– Я похожа на тех медиумов, что показывают по телевидению.
Дарси посмотрела в другой конец комнаты на Нэн и Рею.
– Издательство ведь не заставит меня делать фото на обложку? На множестве книг их нет.
– Хорошенькую молоденькую милашку вроде тебя? – покачала головой Джохари. – Склоняюсь к мысли, что это неизбежно.
Испытывая знакомое чувство уязвимости, Дарси уставилась на себя в зеркало. Не только ее слова будут размножены тысячи раз, чтобы все их взвешивали, обсуждали и поносили, но и ее лицо.
Как тут не понять, почему рука так и лезет в кадр, просто чтобы чуточку защититься.
Затрезвонил телефон, и Дарси взглянула на него – Имоджен.
– Извините. – Она отвернулась и, приложив телефон к уху, прошла в пустой угол. – Джен, где тебя носит?
– Я на твоей крыше.
– Что? Почему?
– Кто-то впустил меня внутрь, а мне нужно быстро переговорить с тобой наедине.
– Вечеринка… – начала было Дарси, но, пробежавшись глазами по комнате, заметила, что Джохари потянула к окну Кирали и показывает той что-то внизу, Рея помогает Мокси смешивать напитки, а Оскар кривляется перед зеркалом, передразнивая Макса.
Можно отлучиться с вечеринки, предоставить ей идти своим чередом, и все-таки надо рассказать Имоджен о своем возрасте до приезда школьных друзей.
– Ладно, – согласилась она, – увидимся через минуту.
Дарси еще не поднималась на крышу. На площадке шестого этажа она обнаружила небольшую отдельную лестницу, ведущую вверх к металлической двери, которой не давал закрыться подпирающий ее кусок бетона.
Как только она шагнула на крытую рубероидом крышу, та слегка прогнулась под ногами, будто пружинистая поверхность спортивной площадки. День стоял жаркий, и пахло битумом.
– Джен?
– Сюда.
Имоджен, свесив ноги, сидела на краю крыши. Дарси устроилась рядом и наклонилась вперед, чтобы приглядеться к улице. На нее накатила волна дурноты.
– Не упади, – сказала Имоджен, – мне нравится это платье.
– Если решу спрыгнуть, переоденусь, – ответ получился грубоватым.
– Послушай, мне жаль, что я опоздала.
– Мне тоже, Джен, – повернулась к ней Дарси, – я весь день страшно боялась, что никто не придет; друзья из Филли опаздывают, а тут еще ты кинула!
– Нехорошо получилось, – Имоджен поболтала ногами, разглядывая линию горизонта, – но я хотела дочитать твою книгу.
Дарси вздрогнула.
– Что?
– Я откладывала чтение, потому что ты мне очень понравилась, но затем поняла, что Оскар сегодня придет и станет спрашивать мое мнение о книге. Возможно, в этот миг ты будешь стоять рядом. В общем, я решилась и три часа назад начала читать. Плоховато выбрала время. Я бы приступила к ней раньше, если бы не боялась.
– Подожди. Почему ты боялась?
Имоджен развела руками.
– А если книга средненькая? Если бы ты оказалась никудышной писательницей, это было бы ужасно, ведь ты мне очень нравишься. Если бы я посчитала твой роман скучным и ниже всяких похвал, тебе бы хотелось узнать мое мнение? Или мне лучше из вежливости просто никогда не упоминать о твоем дебюте? Дарси, выбирать тебе. Я не смогу врать.
Дарси глубоко вздохнула. Внезапно перед ней как будто разверзлась бездна, а крыша вдруг стала крутой и отвесной.
– Ты думала, я не способна писать?
– Откуда мне было знать. Ты потрясающая, но многие исключительно милые люди – никудышные авторы. Они и двух фраз сочинить не в состоянии.
– И?..
– Поэтому мне безумно неловко! На вечеринках Оскара вечно твердят о писательском труде, и я там – сама вежливость и тактичность, но внутри меня не умолкает тоненький голосок… Ладно, попытаюсь тебе объяснить. Представь, что тебя пригласили на свадьбу, но ты понимаешь, что вся эта затея обречена на провал, и постоянно боишься, что, когда священник спросит, знает ли кто-нибудь причину, препятствующую венчанию, ты закричишь: «Неудачный брак!»
– Давай-ка я попытаюсь снова, – произнесла Дарси. – Ты читала мою книгу?
– О, – улыбнулась Имоджен, беря Дарси за руку. – Я же опоздала, верно?
– Но почему?
– Я не смогла оторваться от твоей книги – она по-настоящему хороша. Дарси, ты талант.
Дарси до сих пор не избавилась от головокружения.
– И ты бы сейчас так не говорила, если бы она тебе не понравилась?
– Ты права, – голос Имоджен звучал спокойно и искренне, – если бы книга была паршивой, я бы ее отложила, явилась сюда вовремя и никогда бы не упомянула о ней.
– А я бы никогда ничего не узнала, – Дарси пробила дрожь, смешанная с последними предсмертными хрипами страха. Но она уже чувствовала облегчение, словно над ней пролетела тень чудовищной хищной птицы. – Джен, ты могла бы начать с того, что книга тебе понравилась.
– Не понравилась, а полюбилась, – заметила Имоджен, сжав руку Дарси. – Я влюбилась в твой роман.
Дарси не смогла сдержать улыбку.
– Зачем тебе понадобилось рассказывать обо всем на крыше?
– Не хотела откладывать.
– Но ты могла поговорить со мной внизу. В смысле, не стесняйся, обнародуй свои мысли!
– Даже о том, что ты мне нравишься?
Дарси моргнула и выпалила:
– Подожди. Что?
– Конечно, я выбрала глупый способ признаться, – пробормотала Имоджен. – Дарси, сегодня у меня в голове царит ужасный хаос, любовь к тебе и любовь к твоей книге прямо-таки перемешались… Поэтому я решила быстренько выложить тебе все, что у меня на душе.
Крыша снова накренилась.
– В смысле… я тебе нравлюсь?
– Да, очень. Возможно, ты – совсем обычная, как и я, и если окажется, что так оно и есть, я не умчусь в бешенстве и не перестану быть твоей подругой. Но Дарси, послушай, я запала на тебя и на твой роман тоже, – запинаясь, произнесла Имоджен и слабо рассмеялась. – Я просто без ума от твоего произведения.
– Как странно, – вырвалось у Дарси, и она густо покраснела.
– Почему? Твоя книга умная и великолепная. Я хочу прочитать продолжение.
Дарси рассмеялась.
– Правда?
– У тебя серьезный подход к самым значимым моментам. Например: предыстория Минди зверски печальная, но ты ни разу не попыталась подать ее вскользь. А кошмар террористической атаки в первой главе никогда по-настоящему не забывается, и Лиззи невольно учится его использовать.
– Атака определила ее жизнь, – пояснила Дарси.
– Точно, – Имоджен осторожно взяла прядь волос Дарси. Они не отрывали глаз друг от друга. – Дело не только в классных способностях, которые у нее появились после нападения, соль в том, что другие люди видят ее иначе. Когда кто-нибудь думает, что Лиззи до сих пор ребенок, она заявляет: «Эй, когда ты в последний раз переживал нападение автоматчиков?» И приходиться ее уважать.