– Вас… Вы ведь Ирина Лебедева?
– Да, – кивнула шатенка. – И что же?
– А меня зовут Андрей Серегин, я журналист, вот мое удостоверение, я вообще-то о криминале пишу, недавно такая большая статья вышла – «Юрка Барон» называется… Не читали?
– Нет, – ответила Лебедева, глядя на Обнорского с еле заметной усмешкой. – Не читала… У меня в последнее время очень много работы – руки до газет не доходят… Так зачем же я понадобилась криминальному репортеру? Только не могли бы вы объяснить все это побыстрее, я опаздываю…
И женщина взглянула на часы. Часы, как отметил Андрей, были из дорогих – носить на руке изделие фирмы «Картье» могла себе позволить, видимо, далеко не каждая сотрудница музея, пусть даже такого, как Эрмитаж… Но почему она никак не среагировала на название статьи, которое специально упомянул Серегин? Хорошее самообладание или… Или что?
Глядя прямо в красивые зеленоватые глаза Лебедевой, он медленно сказал, чуть понизив голос:
– Вам просил передать привет Юра… главный эксперт по экспроприации антиквариата… Он сказал, что я с вами могу поговорить по поводу одной картины…
– Ах вот в чем дело, – улыбнулась Ирина и кивнула. – Тогда понятно… Но я сейчас действительно опаздываю… И весь день у меня сегодня очень плотно забит… Может быть, завтра? Только, если можно, ближе к вечеру – мне после работы дома пару небольших, но срочных дел сделать надо…
– Как скажете, – качнул головой Андрей. – Может быть, я заеду за вами, и мы сходим в какое-нибудь кафе? Да, я совсем забыл сказать: у вас глаза в точности как у ренуаровской «Актрисы».
Лебедева засмеялась, тряхнула волосами, чуть вскидывая подбородок, и скользнула незаметно оценивающим взглядом по лицу и фигуре Обнорского. Видимо, увиденное ее не расстроило, потому что она открыла сумочку и достала оттуда визитную карточку.
– Договорились, ждите меня завтра в восемь вечера у моего дома – я в центре живу, на Рылеева, дом три… На всякий случай возьмите мою визитку… Было приятно познакомиться… А сейчас извините, но мне действительно уже пора ехать…
– Конечно, конечно, – закивал Андрей. – До завтра… У меня, извините, визиток пока нет…
– Это не самое страшное для мужчины.
Лебедева подарила еще одну улыбку, села в такси и уехала, оставив Андрея стоять в задумчивости на Дворцовой набережной.
У Серегина возникло весьма сложное впечатление от этого короткого разговора. С одной стороны, Ирина, безусловно, среагировала на пароль Барона, согласилась встретиться и поговорить, а с другой… С другой… Не очень-то походила она на безутешную вдову, только что похоронившую любимого мужа… Может быть, не так уж она и любила Барона, как ему казалось? Кстати, ее ведь и на кладбище не было… Может быть, она специально не пошла на похороны, чтобы не светиться? Такое объяснение, конечно, принять можно, но все же… И что там кадровичка говорила насчет третьего развода? Не многовато ли для женщины, состоящей в неофициальном браке с вором в законе? Хотя замужества ведь могли быть и фиктивными, для решения квартирных вопросов например… И все-таки три брака – это много… А что еще говорила бальзаковская блондинка? Что к ней зачастили мужики из ментовки… Ну, это-то как раз не самое странное, учитывая «профессию» мужа… И ведь она среагировала на пароль!..
Обнорский механически вертел в руках визитную карточку и так напряженно думал, что совсем не обратил внимания на остановившуюся чуть сзади него синюю «девятку», в которую быстро юркнул стриженый парень, не заходивший в Эрмитаж за журналистом. «Девятка» взревела мотором и рванула по набережной догонять такси, увозившее красивую женщину Ирочку Лебедеву…
А Серегин постоял еще немного, достал сигареты из кармана куртки, закурил и побрел неторопливо к своему вездеходу. Когда он свернул по Зимней канавке, от стенки у двери в Эрмитажный театр отвалился бугай, с которым Обнорский столкнулся в коридоре отдела кадров. Парень проводил журналиста холодными, застывшими какими-то глазами, сплюнул на асфальт, достал из-за пазухи радиотелефон и набрал на трубке комбинацию цифр:
– Алло! Виктор Палыч, это Гусь… Короче, нашли эту бабу… Ага, точно… Этот с ней базарил… Да, ребята посмотрят… Ага, сейчас еду… Только, Виктор Палыч, мне потом позарез к Доктору подскочить надо, он чё-то задурковал… Ага, еду…
Гусь сложил на трубке антенну, сунул аппарат в карман и не спеша направился к стоявшему прямо под знаком, запрещавшим парковку и остановку, темно-зеленому «BMW».
Обнорский еще не дошел до своего припаркованного у атлантов вездехода, а машина Гуся уже мчалась по набережной по направлению к Литейному мосту, обдавая брызгами из луж жавшихся к домам прохожих…
Всю первую половину следующего дня Андрей провел в библиотеке «Лениздата». Его интересовали все публикации, связанные с картинами Рембрандта, выставленными в Эрмитаже. Серегин даже сам себе не мог объяснить, зачем делает эту работу, – просто ему нужно было как-то убить время до вечерней встречи с Лебедевой. Кроме того, он хотел хоть как-то освежить свои скудные знания о великом художнике. Ну и совсем чуть-чуть Обнорский надеялся на то, что ему попадется какая-нибудь любопытная информация, которая поможет хоть что-то понять в странных словах умиравшего вора о похищенном из Эрмитажа холсте…
Его терпение было вознаграждено по-царски – в старых подшивках Серегин вычитал удивительную, если не сказать – невероятную, историю. Оказывается, одну из картин гения однажды облил кислотой какой-то маньяк, практически уничтоживший все написанное на холсте. Картина эта называлась «Эгина», а ее сюжет был посвящен одному из мифов о Зевсе. Миф гласил: однажды этот бог, если называть вещи своими именами, похитил и изнасиловал дочку какого-то царя. Эту дочку как раз и звали Эгиной, а картина изображала момент похищения… Андрей усмехнулся и подумал, что гражданин Зевс был, видимо, еще тем пряником – кого он только ни похищал и ни трахал… И никто особо не роптал и не жаловался… Хотя куда на Зевса пожалуешься?
Развеселившись от этих мыслей, Серегин продолжил листание подшивок и вскоре узнал, что реставрационные работы по картине завершились только в 1988 году, хотя акт вандализма произошел в 1985-м.
Неудивительно, что Андрей ничего не слышал об этой истории раньше – в 1985 году он был в Южном Йемене, куда все новости доходили с большим запозданием, к тому же «Эгину» облили кислотой в сентябре, как раз тогда, когда в Адене начали твориться такие веселые дела, что всем стало как-то не до Рембрандта и уж тем более не до изнасилованной Зевсом, а потом облитой кислотой советского маньяка дочки какого-то древнегреческого царя… Обнорский прочитал несколько статей, воспевавших тяжелый труд реставраторов, и отметил, что больше всего хвалили молодого талантливого художника Олега Варфоломеева – «подвижника и энтузиаста»… Андрей постарался запомнить эту фамилию, сам толком пока еще не понимая, для чего… Но ему казалось, что художник сможет в чем-то помочь, – кто лучше реставратора разберется в тонкостях подделки той картины, которую он пытался вернуть людям? Надо найти Варфоломеева и обстоятельно поговорить с ним после встречи с Лебедевой.