– Я надеялся, что мы сможем поговорить, – сказал он.
– Нам… я хочу сказать, что тебе не нужно ничего объяснять. Это была… Мы оба знаем, что совершили ошибку.
– Я знаю, – согласился он и произнес это так удрученно, что совсем не походил на Скотта из моих ночных кошмаров.
Он, скорее, снова стал тем убитым горем человеком, который сидел у меня на кровати и рассказывал о своем нерожденном ребенке.
– Но мне очень надо поговорить с тобой.
– Конечно, – сказала я. – Конечно, давай поговорим.
– Мы можем встретиться?
– Ну… – замялась я, решив ни за что не возвращаться в тот дом, – извини, но сегодня я никак не могу.
– Пожалуйста, Рейчел. Это очень важно.
Он говорил с такой болью, что мне невольно стало его жаль. Пока я раздумывала, под каким предлогом лучше отказаться, он снова попросил:
– Пожалуйста!
Я нехотя согласилась и в ту же секунду пожалела об этом.
В газетах написали о ребенке Меган – ее первом мертвом ребенке. Вернее, об отце того ребенка. Его разыскали. Его звали Крейг Маккензи, и он умер в Испании четыре года назад от передозировки героина. Таким образом, он исключался из списка подозреваемых. Мне всегда казалось, что этот мотив притянут за уши – если бы кто-то и захотел наказать ее за прошлое, то сделал бы это много лет назад.
И кто же тогда остается? Обычный набор подозреваемых: муж и любовник. Скотт и Камаль. Или это какой-то маньяк, напавший на нее на улице, серийный убийца, начавший отсчет своих жертв? Стала ли Меган первой в его серии – Виломеной Маккен
[3]
или Полин Рид
[4]
? И кто сказал, что убийцей был мужчина? Меган Хипвелл была маленькой, хрупкой женщиной. Чтобы лишить ее жизни, особой силы не требовалось.
Вторая половина дня
Первое, что я замечаю, когда он открывает дверь, – это запах. Запах пота и пива, горький и кислый, к которому примешивается еще что-то неприятное. Запах гниения. На Скотте спортивные брюки и покрытая пятнами серая футболка, волосы сальные, кожа блестит от испарины.
– С тобой все в порядке? – спрашиваю я, и он ухмыляется в ответ. Он пьян.
– Да, проходи.
Мне не хочется это делать, но я все же вхожу.
Занавески на окнах, выходящих на улицу, задернуты, и комната залита красноватым светом, вполне соответствующим жаре и запаху.
Скотт, пошатываясь, направляется на кухню, открывает холодильник и достает пиво.
– Проходи и садись, – говорит он. – Угощайся. – Ухмылка на его лице кажется застывшей и угрюмой. В выражении его лица есть что-то недоброе. Неприязнь, которую я заметила в нем в субботу утром после проведенной вместе ночи, никуда не делась.
– Я ненадолго, – говорю я. – У меня завтра собеседование насчет работы, и мне надо подготовиться.
– Правда? – Он поднимает брови, садится и ногой пододвигает мне стул. – Садись и угощайся!
Он не предлагает, а приказывает.
Я сажусь напротив, и он пододвигает мне бутылку. Я беру и делаю глоток. С улицы доносятся крики детей, играющих где-то неподалеку, сквозь них прорывается негромкий и такой знакомый стук колес.
– Вчера пришли анализы ДНК, – сообщает Скотт. – И вечером ко мне приезжала сержант Райли. – Он ждет, что я как-то отреагирую, но я боюсь сказать что-то не то и молчу.
– Ребенок не мой. Он не был моим. И самое смешное, что и не Камаля тоже. – Он смеется. – Значит, она крутила с кем-то еще. Представляешь? – С его лица не сходит эта ужасная ухмылка. – Ты об этом не знала, верно? О другом ухажере? Она тебе ничего про него не говорила, так?
Он больше не ухмыляется, и у меня появляется нехорошее предчувствие. Очень нехорошее. Я поднимаюсь и делаю шаг в сторону двери, но он встает у меня на пути, хватает за руки и силой усаживает обратно на стул.
– Сядь на место, черт тебя возьми! – Он срывает у меня с плеча сумку и швыряет ее в угол комнаты.
– Скотт, я не понимаю, что происходит…
– Да ну?! – кричит он, нависая надо мной. – Вы же с Меган такие хорошие подруги! Ты же знаешь всех ее любовников!
Он знает. Не успела я об этом подумать, как он наверняка увидел это по моему лицу, потому что склоняется надо мной еще ниже и говорит, обдавая меня тяжелым дыханием:
– Ну же, Рейчел, рассказывай!
Я мотаю головой, и он машет рукой, задевая бутылку, которая скатывается со стола и разбивается о плитку на полу.
– Вы даже ни хрена не были знакомы! – ревет он. – Все, что ты рассказывала, сплошное вранье!
Я мотаю головой и вскакиваю, бормоча:
– Прости, прости.
Я пытаюсь обогнуть стол, чтобы забрать сумку и телефон, но он снова хватает меня за руку.
– Зачем ты это сделала? – спрашивает он. – Зачем? Чего тебе надо?
Он смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую ужас, но при этом понимаю, что его вопрос вполне резонен. Он имеет право знать. Поэтому я не пытаюсь выдернуть руку, чувствуя, как он сжимает ее, словно клещами, и отвечаю спокойно и четко. Я стараюсь не плакать и не паниковать.
– Я хотела, чтобы ты узнал о Камале, – говорю я ему. – Я видела их вместе, как и рассказывала, но ты бы мне не поверил, если бы я оказалась просто пассажиркой поезда. Мне было нужно…
– Тебе было нужно! – Он отпускает меня и отворачивается. – Ты говоришь, что тебе было нужно… – Он уже не кричит и немного успокаивается.
Я глубоко дышу, стараясь унять сердцебиение.
– Я хотела тебе помочь, – продолжаю я. – Знаю, что полиция всегда подозревает мужа, и хотела, чтобы ты знал, что был кто-то еще…
– И ты придумала историю, что знаешь мою жену? Ты сама понимаешь, как дико это звучит?
– Понимаю. – Я прохожу к столешнице, беру кухонное полотенце, опускаюсь на четвереньки и начинаю вытирать с пола пиво.
Скотт садится и, свесив голову, упирается локтями в колени.
– Она была не той, за кого я ее принимал, – говорит он. – Я понятия не имею, какой она была.
Я выжимаю полотенце над раковиной и пускаю холодную воду, чтобы ополоснуть руки. Моя сумка лежит в углу в паре футов от меня. Я делаю движение в ее сторону, но Скотт поднимает на меня глаза, и я замираю на месте. Я стою, опираясь о столешницу, вцепившись руками в ее край для уверенности. И спокойствия.
– Сержант Райли мне все рассказала, – говорит Скотт. – И спрашивала про тебя. Был ли у меня роман с тобой. – Он засмеялся. – Роман с тобой! Господи! Я спросил, знает ли она, как выглядела моя жена. Я не мог опуститься так быстро.