Убийца на экспорт. Охота за русской мафией - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Тополь cтр.№ 3

– Фули ты стоишь? – нетерпеливо сказал Натан. – Пошел!

«Интересно, сколько он имеет за каждое такое дело и сколько перепадает в Москву моим полковникам? – подумал Николай. – Десять кусков? Двадцать? Не меньше, конечно, – за меньшее они бы не стали мараться». Но грамотно все, продуманно, чисто: утром вместо белого «бьюика» Натана на стоянке перед мотелем был этот грузовичок с садовым инструментом и с ключами в замке зажигания. А через сорок минут Натан помчит его в аэропорт и – гуд бай, Америка! Если на месте убийства окажется какой-нибудь свидетель или останутся отпечатки его пальцев – человека с его приметами нет ни в одной картотеке мира, даже московской.

– Ну-у!!! – хрипло и уже с угрозой повторил Натан и сунул руку под свитер.

– А кто эта баба? Русская? – расслабленно спросил Николай, игнорируя этот жест. И правда, может, его прислали из Москвы по заказу нью-йоркской русской мафии для внутренней, русской разборки?

– А тебе-то что? – вспылил Натан. – Фули ты время тянешь?

– У меня же сорок мин. – Николай усмехнулся. – Мы за сорок минут дворец Амина взяли. Так русская она?

– Нет! Не русская! Иди уже! Или на нерусскую у тебя не встанет?

Николай невольно рассмеялся:

– Шутник ты, Натан! Ну, шутник!.. – И расслабленной походкой направился к каменной арке.

Он родился в 1950 году в северной республике Коми, в зоне, в больнице женской колонии. Он не знал ни своего отца, ни матери, которая от него отказалась, и до пяти лет не видел ни одной детской игрушки. Вместо материнского лица над его записанным матрацем всегда была решетка окна, а за окном – сторожевая вышка охраны. В четыре года он еще не говорил, но зато уже хорошо знал значение всех матерных слов, которые вольные дети усваивают только к тринадцати. Он не должен был выжить, но он выжил потому, что ему разрешали целыми днями рыться на помойке у лагерной кухни – там он обсасывал рыбьи кости и жевал картофельные очистки. В пять лет его впервые вывезли из зоны, но не на свободу, а в «вольный» детдом. Так подросшего волчонка переводят из одного питомника в другой. Здесь от воспитателей, которые открыто уносили из детдома все продукты, положенные детям, он впервые услышал рифмованное слово. Но не «В лесу родилась елочка», а «Комсомольцы просят мяса, пионеры – молока. А Сталин им отвечает: хуй сломался у быка!» Чтобы выжить, он и другие детдомовцы по ночам опустошали соседние колхозные дворы – воровали кур, гусей, поросят и съедали их наспех – сырыми, теплыми, с кровью. Так к девяти годам в нем сложился характер насильника и убийцы, а в 12 лет за эти «хищения социалистического имущества» он опять попал в зону. И оттуда – в семнадцать – в школу КГБ, который, оказывается, именно по этим признакам «врожденного убийцы» выделил его среди других подростков и приспособил к делу: в шестидесятые годы в стране началось диссидентское движение, и Исполнительному отделу КГБ срочно понадобились кадры для его ликвидации. А потому, окончив школу ГБ, Николай избивал и «мочил» диссидентов, сионистов, крымских татар, адвентистов седьмого дня и самиздатчиков. Потом были Кабул, московская Олимпиада, Вильнюс, Приднестровье и «переквалификация» в борцы с рэкетом. Но к сорока годам волчья жизнь обрыдла ему, стала давить, как удавка, и даже месть этим фраерам за их иные, семейные, жизни уже не приносила ему ни кайфа, ни успокоения.

И теперь он уходил от всего этого. Сегодня, сейчас судьба давала ему редкий шанс разом вырваться из тех особых пут криминального и гэбэшного мира, которыми он был связан с рождения и распутать которые может в России только смерть от ножа или пули. Он вошел под каменную арку американского рая в Скарсдейле и почти вслух засмеялся. О да, товарищи московские полковники! Он не упустит этого шанса – ни за два куска зеленых, ни за десять! Сейчас он обогнет этот плавательный бассейн, пересечет этот двор-парк, потом – соседский, потом выйдет на какую-нибудь улицу и пойдет куда глаза глядят – в новую жизнь, американскую! В конце концов, у него есть руки и он неплохой механик, он проживет. И хрен с ними, с документами и деньгами, даже из-за них не стоит начинать новую жизнь с мокрого дела. Он скажет в полиции, что его обокрали. Ага! Его обокрали! Это смешно…

Угрожающий собачий рык и взлай заставили его отпрянуть от кустов, изгородью отделявших этот двор от соседнего. Там, за кустами, две черные оскаленные псиные пасти с белыми клыками и красными от злобы глазами роняли слюни в ожидании его крови и мяса.

– Мать вашу! – сказал он им, повернул в другую сторону и тут увидел Ее.

Она – пожилая блондинка с тростью во вздрагивающей руке – вышла из оранжереи, приветливо говоря ему что-то по-английски. Николай не понял, конечно, ни слова, но попробовал знаками объяснить ей, что хочет только пройти через ее двор на соседнюю улицу. Она закивала, как будто поняла, а потом жестами стала зазывать его в оранжерею. Он в растерянности огляделся. За живым забором из кустарника продолжали рычать два черных дога, за воротами наверняка торчит этот Натан, а тут – эта баба. Честно говоря, она понравилась ему с первого взгляда – приветливая и еще совсем не старая леди, первая американка, которую он увидел в своей жизни. Стройная фигура, длинная юбка в обтяжку, попка – просто класс, и грудка торчит под мужской рубашкой. И на руках белые перчатки, перепачканные землей. За что они хотят ее убить?

Между тем американка вошла в свою оранжерею и обернулась, снова зазывая его следовать за ней. Он последовал.

В оранжерее, увешанной горшками с какими-то вьюнами и цветами, было тепло, даже жарко. Женщина подошла к длинному столу с ящичками рассады, сдвинула пару, и Николай увидел телефон.

– Please, – сказала она Николаю. – You can call your mechanic.

Это до него дошло. Она думает, что у него испортилась машина, и предлагает ему позвонить механику.

– No, – сказал он чуть ли не единственное английское слово, которое знал. И перешел на русский, стал говорить, что ее хотят убить, но он не знает за что. Может, это ее муж хочет от нее избавиться? Он видел такое в кино. Ведь у нее «паркинсон», а у него, наверно, молодая баба. Вот он и заказал замочить ее. – Ponimaesh? Kh-h-h! – И Николай для наглядности выразительно чирканул себя ладонью по горлу, а потом ткнул в американку пальцем. Мол, тебя – к-х-х!

– Муж, наверно! Понимаешь? Кто же еще?

Но женщина ни черта не понимала, только внимательно смотрела на него своими зелеными глазами, а потом спросила:

– You are not going to kill me, are you? Would you take money?

Это слово он знал. «Мани» ему не помешают. Тем более что он их заработал, честно предупредив ее о смертельной опасности.

– Мани – о’кей! – сказал он. – О’кей мани!

Женщина открыла ящик стола, но вытащила из него не деньги, а пистолет. И направила его на Николая.

– Fuck me first, – сказала она. – Do you underst…

Но договорить она не успела, конечно. Потому что Николай был с семнадцати лет выдрессирован реагировать на пистолет не думая.