на нижних ярусах пирамиды, ближе к ее основанию, начали появляться зеленоватые горизонтальные отблески, сопровождаемые странным гулом. Стороны основания были настолько длинными, что этим вспышкам требовалось несколько часов, чтобы сделать полный круг, и если ты случайно работал рядом с пирамидой в тот момент, когда странное свечение скользило по ее поверхности, напоминая солнечных зайчиков, то ощущал сильную боль в легких, немедленно вызывавшую приступ кашля. Что бы там ни должна была сделать с земной атмосферой эта циклопическая пирамида, она уже начала свою работу.

За пирамидой, в глубине ландшафта, лепились одна к другой уродливые марсианские хижины, напоминавшие бледно-розовые луковицы; с их крыш свисали какие-то трубки, казалось, сделанные из ставшего вдруг гибким стекла, они беспорядочно спускались по стенам, придавая домикам сходство с вывернутыми наизнанку громадными медузами. Далее эти трубки вились по земле и на определенном расстоянии от скопления хижин зарывались в грунт в направлении пирамиды. Время от времени по ним тоже пробегало странное зеленоватое свечение, исходившее от пирамиды, и, когда такое случалось, стадо неподвижных медуз начинало ритмично шевелиться, словно у него открывалось дыхание.