Рождение разума. Загадки нашего сознания - читать онлайн книгу. Автор: Вилейанур С. Рамачандран cтр.№ 17

Рисунок 3.4

Натараджа [42] , или танцующий Шива. Династия Чола, белая бронза, XIII век

Множество рук означает религиозный символ бога, как и кольцо огня, в котором танцует Натараджа, и сам его танец — все это метафора танца в космосе и цикличность природы созидания и разрушения — идея, которую позже отстаивал Фред Хойл. Большинство великих произведений искусства — западного или индийского полны метафор и имеют множество смысловых уровней. [9]

Всякий знает, как важны метафоры, только не знает почему. Почему просто не сказать: «Джульетта лучистая и теплая», вместо того чтобы восклицать: «Джульетта, ты солнце!»? Какова нейрофизиологическая основа метафоры? Мы не знаем, но я попробую ответить на некоторые из этих вопросов в главе 4.

Многие социологи бывают шокированы, когда такие понятия, как красота, милосердие, добродетель и любовь, рассматривают как результат активности нервных клеток мозга. Однако их недовольство основано на ложной посылке: они полагают, что, объясняя сложный феномен с точки зрения составляющих его частей (редукционизм [43] ), мы просто отделываемся поверхностными отговорками. Чтобы понять, почему я считаю это заблуждением, представим себе, что мы живем в XXII веке, а я в качестве нейрофизиолога наблюдаю за тем, как вы ухаживаете за своей подругой (Эсмеральдой) Я сканирую мозг Эсмеральды и сообщаю вам все, что происходит, когда она влюблена в вас и в минуты вашей близости. Я рассказываю вам об активности в ядрах ее гипоталамуса, о том, как определенные пептиды связываются с гормоном пролактином, и т. д. Вы можете обратиться к ней и сказать: «Значит, все это только физиология? А твоя любовь ненастоящая? Все это только химия?» На что Эсмеральда должна ответить: «Напротив, вся эта активность мозга — настоящее доказательство того, что я действительно люблю тебя». Эти же аргументы применимы и к искусству, добродетели или разуму.

Охватывают ли мои законы нейроэстетики все, что надо знать об искусстве? Конечно нет, это все очень поверхностно. Тем не менее я надеюсь, что эти законы дают некоторые намеки на общие формы будущей теории искусства и на то, каким образом нейрофизиолог может попытаться подойти к этой проблеме.

Я уверен, что решение эстетических проблем заключается в более глубоком понимании связей между 30 зрительными центрами мозга и эмоциональными лимбическими структурами (а также внутренней логикой и эволюционной основой, которые ими управляют). Как только мы достигнем ясного понимания этих связей, мы окажемся ближе к огромной пучине, которая отделяет две культуры (по Сноу) — науку, с одной стороны, и искусство и философию — с другой.

Возможно, мы находимся на заре новой эры, когда специализация уйдет в прошлое, а XXI век создаст нового «человека Возрождения».

Вы анаете мой метод, Ватсон. Он основан на наблюдении за мелочами

Шерлок Холмс

В XIX веке викторианский ученый Фрэнсис Голтон, который был двоюродным братом Чарлза Дарвина, обнаружил нечто очень странное. Он обратил внимание на то, что среди людей, во всех отношениях совершенно нормальных, встречаются такие, которые при звучании определенного тона воспринимают его окрашенным в конкретный цвет. Например, шипящее «С» могло быть красным, «Ф» — голубым, а другой звук — индиго. Он назвал это смешение чувств синестезией. Некоторые из этих людей также видели цвета, когда смотрели на цифры. Всякий раз, увидев черную цифру, к примеру, пять, напечатанную на белой странице (или белую пятерку на черной странице), они видели ее с оттенком — например, красным. Шестерка могла быть зеленой, семерка — синей, восьмерка — желтой и т. д. Голтон также утверждал, что это свойство передается по наследству, что не так давно подтвердил Саймон Барон-Коуэн в Кембридже.

По правде говоря, несмотря на то что синестезия известна уже почти два столетия, к ней так или иначе относились скорее как к курьезу, и она, по существу, никогда не была предметом изучения неврологии и психологии. Но такие «аномалии» (как говаривал Томас Кун) могут быть чрезвычайно важны для науки. Безусловно, большинство аномалий оказываются ложной тревогой, как, например, телепатия, сгибание ложек или холодное плавление. Тем не менее, если вы возьметесь изучать настоящий феномен, то сможете полностью изменить направление исследований в этой области и произвести научную революцию.

Но сначала давайте посмотрим на самые распространенные объяснения синестезии.

Их всего четыре. Первое объяснение самое очевидное — эти люди просто сумасшедшие. Вот вам обычная реакция ученых: когда что‑то не подходит к их «большой картине мира», они просто «засовывают это под ковер». Второе объяснение: они принимали наркотики. Это отчасти справедливо, поскольку синестезия довольно распространенное явление среди людей, употребляющих ЛСД, но это скорее делает ее еще интереснее. Почему некоторые вещества вызывают синестезию (если в самом деле вызывают)?

Третье объяснение синестезии касается детских воспоминаний, например магнитика на холодильнике в виде цифры пять или шесть, окрашенной в голубой цвет, или зеленой семерки. И по какой‑то причине они зафиксировали эти воспоминания. Меня данное объяснение никогда не убеждало, поскольку если это так, то почему же синестезия передается по наследству? (Если только эти магнитики переходят из поколения в поколение, или пристрастие играть в магнитики является семейной традицией…) Четвертое объяснение является самым неубедительным и обращает нас к сенсорным метафорам. В нашем обыденном языке существует масса синестетических метафор, например: «Этот чеддер слишком острый». Однако сыр не может быть острым, он мягкий. Мы имеем в виду, что у него острый вкус: «острый» — это метафора. Но этого аргумента недостаточно — почему мы используем тактильное прилагательное «острый» для определения вкуса?

В науке не принято объяснять одну загадку с помощью другой. Говоря о том, что синестезия является просто метафорой, мы ничего не объясняем, мы не знаем, что такое метафора и как она представлена в мозгу. Я предполагаю нечто обратное: синестезия представляет собой сенсорный феномен, а ее нейронная основа может находиться в мозгу, что, в свою очередь, создает экспериментальный плацдарм для понимания таких более сложных аспектов сознания, как метафора.

Почему синестезию так долго отвергали? Это важный урок в истории науки. Я думаю, справедливости ради следует сказать, что любое странное явление или аномалия может оказаться предметом научного изучения, если соответствует трем критериям. Во-первых, оно должно быть наглядным и реальным феноменом… повторяемым при контролируемых условиях. Во-вторых, у неги должен быть гипотетический механизм, который может объяснять феномен с помощью известных ранее принципов. И в-третьих, оно должно иметь существенное значение помимо самого явления как такового. Возьмем, к примеру, телепатию. Телепатия, будь она реальностью, имела бы огромное значение — таким образом, она соответствует третьему критерию. Но первый критерий невыполним — ее невозможно повторить. Мы даже не знаем, насколько реально это явление. Безусловно, чем больше вы изучаете телепатию, тем меньше ясности в этом вопросе, а это всегда плохой знак. Другой пример: бактериальная трансформация. Некоторое время назад было обнаружено, что выведение одного вида бактерии пневмококка вместе с другим приводит к тому, что второй вид преобразуется в первый — Фактически преобразование можно стимулировать простым извлечением вещества, которое сегодня мы называем ДНК бактерии. Эти данные были опубликованы в престижном журнале и достоверно повторялись. Тем не менее люди проигнорировали их, потому что никто не мог придумать гипотетического механизма происходящего. Как можно закодировать наследственность в химическом соединении? А потом Уотсон и Крик описали двойную спираль ДНК и открыли генетический код. Когда это случилось, научное сообщество оживилось и признало важность бактериальной трансформации.