Пока служанка в сопровождении молчаливого стражника выкатывала столик с остатками завтрака, вся компания – альсор, наемник, Видящая и горничная – окружила нюхачку и ее находку.
– С точки зрения банальной эрудиции, она что-то важное нашла. Вот только говорить не умеет и не расскажет… – Ника нахмурилась, пытаясь сообразить, почему насторожилась Шотар. Нельзя сказать, чтобы девушке не нравились детективы, иной раз, под настроение, она почитывала их вместо фантастики, но почти никогда не угадывала убийцу и не подмечала улик.
– Тебе еще нужна прислуга? – спросил Пепел, кинув нечитаемый взгляд на кареглазую служанку.
– Ила теперь моя горничная. Кроме того, сегодня мы вместе едва не отведали отравленной каши. Думаю, она имеет право знать или… – Ника тяжело вздохнула и твердо закончила: – Отказаться от места и уйти, если посчитает, что быть рядом опасно.
– Я остаюсь! – без колебаний заверила терронку Ила и пожала ее холодные пальцы.
Вероника ответила радостной улыбкой. Терять ту, которая так быстро успела стать почти подругой, не хотелось.
Пепел кивнул и больше вопроса о выдворении посторонних особ женского пола не поднимал. Куда больше его заботила находка Шотар.
– Похоже на разбитую бусину. Такие артефакты используют для хранения заклятий, дарованных Владычицей, – предположил Эльсор.
Собачка, будто поощряя догадливость мужчины, тихонько взвизгнула и энергично тряхнула ушами. Тот продолжил рассуждения:
– Значит, так и есть. Чья? Кто-то из братьев обронил?
На сей раз тональность тявканья была иной, и Пепел перевел:
– Нет.
– Высокородный лоан, – несмело обратилась к альсору Ила, – мне кажется, я видела бусину подобной расцветки у сенешаля Торжена.
– Кажется или видела? – обманчиво спокойно уточнил Эльсор. Вот только за спиной у него вновь расплескался серый плащ крыльев.
– Вчера, когда сенешаль изъявлял неудовольствие моей оплошностью с доставкой ужина лоане Веронике, я смотрела на него сбоку. У него очень неприятный взгляд, и выражение такое брезгливое было, вот я и смотрела не в лицо, а вбок, и ухо очень четко видела. – Щеки Илы стали ярко-розовыми от смущения, но она продолжала говорить, глядя в глаза альсора: – У него интересная серьга висела. Кольцо с ниточками бусин. Среди них у самой мочки Торжена, на последней низке как раз такая, красно-зеленая, была.
– Тяв! – вставила Шотар, уверенно подтверждая вывод наблюдательной девушки. И даже те, кто никогда не переводил с собачьего, поняли: нюхачка подтверждает принадлежность частицы украшения беглому сенешалю-отравителю.
Ника протянула растерянно:
– Эта штучка тоже отравлена?
– Вряд ли, – задумчиво проронил Пепел, перебирая варианты один другого неприятнее. Зловещий, очень тихий (уж лучше бы они трещали, как погремушки) шелест плаща из крыльев за спиной лишь сильнее нагнетал обстановку.
Дарет тряхнул головой, будто отгоняя сомнения, и тоже вступил в разговор:
– У отца в кабинете висит портрет Владыки. Мой батя очень уважал твоего деда, альсор. Хвастать не буду, друзьями они не были, но старик у Лиаганда доверием пользовался, картину опять же сам Владыка преподнес, когда отец в одной переделке отличился, вместе с тем имением, где она и поныне висит. Так я к чему… – Наемник почесал ухо и выпалил: – Я мальцом играл там, на полу, и на картину частенько поглядывал да гадал, чего ж такое сквозь волосы у мужика на стенке посверкивает красно-зеленое, вот точь-в-точь такого оттенка.
– Парный комплект. Знаю о таком. – И альсор резко замолчал, закусив губу.
– Ты чего недоговариваешь? – потребовала ответа Вероника.
За два дня резкого вторжения сказки в ее обычную жизнь писательница успела с лихвой хлебнуть чудес и устать от нападений, нападок разных незнакомых личностей и собственной слабости так, что впору в отпуск проситься. Да только кто ж его даст и куда ехать? И так от дома да от родных судьба закинула дальше некуда. Как-то там Викушка в больнице? Поправляется? Как мама? Беспокоится ли о старшей дочке или ей сейчас вообще не до этого? В глаза опять попала какая-то соринка, и они опасно заблестели.
Эльсор так же чутко, как малышка Шотар, на настроение Видящей не реагировал, но и он почувствовал грусть девушки. Пожалуй, сейчас было не лучшее время хранить версии в тайне. Пусть лучше Ника думает о делах, а не печалится о покинутой родине.
– Скорее всего, на бусинах было заклятие единства. Такое использовалось раньше, во времена деда, для вызова особо приближенных слуг, и, думаю, после смерти Владыки Торжен сохранил у себя обе части двойного артефакта.
– Мм? – нахмурила брови Ника, будто что-то припоминала или соображала.
– Торжен мог слышать все, о чем вы говорили в комнате, до тех пор пока подброшенная бусина оставалась цела, – объяснил Пепел.
Все, кроме Шотар, исполнившей свой долг нюхачки и ныне восседающей у находки с неповторимым выражением достоинства на мордахе, помрачнели.
– Ника, вчера и сегодня вы упоминали в разговорах о твоем даре? – без надежды на отрицательный ответ уточнил альсор.
– Да-а, – виновато вздохнула девушка, – раз или два, мельком.
– Плохо, – тяжело уронил мужчина. – Любая информация – оружие, в руках врага особо опасное, тем более такая информация. Кто знает, что он слышал и кому успел рассказать.
– У вас будут неприятности? – встревожилась Ника.
– У нас? – Пепел коротко, невесело рассмеялся. – Вряд ли, мы – альсоры, сила мечей у магического престола. Торжен заплатит за все!
– Заплатил. Уже, – проинформировал собрание Инзор, вошедший в покои Вероники. Альсор был не менее задумчив и мрачен, чем брат. Злости и раздражения, правда, в нем не чувствовалось, во всяком случае, такого, чтобы искрить и замыкать магическую проводку. – Труп найден в проулке неподалеку от дворца.
– Причина смерти известна?
– Остановка сердца. – Альсор почесал бровь. – Сомневаюсь, что Торжен скончался от мук совести. Скорей уж какой-то яд.
– Скорей? Ты не выяснил? – почти поразился Пепел.
– На трупе был плащ из ткани с пропиткой из сушицы. Запах не отследить, магических следов не обнаружить, – выдал еще одну тайну следствия Искра, обменявшись с братом короткими взглядами и получив от него едва заметный кивок – знак того, что до определенной степени Эльсор доверяет всем присутствующим.
– В город ни ногой, – мрачно велел Пепел, обращаясь к Нике.
– У Торжена могли быть сообщники, устранившие сенешаля, – смягчая категоричное заявление брата, согласился Инзор.
Возмущение от резкого приказа после слов Инзора немного поугасло, хотя Веронике все равно казалось диким, что кто-то может напасть на нее в центре столицы, средь бела дня, буквально ни с того ни с сего, из-за каких-то слов умершего или убитого мерзавца. Сожалений при мысли о том, что больше никогда не увидит неприятного толстяка, Ника не испытывала, почему-то в душе жила совершенно четкая уверенность: тот получил по заслугам, может быть, даже меньше заслуженного. Торжен был не просто неприятным в общении человеком, он и натворил много плохого, о чем даже думать не хотелось, как не хотелось бы копаться в выгребной яме.