Кто виноват и что делать? Размышления психолога о природе вины россиянина - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ивановна Николаева cтр.№ 16

40 % дошкольников не могли описать свои чувства ни при наказании, ни при поощрении, и уже около 15 % первоклассников неадекватно отвечали на поощрение. Например, в ответ на вопрос «Что ты чувствуешь, когда тебя хвалят?» ребенок отвечает:

– Ничего не чувствую.

– Не помню.

– Мне плохо всегда.

Конечно же, ребенок чувствует, когда его хвалят, но он не умеет это назвать, потому что никто не обучал его этому. Так же, как и слова «Мне плохо всегда» в большей мере отражают ту эмоцию, которую он испытывает сейчас. Отсутствие радости при воспоминании о приятном событии свидетельствует о психологических проблемах ребенка, нетипично отвечающего на положительные эмоции.

Измененные реакции на наказание отмечены у 25 % первоклассников. В ответ на вопрос «Что ты чувствуешь, когда тебя наказывают?» они отвечают:

– Ничего не чувствую.

– Не помню.

– Не знаю.

Иногда дети могут сказать, что они хотят в туалет, у них болит голова, но как только вопросы о дисциплинарных воздействиях прекращаются, они забывают об этом. И вновь мы понимаем, что эти дети, конечно, испытывали определенные чувства в момент наказания и помнили о них. Но они не могли адекватно выразить свои чувства, поскольку это разрушило бы их взгляд на себя, свою семью, родителей, ценностную систему. В этой системе они не имели права испытывать ненависть, злость и другие отрицательные эмоции к родителям, так как это запрещалось всей воспитательной процедурой. Но в процессе наказания они переживали эти эмоции и вынуждены были не называть их, чтобы сохранить целостность личности. Подобная же реакция на позитивное воздействие свидетельствует о том, что у детей уже сформировался механизм инверсии ценностей, который в данном случае сохраняет целостность личности не от насилия государства, а от насилия семьи, силой навязывающей ребенку счастье.

Следовательно, сочетание определенных условий в процессе воспитания в семье ведет к формированию тоталитарного сознания у ребенка. Это означает, что тоталитарное сознание не только существует, но и транслируется из поколения в поколение, несмотря на отсутствие тоталитаризма в обществе. Механизмом трансляции же может быть система наказания, направленная на вызывание чувства вины, а также наказание, в процессе которого родитель демонстрирует, что он отказывается от ребенка или не любит его.

Как утверждал французский писатель Ф. де Ларошфуко: «Не доброта, а гордость обычно побуждает нас читать наставления людям, совершившим проступки; мы укоряем их не столько для того, чтобы исправить, сколько для того, чтобы убедить в нашей собственной непогрешимости». Особенно просто сделать это по отношению к детям, у которых нет контраргументов и которых легко лишить права на свое мнение. Если родители не могут отстоять свои права в обществе, они не учат этому и своих детей.

Существует много способов продемонстрировать ребенку незыблемость и крепость родительской любви. Точно так же можно разнообразными способами показать ему, что он недостойный человек.

Нередко мы слышим на улице, как родители говорят малышу: «Ты плохой мальчик (девочка)! Я тебя не люблю». Даже двухлетний малыш понимает, что ему не прожить без родительской любви. От страха, что его не любят, он начинает вести себя так, как хотят взрослые. И в дальнейшем он будет поступать определенным образом не потому, что это согласуется с его системой ценностей, а потому, что боится утратить чью-то любовь. Это путь формирования зависимой личности: сегодня ребенок зависит от любви матери, затем, уже взрослым – от любви начальника, супруга (супруги). Смысл жизни такого человека будет состоять в том, чтобы заслужить любовь ближнего послушанием. Это не значит, что к любви не надо стремиться. Человеческой особенностью является именно потребность быть принятым в обществе. Но то, что рождается в этом случае, точнее называть не любовью, а зависимостью. Любовь подразумевает равенство личностей, участвующих в создании этого чувства. Зависимость же соединяет в пару людей, которые постоянно выясняют: «Кто из нас лучше, а кто хуже?»

Достоинство формируется в незыблемости родительской любви. Уверенность в себе как в значимой личности позволяет отстаивать свои права, представления, что так необходимо для жизни с людьми, имеющими разные, а не единые мнения.

Наказанием, способствующим формированию зависимой личности, является угроза эмоционального отторжения, сопровождаемая сильным чувством вины. По нашим данным, дети, имеющие в семь лет измененные реакции на наказание, воспитывались в семьях, в которых родители предпочитали наказывать, а не поощрять, а наказание сопровождалось интенсивным чувством вины.

Насилие над ребенком актуализирует уникальный механизм. Ребенок рождается в этот мир, наделенным рефлексами – врожденными реакциями и импринтингом – запечатлеванием образа родителя. Это неосознаваемый механизм, по которому любой движущийся объект, запечатленный ребенком в первые часы жизни, оценивается как родитель. В дальнейшем при любой угрозе или опасности ребенок будет обращаться к нему для защиты. Этот механизм работает даже тогда, когда угроза исходит от самого родителя: подчиняясь природной закономерности, малыш (в возрасте до пяти лет) еще больше прижимается к бьющей его руке. Именно потому так часто дети сильно привязаны к опустившимся родителям, проявляющим садистические наклонности. Как следствие, трудно выявить насилие над детьми дома: даже из хороших детских домов дети рвутся к родителям, лишенным родительских прав из-за насилия над ребенком. Природный механизм, включенный еще тогда, когда у малыша не было критики, продолжает работать. Однако, если родители проявляют насилие позже пяти лет, этот механизм утрачивает свою силу.

Согласно законодательствам ряда стран (но не российскому), вызывание чувства вины в другом человеке рассматривается как насилие. Для большинства россиян провокация вины составляет суть большинства скандалов в семье и является основой воспитания.

Это не значит, что чувство вины люди не должны переживать никогда. Человек, не испытавший угрызений совести, вряд ли способен понять боль другого, научиться принимать его со всеми недостатками, прочувствовать все многообразие оттенков мира в его несовершенстве.

А. Солженицын в «Архипелаге ГУЛАГ» отмечал, что только тот, кто пережил всю глубину человеческой слабости сам, способен принять другого в подобный момент, понять его ошибки и не злословить, когда оступился ближний. Личностью становится не человек, не совершавший ошибок, а тот, кто может на них учиться, кто способен преодолевать собственное несовершенство трудом. Для этого нужно не бояться видеть и свои слабости, и свои ошибки. Но увидеть их может лишь тот, кто уверен в собственной значимости, кто умеет постоять за себя.

Чрезмерное вызывание чувства вины ведет к безысходности, к ощущению невозможности измениться. В таком состоянии человек не в состоянии находиться долго. Включаются специальные механизмы психологической защиты, уводящие из памяти воспоминания об ошибках. Как пишет М. К. Щербаков, «…если раньше хоть стыд глодал, то вчера отнялся и он». К тому же возникает необходимость почувствовать себя значимым, вызывая чувство вины у того, кто находится рядом.