Год Людоеда. Игры олигархов - читать онлайн книгу. Автор: Петр Кожевников cтр.№ 54

— В последнее время, наверное, никак. Когда-то мне его очень не хватало: я просто грезил быть рядом с отцом, чтобы он мне о чем-то таком очень серьезном рассказывал, чему-то полезному обучал, да нет, — чего там, — просто иногда был рядом. — Молодой человек достал жвачку и протянул Офелии. — Отравимся?

— Спасибо. — Девушка взяла одну дольку и стала разворачивать серебристую фольгу. — Ты извини, что я спрашиваю, — он что, живет отдельно от вас, да?

— Да. Но это не самая интересная тема для сегодняшнего вечера, правда? — Геродот развернул жвачку и отправил в рот. — Смотри-ка, они уже начинают. Я ставлю на Ерему, а ты?

После команды Волосова начать бой Таран ринулся на Ерему, очевидно намереваясь смести того с ринга, выбросить за канаты, одним словом, резко победить. Уздечкин прикинулся, что принимает атаку и готов схватиться с превосходящим по весу и опыту противником на предложенных условиях, то есть захватить Димона за шею и плечо, локоть или талию и так, используя силу и гибкость, провести бросок. Но как только Таран обжег вспотевшее тело Уздечкина своим железным захватом, Ерема перекрыл руки нападавшего своими, обеспечил себе упор из левой ноги, а правую резко устремил вверх, сгибая ее в момент подъема, и сосредоточил всю силу в колене.

Когда Ерема нанес удар, он еще не оценил ни точности, ни силы удара, но почувствовал, что в действиях противника возникла пауза, в течение которой, казалось, Таран либо обдумывает свои дальнейшие действия, либо просто отдыхает. Но Димон внезапно замер, а потом обмяк и стал ускользать из рук Уздечкина куда-то в сторону.

Еремей принял движение Тарана за маневр, но отпустил его, решив» что успеет отскочить и собраться перед следующей, возможно более свирепой, атакой. Димон же медленно и как-то сонно отступил на несколько шагов назад. Уздечкин подумал, что противник рассержен и пытается погасить свой чрезмерный гнев, но Таран застыл на короткое время на месте, слегка покачиваясь, и, словно еще не был в точности уверен в своих дальнейших действиях, резко, словно отрабатывал страховку, рухнул навзничь.

— Э-э-э! Что там у нас произошло? — раздался удивленный голос Нашатыря. — Да-да-да! Наш юный друг отправил, если я не ошибаюсь, превосходящего противника в глубокий нокаут. Что же нам скажут на это наши почтенные судьи?

На экране телевизора возникло с виду безжизненное лицо пожилого мужчины. Оно имело цвет выгоревшей милицейской шинели. На разных его участках виднелись всевозможные неровности и наросты, а лоб венчала блестящая шишка величиной с хорошую сливу. По ракурсу лица было понятно, что мужчина скорее всего лежит. Его глаза были открыты, но зрачки не двигались, а веки не мигали. Взгляд заиндевел на какой-то одному лежащему известной точке.

«Выразительное лицо этого человека, наверное, уже знакомо нашим телезрителям: два дня назад этот господин, будучи еще в прекрасном расположении духа и если не в добром, то в относительном здравии, делился с нами тяготами своей болезни под коротким и безрадостным названием СПИД. Сегодня этот человек признан безнадежным. Теперь его дни действительно сочтены. Но причина его обреченности кроется не в ВИЧ-инфекции. Позавчера Виктор Казимирович Сучетоков был обнаружен на лестничной площадке возле своей квартиры».

Голос Лолиты Руссо был, как всегда, звонок и вызывающ. Бесстрастное лицо Виктора Сучетокова сменили сумбурные кадры оперативной видеосъемки: можно было различить движение камеры вокруг тела, над которым склонились несколько человек. Камера привела зрителей в квартиру, где на фоне крупной фотографии элегантного самовлюбленного мужчины стоял растерянный мальчик лет двенадцати и затравленно смотрел поверх камеры своими большими зелеными глазами.

«Сучетоков находится сейчас в сознании: он воспринимает окружающий мир всеми чувствами, но не в состоянии двигаться и, по прогнозу врачей, способен прожить не более одной недели. Что произошло с пострадавшим, широко известным в определенных кругах нашего демократического общества под кличками Носорог и Сучок, медики пока не знают. Оказать же какую-нибудь реальную помощь этому человеку, на которого уже возбуждено уголовное дело по нескольким статьям Уголовного кодекса Российской Федерации, в частности, за содержание притона несовершеннолетних и распространение ВИЧ-инфекции, врачи пока также бессильны».

Люди, смотрящие в это время на вновь заполнившее телевизионный экран неподвижное лицо Сучетокова, в своем подавляющем большинстве уже давно привыкли к пропитавшему весь мир насилию и не испытывали к этому обреченному мужчине никаких острых чувств. Для них все это представляло своеобразное развлечение, причем не очень серьезное, не очень опасное, то, которое они уже почти не связывали с реальной жизнью, с реальной опасностью для себя и своих близких, которых, как это ни казалось им самим странным, в последнее время они тоже не воспринимали достаточно реальными людьми. А сочувствовать кому-то абстрактному, кто, может быть, каким-то образом, согласно современным теориям, даже притянул к себе, словно громоотвод молнию, беду и даже гибель, — нет, это оказывалось слишком сложно!

— Я бы еще приписал красивыми буквами: «Спящая царевна» — идеальное средство от носорогов!» — обронил тот, кого знали в криминальном мире под кличкой Скунс, и тот, чей изощренный прием обрек знаменитого педофила на необратимое угасание. Он пил утренний кофе, просматривал в Интернете свою почту и мельком удостоил неподвижные глаза Виктора Казимировича быстрым взглядом профессионального убийцы. Балуя свой давно уже списанный специалистами желудок зефиром в шоколаде, Скунс пропел казенным голосом: — Полученный гонорар переведен на организацию и содержание приюта «Окоем»…

— Вот случай-то любопытный: видит, слышит, боль, поди, чувствует, и это, как ни крути, для меня, как для специалиста, — главное, а шевельнуться не может, — с восторгом следил за камерой, исследующей кожный покров распадающегося организма, тот, кого в этом городе прозвали Людоедом Питерским. — Интересно было бы узнать, в какой больничке этого зомби пригрели? Нам бы там с тобой, Витюня, как-то повстречаться, что ли? Не то чтобы у нас было много общего, а так, с чисто научной точки зрения. А вдруг ты у меня зашевелишься? Какое это будет чудо света? Самое обидное, милок, что меня за это ни к какой награде не приставят. Да, к сожалению, не все и не всё понимают! — Лю засмеялся и потянулся к городскому адресному справочнику.

— Эх, Витька, мудак, пожил бы еще, полюбовался молодежью. Кому ж ты, подонок, дорогу пересек? И как изощренно расправились! Шутка ли — живой труп! — Знаменитая защитница прав несовершеннолетних Ангелина Германовна Шмель с тревогой узнавала знакомое лицо, которое отныне уже никогда не состроит ей «фирменную» сучетоковскую гримасу, не промямлит своими мясистыми безвольными губами: «Ангелок, я еще смогу от тебя забеременеть?» Ангелина пристально всмотрелась в экран, словно во всем происходящем могла быть какая-то неточность. — Теперь моя очередь, что ли? А что я теряю? Что у меня осталось? Встретимся мы с тобой, Казимирович, в аду, там ты мне и расскажешь, кто тебя так приласкал на пороге собственной хаты.