Австро-Венгерская империя - читать онлайн книгу. Автор: Ярослав Шимов cтр.№ 94

«Как я любил эту женщину!» — вырвалось у Франца Иосифа вскоре после получения страшного известия. В целом, однако, привычная сдержанность, принимаемая многими за холодность, не изменила императору. Через три дня после смерти Елизаветы Мария Валерия писала в дневнике об отце: «Все это время он работает как обычно и сам распоряжается обо всем, что должно быть сделано в соответствии с [траурным] церемониалом». Франц Иосиф с его застегнутой на все пуговицы душой не смел открыто выражать свое горе и не желал сочувственных слов даже от самых близких людей. Да при габсбургском дворе и не принято было открыто проявлять свои чувства. «Вижу, как он страдает, но бессильно стою перед этой болью, не имея никаких средств облегчить ее, кроме старых традиционных шаблонов...» — сокрушалась Мария Валерия. Монарх во Франце Иосифе не победил, а лишь подавил человека. Но человек отомстил монарху — Щекой и одиночеством.

Еще при жизни императрица Елизавета стала фигурой почти мифической. После ее смерти «миф Сиси» расцвел пышным цветом стараниями самых разных людей — от мадьярских политиков, чтивших в Елизавете свою покровительницу, до противников габсбургской власти, приписывавших ей чуть ли не революционные настроения, и бульварных романистов, видевших в «романтической императрице» неисчерпаемый источник своего сомнительного вдохновения. До сих пор на могиле Сиси в склепе венской церкви капуцинов множество венков (большинство украшено лентами венгерских национальных цветов). Однако эти почести воздаются «мифу Сиси», прекрасной даме со знаменитого портрета Винтерхальтера, а не реальной исторической фигуре — одинокой, несчастной, одаренной, но неуравновешенной женщине, которая так и не сумела стать ни хорошей женой, ни доброй матерью, ни настоящей императрицей. Зато ей удалось превратиться в символ эпохи, живое знамение приближающегося заката государства Габсбургов и всей старой Европы. «Fin de siecle дунайской монархии нашел свое воплощение в Елизавете, не желавшей жить как императрица» (Hamann В. Alzbeta: Cisarovna proti sve vuli. Praha, 1997. S. 488).

VIII. Закат (1898-1914)

ОПОРЫ ТРОНА И ПОДРЫВАТЕЛИ УСТОЕВ

«Стоящая армия солдат и сидящая армия чиновников» — таковы были традиционные опоры власти австрийского дома. Бури нового века до основания сотрясали каждую из них.

Армия оставалась «любимой игрушкой» монарха. В одном из манифестов Франц Иосиф провозглашал: «Моя армия останется такой, какая есть — общей и единой. Верные своей присяге, мои вооруженные силы пойдут дальше по пути безукоризненного исполнения своих обязанностей, проникнутые духом единства и гармонии, который чтит особенности каждого народа, но уничтожает всякие различия — тем, что использует преимущества каждой отдельной нации во имя общего успеха». Благие пожелания императора — или, скорее, его вера в то, что так было, есть, должно быть и будет — вступали в противоречие с реальностью. Армия постепенно утрачивала то самое единство, которое позволило ей спасти монархию в годы революции 1848—1849 гг. и которое, по убеждению эрцгерцога Альбрехта, было гарантией сохранения власти Габсбургов.

Этнический состав императорских и королевских вооруженных сил становился все более пестрым, что было неудивительно, учитывая многонациональный характер государства. На рубеже XIX—XX вв. из насчитывавшихся в армии 102 пехотных полков 35 были славянскими, 12 — немецкими, 12 — венгерскими и 3 — румынскими, остальные — смешанного состава. В качестве отдельных видов сухопутных войск существовали австрийские (ландвер) и венгерские (гонведы) внутренние войска, а также ополчение — ландштурм, призывавшийся в случае всеобщей мобилизации. К началу XX столетия 29% личного состава армии составляли немцы, 18 — венгры, 15 — чехи, 10 — южные славяне (сербы, хорваты и словенцы), 9 — поляки, 8 — русины (украинцы), по 5 — словаки и румыны и 1% — итальянцы. Но среди офицеров это соотношение было иным: здесь явно доминировали немцы и венгры, из славянских народов были представлены главным образом хорваты, поляки и чехи, но почти не было сербов, румын, словаков и украинцев.

В императорской и королевской армии существовали своего рода «предохранители» против трений между представителями отдельных народов монархии. Так, если в каком-то полку представители той или иной национальности составляли свыше 20% военнослужащих, их язык признавался полковым языком, знание которого (на уровне, необходимом для Нормального несения службы) являлось обязательным для Всех офицеров и унтер-офицеров данной части. Командным языком при этом (для всех родов войск, кроме венгерских Гонведов) был немецкий, и каждый солдат, не говоря об офицерском составе, должен был знать на этом языке хотя бы Набор основных команд и военных терминов. Немецкий являлся также служебным языком армии, т. е. на нем велась переписка между армейскими структурами, им пользовались военные суды, тыловые и хозяйственные службы и т.д. «Многонациональная армия была изначально создана как организм наднациональный, и, несмотря на ее внешнюю «немецкость», какие-либо проявления национализма в ней не должны были иметь места. Главным сторонником и защитником этого принципа был император» (Sedivj I. Cesi, ceske zeme a veiled valka. Praha, 2001. S. 65).

По-настоящему влиять на боевые качества армии межнациональные противоречия стали лишь в последние годы мировой войны. Тем не менее уже раньше начался тревожный процесс: вооруженные силы понемногу лишались той монолитности, на которую надеялся Франц Иосиф. Этому способствовала и демократизация офицерского корпуса: в дуалистической монархии, особенно в Цислейтании, аристократия постепенно утрачивала ведущие позиции в государственном аппарате. Так, в 1880—1910 гг. доля майоров императорской и королевской армии, имевших дворянский титул, снизилась с 37,7% до 18,2%, подполковников — с 38,7% до 26,8%, полковников — с 46,7% до 27%. Если в 1859 г. носителями дворянских титулов были 90% австрийского генералитета, то к концу Первой мировой войны — лишь каждый четвертый генерал (См.: Beak I. Beyond Nationalism. A Social and Political History of the Habsburg Officer Corps 1848—1918. New York — Oxford, 1992. P. 163). Хотя большинство военных оставались вполне лояльными подданными императора (поручик Лукаш из «Похождений бравого солдата Швейка» в этом смысле — вполне типичный австрийский офицер), националистические настроения мало-помалу проникали и в офицерскую среду. Особенно ярко это проявилось после 1914 г., когда в результате всеобщей мобилизации и массовой гибели кадровых военных на фронте все большую часть офицерского корпуса стали составлять резервисты — призванные в армию вчерашние учителя, врачи, лавочники, адвокаты, студенты и т. д. К 1 октября 1918 г. из 188 тыс. австрийских и венгерских офицеров только 35 тыс. были кадровыми военными (Beak, 194).

Офицер в дунайской монархии был весьма уважаемой персоной. Начиная с 70-х гг. XIX в. любой (!) кадровый военный в

чине от лейтенанта и выше мог, например, свободно появляться при дворе. Офицеры получали неплохое жалованье, хотя с течением времени их материальное положение несколько ухудшилось. Единство армии и династии укреплялось и тем, что практически всех молодых эрцгерцогов ждала военная карьера, причем нередко речь шла о службе в полках, весьма отдаленных от «центров цивилизации». Так, эрцгерцог Карл, будущий последний император, служил в небольшом чешском городке Стара-Болеслав, а затем — в совсем уж захолустной Коломне в Восточной Галиции. Тем не менее на членов императорской семьи распространялись несколько иные правила несения воинской службы, чем на простых смертных: их карьера чаще всего была куда более гладкой, да и спрашивать с родственников самого государя по всей строгости их командиры решались далеко не всегда. В результате среди мужской половины дома Габсбургов накануне Первой мировой было несколько десятков фельдмаршалов, генералов и полковников, но очень немногие из них проявили сколько-нибудь заметные полководческие дарования, а деятельность некоторых — например, генерал-фельдмаршала эрцгерцога Фридриха, назначенного во время войны главнокомандующим вооруженными силами монархии, — как мы увидим, даже повредила интересам государства и армии (см. раздел IX, главы «На фронтах» и «В тылу»).