– Он считался состоятельным. Всегда что-то затевал.
– Всякие мелкие предприятия, да? Скупал всякую мелочь, надеясь подлатать ее и выгодно продать, – в таком роде?
– Как раз в таком.
– Гм. Иногда это работает, иногда нет. У меня есть в Лондоне арендатор, который начинал двадцать лет назад с нескольких обшарпанных подвальных комнатушек. Я только что построил ему красивый доходный дом с солнечными балконами, с новомодным стеклом, которое пропускает ультрафиолетовые лучи, и прочими штуками. Он отлично на этом заработает. Но он еврей и хорошо понимает, что делает. Мои траты окупятся, и его тоже. Он умеет заставлять деньги работать. Мы пригласим его как-нибудь на обед, и он расскажет, как этого добился. Он начал в войну, и ему было нелегко вдвойне – из-за небольшого увечья и немецкой фамилии, но он еще успеет стать богаче, чем я.
Гарриет задала пару вопросов, на которые ее муж дал ответ, но настолько отсутствующим тоном, что она поняла: Питер уделяет добродетельному лондонскому еврею лишь четверть своего внимания, а ей – нисколько. Вероятно, обдумывает странное поведение мистера Ноукса. Она привыкла к тому, что Питер может внезапно скрыться в глубины своих мыслей, и не обижалась на это. Бывало, он, делая ей предложение, останавливался на полуслове, потому что краем глаза или уха заметил новую деталь детективной головоломки. Но его размышления скоро прервались: через пять минут они въехали в Грейт-Пэгфорд, и ему пришлось очнуться, чтобы спросить у Гарриет, как добраться до дома мисс Твиттертон.
Глава II
Постель из гусиного пуха
Как сделать брачную постель,
Не обсудили мы досель.
Майкл Дрейтон “Восьмая нимфика”
[48]
Коттедж, у которого три стены были из желтого кирпича, а фасад – из красного, как у не самых красивых кукольных домиков, стоял на отшибе, так что, пожалуй, мисс Твиттертон не зря начала с того, что, высунувшись из верхнего окна, резким и возбужденным голосом осведомилась у своих посетителей о добропорядочности их намерений, и лишь потом осторожно приоткрыла дверь. Она оказалась невысокой светловолосой девицей за сорок, в розовом фланелевом халате, со свечой в одной руке и большим колокольчиком в другой. Она была явно взволнована и не могла понять, в чем дело. Дядя Уильям ничего ей не говорил. Она даже не знала, что он уехал. Он никогда не уезжает, не предупредив ее. Он никогда бы не продал дом, не сказав ей. Она повторяла эти заявления, держа дверь на цепочке, а колокольчик в руке, чтобы зазвонить, если подозрительный субъект в монокле прибегнет к насилию и ей придется звать на помощь. Наконец Питер достал из бумажника последнее письмо мистера Ноукса (которое он благоразумно положил туда перед выездом на случай, если возникнут разногласия по поводу достигнутых договоренностей) и протянул его в приоткрытую дверь. Мисс Твиттертон осторожно взяла его, как будто это была бомба, немедленно захлопнула дверь перед Питером и удалилась со свечой в гостиную, чтобы спокойно ознакомиться с документом. По-видимому, документ ее удовлетворил, так как она вернулась, распахнула дверь и пригласила посетителей в дом.
– Прошу прощения, – сказала мисс Твиттертон, проведя их в полную безделушек гостиную с гарнитуром под орех, обитым зеленым бархатом, – что так вас принимаю, садитесь, пожалуйста, леди Питер… Надеюсь, что вы простите мой наряд – ох ты боже мой, – но мой дом так одиноко стоит, и совсем недавно у меня ограбили курятник, и это все так необъяснимо, я совершенно не знаю, что и думать. Так странно. Я совсем не ожидала такого от дяди. и не представляю, что вы после этого думаете о нас обоих.
– Мы думаем, что очень неловко будить вас в это время, – сказал Питер.
– Сейчас всего лишь без четверти десять, – ответила мисс Твиттертон, неодобрительно взглянув на маленькие фарфоровые часы в виде анютиных глазок. – Конечно, для вас это ничто, но, понимаете ли, мы в деревне ложимся рано. Мне надо встать в пять, чтобы покормить пташек, так что я и сама – ранняя пташка, если только вечером нет занятий хора, а они по средам, это такой ужас, потому что в четверг базарный день, но так удобнее нашему дорогому викарию. Но конечно, если бы я хоть что-то знала об этом невероятном поступке дяди Уильяма, я бы вас там встретила, чтобы впустить в дом. Если вы подождете пять – или скорее десять – минут, пока я переоденусь в более подходящий туалет, я могла бы поехать с вами, я вижу, вы на прекрасном автомобиле, если вы не против…
– Не беспокойтесь, мисс Твиттертон, – сказала Гарриет, несколько встревоженная такой перспективой. – У нас достаточно запасов с собой, и миссис Раддл с нашим слугой прекрасно могут позаботиться о нас сегодня. Если вы только дадите нам ключи.
– Ключи, да-да. Такой ужас, что вам не удалось войти, а ночь очень холодная для этого времени года. О чем только думал дядя Уильям – и что он писал – боже мой! Его письмо так меня расстроило, что я не понимала, что читаю. Вы ведь приехали на медовый месяц? Как ужасно все вышло. Я надеюсь, вы хотя бы поужинали? Не ужинали? Я просто не могу понять, как дядя мог. Но вы ведь съедите пирога и выпьете моего домашнего вина?
– Нет-нет, не надо так из-за нас беспокоиться. – начала Гарриет, но мисс Твиттертон уже рылась в буфете. Пока она не видела, Питер поднес руки к лицу в жесте немого отчаяния.
– Вот оно! – с торжеством в голосе сказала мисс Твиттертон. – Я уверена, что после небольшого перекуса вам станет лучше. Мое пастернаковое вино в этом году удалось на славу. Доктор Джеллифилд выпивает стаканчик при каждом визите, что, могу похвастаться, не слишком часто бывает, потому что здоровье у меня прекрасное.
– Это не помешает мне за него выпить, – сказал Питер, опустошив стакан с проворством, которое могло быть истолковано как одобрение напитка, однако Гарриет подозревала, что он просто не хочет долго держать его во рту. – Позвольте, я налью вам?
– Как мило с вашей стороны! – воскликнула мисс Твиттертон. – Сейчас, конечно, довольно поздно, но я ведь не могу не выпить за ваше семейное счастье, правда? Не очень много, пожалуйста, лорд Питер. Наш дорогой викарий всегда говорит, что мое пастернаковое вино совсем не такое безобидное, как кажется… Господи! Но вы ведь выпьете еще капельку? У джентльмена голова всегда крепче, чем у дамы.
– Большое спасибо, – кротко сказал Питер, – но не забывайте, что я должен отвезти свою жену обратно в Пэгглхэм.
– Я уверена, что еще стаканчик ничему не помешает. Ладно, полстаканчика – вот и хорошо! И конечно, вам нужны ключи. Я сейчас же поднимусь за ними – я знаю, что мне не следует задерживать вас. Я отлучусь на минутку, леди Питер, так что съешьте, пожалуйста, еще кусок пирога, это домашний, я все пеку для себя, и для дяди тоже… Не представляю, что это на него нашло!