Вечер
Я могла бы сказать себе, что на самом деле он вовсе не отвергает меня. Могла бы постараться убедить себя, что он просто хочет поступить правильно как с моральной, так и с профессиональной точки зрения. Но я знаю, что это не так. Или, по крайней мере, не совсем так, ведь мораль (и уж точно работа) не является тем, чем человек не может пожертвовать ради по-настоящему дорогого ему существа. Ради любимого или любимой человек готов пожертвовать всем остальным. Я просто недостаточно дорога Скотту.
Я не отвечала на звонки Скотта весь день, на сеанс психотерапевта явилась позже назначенного времени и сразу прошла в кабинет, не сказав ни слова секретарше. Он сидел за столом и что-то писал. Когда я вошла, он посмотрел на меня, но не улыбнулся и снова уткнулся в бумаги. Я стояла и ждала, когда он соизволит обратить на меня внимание. Мне казалось, что на это ушла целая вечность.
– У тебя все в порядке? – наконец спросил он. И улыбнулся. – Ты опоздала.
У меня перехватило дыхание, и я не могла выдавить ни слова. Я обошла вокруг стола и присела на край, касаясь ногой его бедра. Он чуть отстранился.
– Меган, – повторил он, – с тобой все в порядке? Я покачала головой и протянула ему руку. Он взял ее.
– Меган, – снова сказал он, качая головой.
Я молчала.
– Ты не можешь… Тебе надо сесть. Давай поговорим.
Я отрицательно мотнула головой.
– Меган.
Произнося мое имя, он только все усугублял.
Он поднялся и, обогнув стол, отошел от меня подальше и остановился посередине комнаты.
– Ну же, – произнес он по-деловому и даже резко. – Присядь.
Я подошла к нему и, обняв одной рукой за талию, другую положила ему на грудь. Он убрал мои руки, взяв за запястья, и отодвинулся.
– Не надо, Меган. Ты не можешь… мы не можем… – Он отвернулся.
– Камаль, – произнесла я, и голос у меня дрогнул. Я ненавидела себя за это. – Пожалуйста.
– Это… здесь… Тут не место. В желании нет ничего предосудительного, поверь, но…
Тогда я сказала ему, что хочу быть с ним.
– Это перенос чувств, Меган, – не сдавался он. – Такое бывает. И со мной тоже. Мне следовало поговорить об этом еще в прошлый раз. Мне очень жаль.
Я чуть не закричала. По его словам, выходило, что это обычная банальность, самая что ни на есть тривиальная вещь.
– Ты хочешь сказать, что ничего не чувствуешь? – спросила я. – И что я все это выдумала?
Он покачал головой:
– Ты должна понять, Меган. Мне не следовало допускать, чтобы все зашло так далеко.
Я подошла к нему, положила ему руки на бедра и повернула к себе. Он снова убрал мои руки, взяв за запястья своими тонкими пальцами.
– Я могу потерять работу, – сказал он, и тут я пришла в ярость.
Я отпрянула, резко и гневно. Он попытался удержать меня, но не смог. Я стала кричать, говорила, что мне плевать на его работу. Он пытался меня успокоить – наверное, переживал, что подумает секретарша и другие пациенты. Схватил меня за плечи и крепко сжал, призывая успокоиться и перестать вести себя как ребенок. Он сильно встряхнул меня. Мне даже показалось, что он вот-вот даст мне пощечину.
Я поцеловала его, сильно укусив за нижнюю губу, и почувствовала вкус его крови. Он оттолкнул меня.
По дороге домой я строила планы мести. Я думала о том, что могу ему сделать. Я могу лишить его работы, и даже хуже. Но делать этого я не буду, потому что он мне слишком нравится. Я не хочу причинить ему вред. Сейчас меня выводит из себя даже не то, что меня отвергли. Больше всего меня злит, что не поставлена последняя точка и я не могу начать все заново с кем-то другим – это слишком тяжело.
Я не хочу идти домой, потому что не знаю, как объяснить, откуда взялись синяки на руках.
Рейчел
Понедельник, 22 июля 2013 года
Вечер
Теперь я жду. Как же мучительно пребывать в неведении и ждать, когда все разрешится. Но сделать ничего нельзя.
Я была права, почувствовав утром страх. Я просто не знала, чего следует бояться.
Не Скотта. Затащив меня в дом, он, видимо, заметил ужас в моих глазах, потому что тут же отпустил. Растрепанный, с безумным взглядом, он, казалось, не выносил света и сразу закрыл дверь.
– Что вы здесь делаете? Тут повсюду фотографы и журналисты. Я не могу позволить, чтобы к двери кто-то подходил. Или слонялся рядом. Пойдут разговоры… Они… они готовы на все ради нескольких снимков, чтобы…
– Там никого нет, – заверила я, хотя, честно говоря, особо не смотрела.
Не исключено, что кто-то сидел в машине и ждал развития событий.
– Что вы здесь делаете? – снова требовательно спросил он.
– Я слышала… в новостях. Я просто хотела… так это он? Это его арестовали?
Он кивает:
– Да, сегодня рано утром. Приезжала та самая офицер полиции, чтобы сообщить. Но они… не говорят за что. Наверное, что-то нашли, но от меня скрывают. Во всяком случае, это не Меган. Я знаю, что ее не нашли. – Он садится на ступеньки и обхватывает себя руками, пытаясь унять дрожь. – Я этого не вынесу. Я не могу просто так сидеть и ждать, когда зазвонит телефон. И что принесет этот звонок? Самую жуткую новость? Или… – Он не договаривает и смотрит на меня, будто видит впервые. – Зачем вы пришли?
– Я хотела… Я подумала, что вам не хочется быть одному.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую.
– Я не один, – произнес он и прошел в гостиную.
Я осталась стоять, не зная, пойти за ним или уйти, но тут послышался его голос:
– Хотите кофе?
На лужайке курила женщина. Высокая, черные с проседью волосы, стильные брюки и застегнутая на все пуговицы белая блузка. Она расхаживала туда и обратно, но, заметив меня, остановилась, бросила окурок и раздавила ногой.
– Полиция? – с сомнением поинтересовалась она, входя на кухню.
– Нет, я…
– Это Рейчел Уотсон, мам, – пояснил Скотт. – Женщина, которая сообщила мне об Абдике.
Она медленно кивнула, словно объяснение Скотта мало что проясняло, и окинула меня быстрым взглядом с ног до головы:
– Понятно.
– Я просто…
У меня не было уважительной причины тут находиться. Не могла же я признаться, что хотела все узнать и увидеть собственными глазами.
– Что ж, Скотт вам очень признателен за сочувствие. Мы ждем новостей о том, что сейчас происходит. – Она шагнула ко мне, взяла под локоть и мягко развернула к входной двери.
Я взглянула на Скотта, но он смотрел не на меня; его взгляд был устремлен куда-то далеко за пути.